Страница 3 из 22
– Не надо, Жанна. Когда не уверена, лучше не делать, иначе точно не получится.
Она недолго о чем-то размышляла, а потом, словно стряхнув с себя оцепенение, засмеялась, как прежде.
– Я знаю, что тебе нужно! Давай завтра с утра пойдем к Дереву Фей, и я научу тебя слушать по-другому. Это очень легко, вот увидишь! И обязательно получится!
– Ну.., если ты думаешь, что так лучше… Давай.
Жанна протянула руку Клод и благодарно её сжала.
С юной беззаботностью они уже через минуту обо всем забыли за весёлой болтовней. Итак, болтая, вернулись в замок. Там, без конца переглядываясь и подхихикивая, выслушали от отца Мигеля целую лекцию о недопустимости легкомысленного поведения. А наутро снова сбежали. И не успело ещё солнце, как следует подняться над горизонтом, обе уже стояли перед Деревом Фей.
– Нужно пройти дальше, на поляну, – сказала Клод. – Там есть одно место, где земля совсем ровная, а трава летом такая высокая, что когда её приминаешь, получается настоящее ложе. Но сейчас она ещё не выросла как надо, поэтому я взяла два холста, чтобы подстелить.
– А дерево? – спросила Жанна, которая была уверена, что именно Дерево Фей с ней заговорит.
– Нет, нет, это потом…
Клод вывела Жанну на ровную полянку, где девушки обычно собирали цветы, расстелила чистую мешковину, сбросила деревянные сабо и, подобрав юбки, легла и вытянулась в струнку.
– Ложись так же, – велела она Жанне. – Закрой глаза, постарайся совсем успокоиться… Нужно, чтобы стало легко-легко…
Жанна тоже сбросила башмаки, расстегнула жёсткий пояс на мальчишечьем камзоле и легла на спину возле Клод.
– Что теперь?
– Теперь ни о чём не думай.
– Я так засну.
– Нет. Сначала будет всё отвлекать, но ты представь, будто твои глаза обернулись и смотрят внутрь тебя. Так легче почувствовать, что снизу, из земли, как пар, поднимается дыхание всего, скрытого в ней, а сверху, с неба, спускается поток ослепительно белого света…
– И, что потом?
– Не знаю… Когда свет неба и дыхание земли смешиваются в человеке, каждый видит своё.
Девочки замолчали.
Звуки зарождающегося лета окружили их, усиливаясь и сплетаясь в одну общую гармонию. И бесконечно долго лежали они в траве, сделавшись вдруг чем-то неуловимо похожими. Светлые пряди, выбившиеся из кос одной, отливали таким же золотом, как и коротко стриженые волосы другой. Нежный цвет девичьих лиц делал совершенно неразличимыми форму носа и подбородка, контур губ и изгиб бровей. Это были уже лица, озаренные одними и теми же переживаниями, переполненные счастьем и покоем, каких не познать в череде обычных дел и забот, искажающих изначальную гармонию. И, если бы кто-нибудь смог сейчас увидеть этих двух девочек, он бы сказал, что они сёстры… Или даже, что это одна девочка, разделённая на две ипостаси. И они не просто лежат на земле, спящими, на первый взгляд, телами, а плывут в реке Времени, вместе со всем этим миром, повинуясь его тайной, величавой жизни. И они никогда уже не смогут быть просто девочками. Потому что с такими лицами, где сплелись воедино Разум, Душа и сама юная Жизнь, нельзя просто дышать и делать какие-то обычные, привычные дела, отдавая только им и силы, и время…
Внезапно в лесу громко вскрикнула птица, и Клод первая открыла глаза.
Ровно секунду в них ещё дрожал отблеск того света, который виделся ей изнутри, а потом пелена реальности вернула им прежнее состояние.
– Как хорошо.., – тихо вздохнула рядом Жанна.
– Да…
Обеим казалось, что все звуки этого мира, только что звучавшие в определённой, дышащей вместе с ними гармонии, медленно стихают, снова распадаясь на привычный щебет птиц, шелест деревьев, стрекотание кузнечиков…
– Я летала.., – все ещё расслабленно и еле слышно выговорила Жанна. – Летала, как ангел.., бесконечно далеко, сквозь облака, и никак не могла удержать этот полёт… Появлялись какие-то лица. Очень чёткие, но совершенно незнакомые. Они возникали на мгновение и тут же исчезали. И их я тоже не могла удержать… А потом… Я словно попала в струю света, в которой капли сверкали, как алмазы, и летели вверх и вверх… И я тоже летела за ними, но свет был так высок…
– Я знаю…
– Ты тоже это видела?
– Иногда.
– И тоже летала?
Клод медленно села. Она все ещё улыбалась чему-то внутри себя.
– Я часто летаю. Но сегодня было что-то особенное. Я видела себя лепестком большого розового цветка… Хотя, может быть, он и не был таким уж большим, но мне казался огромным… Я видела соседние лепестки, чувствовала, какие мы крепкие, свежие, пропитанные солнцем… А ещё я чувствовала все, что происходит внутри меня… Не могу этого рассказать – это так неуловимо. Но я действительно была лепестком!
Жанна тоже села.
– Как такое получается, Клод? Почему?
– Потому что все мы раньше были одним целым – деревья, птицы, цветы, и все, все, даже камни… Мы были, как куст, у которого один корень, но много-много отростков. И через корень эти отростки знали друг о друге всё. Потом они выросли, разделились, зажили своей жизнью, но память осталась… Вдруг мы с тобой сейчас что-то вспомнили?
– Не может быть, – прошептала Жанна.
– Почему? Если бы мы никогда не знали обо всём, что живет вокруг так, как не знаем теперь, смогли бы мы догадаться, что колос, растущий из земли, надо срезать в определённое время, высушить, очистить его зерна, смолоть их в муку, а потом добавить туда яйцо курицы, молоко коровы, масло из этого молока и замесить тесто, чтобы получился хлеб? Мы бы не догадались этот колос даже срезать… Вот сейчас, когда я была лепестком, я чувствовала какую-то особую нежность к сердцевине, вокруг которой росла сама, и другие лепестки… Как будто там находилась и самая суть, и предназначение, и главное скрыто совсем не во мне… Ты понимаешь?
Жанна кивнула. Она слушала, раскрыв рот, и не скрывала изумления, когда смогла пробормотать:
– Никогда раньше ни о чём таком не думала…
Почему-то вопрос о том, откуда Клод всё это может знать, не пришёл ей в голову. Это знание казалось таким бесспорным после всего, только что прочувствованного, таким естественным и безусловным, что Жанна, не столько сказала, сколько выдохнула из самой глубины души то, что само собой приходило на ум и было сейчас абсолютно логичным и единственно правильным:
– Клод, а ведь это ты…
– Кто я?
– Ты, та Дева, которую призовёт Господь!
Клод в ужасе замахала руками.
– Ты что?! Ты даже не думай так! Вот уж не ожидала…
– Но почему?! Почему?
– Потому что это не так!
Пытаясь остановить подскочившую Клод, Жанна повернулась на колени и схватила её за край юбки.
– Ты родилась в Лотарингии! С тобой разговаривают деревья! Ты давно умеешь летать так, как я сегодня только попыталась. Ты училась только у старого смешного монаха, а знаешь больше, чем Рене! Тебе дано видеть и слышать такое, чего другим даже не понять… Для чего-то всё это было дано!
– Не знаю! Я не знаю, для чего… Но только не для того, чтобы идти воевать…
Внезапно Клод замерла, словно поражённая какой-то мыслью. Обернувшись на Жанну, она широко раскрыла глаза, потом упала на колени рядом с ней и крепко обняла.
– Господи, я ведь тоже раньше не задумывалась… На какой же страшный путь ты себя обрекла… – Она схватила подругу за руки, притянула их к своим губам и поцеловала. – Не надо было приводить тебя сюда! Но я думала… Я хотела научить… Чтобы ты осознала, что сама по себе и есть чистый ангел, способный лететь к свету… Чтобы не разуверилась… А теперь, когда всё у тебя получилось, и ты понимаешь, что не такая, как все, мне страшно! Там, куда ты пойдёшь не будет света!.. Через войну и зло, через грязь… Там столько грязи, Жанна! Господь не может быть так жесток, чтобы призывать именно тебя!
Скопившиеся в её глазах слезы, наконец, прорвались двумя крупными каплями, извилисто скатившимися по щекам. Клод согнулась почти до земли и горько заплакала.
– Ну, что ты, что ты! – принялась успокаивать её Жанна. – Господь не жесток. Он всегда помогает. Он дал мне Рене, чтобы обучил воинскому делу, и дал тебя, чтобы почувствовать, каково это, лететь к свету. И теперь я знаю, что и для чего было сделано! Без тебя девочка Жанна стала бы просто Девой-воином, но только с тобой я буду уверена, что послана именно Господом, потому что ты научишь меня узнавать, как звучит Его голос. Ты – моя душа, Клод. Ты ей стала сегодня. И отныне, мы должны быть неразлучны, как душа и тело. Понимаешь?