Коварная (ЛП)

У меня заканчивалось терпение.

– Мэрилин, у тебя есть около пятнадцати минут, пока мы не доехали до твоего дома. Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала со мной. Не надейся. Живи с этим дальше.

– Виктория, посмотри на себя. Ты двадцатидевятилетняя красивая женщина, у которой денег больше, чем можно себе представить. Ну да, ты вышла замуж очень молодой. Но всё могло быть куда хуже. Если бы Стюарт не предложил жениться на тебе, всё было бы куда хуже.

Предложил? Предложил жениться на мне или купить меня?

– Неужели, мама? Хуже для кого? Для меня или для тебя? И, кстати, мне двадцать восемь. Да, жди-жди своей награды в номинации «Мать года». Уверена, ты вот-вот её получишь.

– Виктория, выслушай меня. Ты сказала быть откровенной. Это я и пытаюсь делать. Ты послушаешь?

Было что-то незнакомое в её голосе. Я кивнула.

Она подняла голову и начала говорить.

– Я любила твоего отца – твоего биологического отца, как никого другого. – Она перевела взгляд на окно, её голос зазвучал странно. – Наш роман был таким, о каких пишут в книгах. За неимением лучшего слова – пылким. Он был не похож ни на кого из всех моих знакомых. Но мы были из разных семей. Ни мои, ни его родители не одобряли наших отношений.

– Мама, ты и без того часто упоминала о Джонатане. Зачем ещё раз сейчас, на похоронах Стюарта?

Она посмотрела на меня, в её серых глазах была рассеянность.

– Нет, Виктория. Я говорю не о Джонатане. О Карлайле.

Что за хрень? Кто такой этот, мать его, Карлайл? Мои глаза расширились от удивления. Её шокирующие новости когда-нибудь закончатся?  Я была не в состоянии вымолвить ни слова.

Взгляд Мэрилин вновь скользнул к окну, её словно заворожил вид улиц Майами, пока мы проезжали мимо зданий. Наконец, она продолжила:

– Правда, что я никогда не рассказывала тебе об этом. Частично потому что винила тебя за то, что ты разрушила мой брак, но… – Её холодная, как камень, рука коснулась моей, отчего мое тело покрылось мурашками. – …Ещё я не рассказывала тебе об этом, потому что хотела защитить тебя.

– От чего? Не понимаю.

– Мы с Карлайлом были молоды и по уши влюблены друг в друга. То была страстная и взрывоопасная любовь. Не уверена, что пожелала бы кому-то тоже так влюбиться. Теперь, по прошествии времени, могу точно сказать – это было нездорово. Тогда же, это была всепоглощающая любовь. Карлайл был из другого мира. Он сокрушил меня. Помимо воли наших семей, мы тайно поженились. Мои родители перестали со мной разговаривать. Но с его родственниками дело обстояло иначе. Он не хотел прекращать с ними отношения. Он хотел доказать им, что может быть частью семьи, их бизнеса и, одновременно, следовать своему сердцу.

Она перевела дыхание.

– Боже, Виктория, это так тяжело.

Она, что, совсем охренела? Хочет, чтобы я пожалела её?

– И ты хочешь сказать, что этот мужчина, Карлайл, о котором я слышу впервые в жизни, был на похоронах моего мужа?

– Прошу, дай мне сказать то, что я должна.

Я махнула рукой, призывая её продолжать.

– В семье Карлайла правили мужчины. Женщина могла подняться в этой иерархии только, если рожала сыновей. И пожилые женщины, типа бабушки Карлайла, пользовались уважением. Я ей не понравилась. Когда мы пришли к ней и рассказали, что поженились, она заявила, что раз мы не обвенчались в церкви, наш брак не настоящий. Она прокляла наш союз, наших детей. Карлайл был самым старшим сыном. Так что, у него обязательно должен был быть сын, тот, кто впоследствии станет руководить бизнесом. Хотя его бабушка не имела к семейному делу никакого отношения, но она по-прежнему пользовалась почётом. Её проклятием было то, что у нас никогда не будет детей. Поэтому легко представить нашу радость, когда я обнаружила, что беременна. Это было чудом. Когда доктор сказал, что у нас будут близнецы, мы были на седьмом небе от счастья. Карлайл сообщил своим родителям. Но уже тогда, его младший брат был обручён. Если первым сын родился бы у Никколо, бизнес перешёл бы к нему.  Она посмотрела в окно.

– Это была безумная, страшная жизнь. Как ты понимаешь, семейный бизнес был незаконным.

Я кивнула, чтобы она продолжала рассказывать.

Лицо матери потемнело.

– Ты знаешь, что произошло дальше. – Она посмотрела на меня знакомым взглядом.

– Карлайл винил меня.

Её глаза сузились.

– Он винил и тебя, как и я. Когда мы узнали, что наш сын умер, Карлайл увидел, так скажем, возможность для себя порвать со мной, с нами. Это был его шанс начать всё заново. Как я уже говорила, в его мире сыновья имели первостепенное значение.

Уже с более заметной печалью, она продолжила:

– Женщины, которые не рожали своим мужьям сыновей, были бесполезными. Он же был ещё молод. Покинув нас, он получил бы возможность исполнить своё предназначение.

– Это абсурд, – вмешалась я. – Женщина не может выбирать пол ребёнка. И только потому, что мой близнец умер… но ты по-прежнему могла рожать сыновей. У тебя есть двое.

– Пожалуйста, позволь, я продолжу.

Я кивнула.

– Хотя я умоляла его, потому что не могла представить без него жизни, он ушёл от нас. К тому же, после проклятья его бабушки, не было никаких гарантий, что я всё-таки смогу подарить ему сына, которого он так хотел. Он ушёл от нас и аннулировал наш с ним брак. Я словно утратила рассудок. К своему стыду признаюсь, я была готова винить тебя уже в двух смертях – твоего брата и своей собственной. Я была на грани. И только позже я поняла, что именно этого хотела бы его семья – чтобы я умерла, не успев родить тебя. Но, перед тем, как ты родилась, я встретила Джонатана Конвея. Он был достаточно наслышан о семье Карлайла, чтобы понять, что мне нужно срочно уехать. Мы с Джонатаном переехали на север и поженились. Мы оставались там до тех пор, пока не родилась Вэл. Джонатан был хорошим человеком, но, если быть честной по отношению к нему, к себе… я никогда не любила его по-настоящему. Без твоего отца моя жизнь стала пустой. И эту пустоту не мог заполнить никто. Джонатан пытался, однако, чтобы позволить ему это, я вернулась к алкоголю. Чуть меньше года прошло после рождения Вэл, и он ушёл. Он был хорошим человеком, но даже ему было тяжело с пьяной женой и двумя маленькими девочками. Я вернулась во Флориду, чтобы вновь воссоединиться со своей семьёй. Они попробовали убедить меня бросить пить. Она посмотрела на меня, а затем снова отвернулась к окну.

– Я не хотела помощи. Каждый раз, глядя на тебя, я видела Карлайла и думала о том, как всё могло бы быть. После того, как Джонатан развёлся со мной, я опустилась ещё ниже. И это правда.  Моя мать и сёстры заботились о тебе, когда я была не в состоянии.

Слишком много информации. Мне стало дурно, когда я попыталась осмыслить её признание.

– Джонатан Ковней был отцом Вэл, но не моим?

Мать опустила глаза.

– Вэлери не знает. Она думает, что вы обе – его дочери.

Потому что именно это нам всё время говорили.

– Прошу, ничего ей не рассказывай, – взмолилась она. – Джонатан предложил мне сказать моей семье, что он – отец вас обеих.

Мэрилин снова опустила взгляд.

– Он правда старался. Я винила тебя и в том, что наш брак не сложился. То есть, я пила, потому что, чем старше ты становилась, тем больше походила на своего отца. И я продолжала желать, чтобы на месте умершего ребёнка была ты. Чтобы твой брат остался в живых.

Охренеть, мать твою! Прости, что разочаровала. Видимо, не осознавая, какую боль мне причинили её слова, Мэрилин продолжила:

– К тому же, мы уже всем солгали о тебе. Бессмысленно это отрицать. Мы говорили всем, что ты умерла – родилась на два месяца раньше срока и не выжила. Мы с Джонатаном зачали тебя в нашу брачную ночь.

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– Виктория, тебе двадцать девять. Твой день рождения не в мае. Он девятого октября, на год раньше. Так что тебе уже исполнилось двадцать девять.

– Зачем? Зачем тебе понадобилось это делать?