Выбор сталкера

Убедившись, что иных ответов на симке не найти, Игорь спрятал телефон в карман и снова зарылся в кучу хлама. После он облазил все комнаты, заглянул под шкафы, столы и диваны, под ванну и за бачок в туалете, но так ничего больше и не нашел.

Закончив с осмотром, Игорь без сил опустился на старый диван в гостиной, облокотился на колени и сплел пальцы рук перед собой. Итак, Сергея похитили. И те парни, Петруччо и его дружок Кнопа, если он верно истолковал сообщение на «симке», имеют к этому самое прямое отношение.

Но только зачем вообще похищать Сергея? Он небогат, да и родственников у него всего двое – брат в Искитиме и отец в Екатеринбурге, ни тот ни другой тоже в списке «Forbes» не числятся, да что там – у обоих и постоянной работы-то нет. Из всех троих Логвиновых – не считая покойной матушки – Сергей был самым толковым. В Зону, подобно брату, не шастал, трудился пять через два и ежемесячно получал довольно скромную, но вполне легальную зарплату.

И тут – на тебе.

Игорь покосился в сторону двери. Замок цел – то ли виртуозная работа отмычкой (что маловероятно), то ли Серега сам их впустил (возможно, знал похитителей).

Выключай ты уже этого внутреннего мента, осадил себя Игорь. Прошло то времечко, в органах ты давно не работаешь. Да и от рассуждений этих никакого толка по большей части: вы с Серегой хоть и созванивались периодически, хоть и захаживали друг к другу иногда, но общего у вас на самом деле не больше, чем у бывших одноклассников.

Но тогда что вообще делать дальше? Вызывать бывших коллег? А смысл? Следы борьбы в коридоре? Так на всех вещах практически – твои же, дорогой мой Офицер, отпечатки. Это ты знаешь, что случилось что-то нехорошее, потому что самолично столкнулся с двумя вооруженными отморозками. Ментам же еще докажи, что тут криминал. И, даже если докажешь, как они помогут брату, который, возможно, к вечеру уже окажется в Зоне? Расскажут о своих предположениях ФСБ? Мол, там у нас человека предположительно в поселок Боровой везут неизвестные злоумышленники, не могли бы вы посодействовать? А фээсбэшники, конечно же, люди в большинстве своем отзывчивые и совестливые, тут же побегут в самое сердце Зоны, дабы спасти одного-единственного пленника, которого, возможно, в указанном месте даже нет. Игорь невольно поморщился – до того нереальным казалось подобное развитие событий. Он немало пожил и потому давно не верил в сказки.

Так что же теперь? Самому идти в Боровой?

Логвинов закусил нижнюю губу.

Во что же ты ввязался, братишка? Почему не рассказал о своих проблемах? И кто те два отморозка, которые ошивались у тебя дома?

Видимо, ответы можно найти только в поселке на окраине Бердска.

Игорь резко встал и устремился к двери.

Мыча под нос услышанный в «Радианте» мотивчик, Смычок брился. Он терпеть не мог этот акт самоистязания, однако колючую щетину – особенно на шее! – любил еще меньше.

В тот самый момент, когда он силился тупым древним станком выбрить подбородок, из комнаты раздался душераздирающий крик. Рука дрогнула, лезвие порезало кожу, царапина стало набухать кровью. Чертыхнувшись, Костя швырнул станок в раковину и, как был, в одних трусах, бросился в комнату.

Вера сидела на кровати и верещала, будто сумасшедшая.

– Что случи… – начал было Смычок, но осекся на полуслове.

Вопрос отпал сам собой. За ночь волосы девочки из русых стали абсолютно седыми. Пятилетняя девочка. Абсолютно седая. Смычок просто дар речи потерял.

– Верочка, солнышко… – Он метнулся к ней на кровать, обнял, прижал к себе и, поглаживая по седой голове, стал успокаивать:

– Ну тише, тише, маленькая… все будет хорошо…

– Папа, что со мной? – сквозь слезы пролепетала Вера. – Я вчера… вчера они такие не были!

– Тише, милая, тише… – бормотал Костя.

Глаза его предательски блестели в лучах утреннего солнца.

Все-таки настигла, добралась и до них проклятая зараза! Когда Вера только родилась, он все ждал. Но она росла на удивление здоровой, и потихоньку тревога стала сходить на нет… получается, рано обрадовался, дуралей. У иных детей давно вышедших на пенсию сталкеров и в двадцать, и в тридцать лет отклонения начинались. Кто-то плотно садился на дорогущие блокаторы, вроде иралиума, а тот, кто победней, мог и за месяц превратиться из человека в нечто, человека даже близко не напоминающее. И Смычок знал: никто не скажет наверняка, сколько в запасе у Веры – неделя или двадцать лет. Ясно лишь, что процесс запущен. И если пустить все на самотек – например, воспользоваться краской для волос и забыть о случившемся, как о страшном сне, – рано или поздно их прелестная дочурка превратится в жуткое порождение Зоны.

В коридоре щелкнул замок, со скрипом открылась входная дверь: это Света вернулась из магазина.

– Всем привет, – пропела она из коридора.

– Привет, – буркнул Костя.

– Привет, мам… – пролепетала Вера.

– И что это вы тут делаете? – поравнявшись с дверным проемом, спросила Света с безмятежной улыбкой.

Однако стоило ей взглянуть на Веру, как от былого веселья не осталось и следа. Пакеты с продуктами выпали из худых рук, по полу в разные стороны покатились апельсины и яблоки.

– Такие дела, – с трудом выдавил Смычок, продолжая гладить дочь.

– Ну вот и аукнулось, Кость, – мрачно сказала Света, даже не глядя на мужа. – Вот и сказались твои прогулки туда…

Смычок и без того сидел как на иголках, а тут едва не взорвался. Если бы не дочка, сидевшая между ними на лавке, наверняка бы сказал жене пару ласковых, но, глядя на седые Верины кудри, лишь проворчал:

– Как будто ты в лучшее не верила…

– Я-то? – Из груди Светы вырвался нервный смешок. – Да я просто жила ради тебя, ради нее… какая в Искитиме надежда?

Дверь кабинета приоткрылась, и наружу выглянула пухлощекая медсестра в явно жмущем ей потасканном халатике.

– Смычковы следующие, – гундосо объявила она и скрылась, не озаботившись даже узнать, тут ли эти самые Смычковы.

– Ну вот и очередь подошла, – почти облегченно сказал Костя.

Поднявшись, он взял дочку за руку и повел к кабинету. Света последовала за ними, сложив руки на груди и нахмурившись.

– Итак, – сказал врач, пожилой мужчина далеко за пятьдесят, морщинистый и сутулый, записав данные юной пациентки, – на что жалуемся?

– А вы сами не видите? – осведомился раздраженный Смычок. – Ей пять лет, а она седая.

– Да уж, тут явно непорядок, – согласился врач, окинув девочку задумчивым взглядом. – Как же так вышло?

– Уснула нормальной, проснулась седой, – нехотя рассказал Костя.

– Интересно… – Доктор записал что-то в толстый журнал, после чего, опираясь на столешницу, поднялся и потопал в соседнюю комнату со словами: – Пойдем со мной, Вера. На минуточку.

Девочка испуганно посмотрела на папу. Тот едва заметно кивнул и прошептал:

– Не бойся, малышка. Все будет хорошо. Это же доктор. Он тебя не обидит.

Вера посмотрела на маму, и та с донельзя фальшивой улыбкой закивала, подтверждая слова отца. Девочка вздохнула, но спорить не стала.

Пропустив девочку вперед, врач закрыл дверь, и Света с Костей остались наедине.

– Как думаешь, ее теперь в карантин поместят? – обеспокоенно спросила жена, нарочно разглядывая плакаты, которыми увешаны были стены кабинета, чтобы только не смотреть Косте в глаза.

– Да не должны еще… наверное, – пожал плечами Смычок.

– И я думаю, что не должны, – тихо отозвалась Света. – Интересно, а если бы мы куда-то переехали, ну, скажем, до ее рождения или, например, сразу после… это что-то изменило бы?

– Сомневаюсь, – честно признался Костя.

– Ирония судьбы какая-то, – покачала головой жена. – В Зону ходишь ты, а болячки – у Веры…

– Свет…

– Я тебя ни в чем не обвиняю, Кость. Но просто… просто как-то несправедливо это, согласись: ребенок к Зоне и близко не подходил, а все равно страдает.

– Ты так удивляешься, как будто сама еще ребенок, – поморщился Смычок. – Если кто-то из родителей в Чернобыле жил, потомство у него может быть как хворое, так и здоровое, это общеизвестный факт. И что? Им теперь вообще детей не иметь? Так же и с Новосибирской Зоной. Ну наведывался. Приходилось. Не обошло стороной. Бывает.