Искры гнева (сборник)

Наконец Синько поднялся на ноги и погрозил кулаком в ту сторону, куда поехали ночные гости. Ему казалось, что он уже где-то слышал голос одного из них. Да, да! Он видел его не раз в Торе, в Святогорске: высокий, плечистый, крутоголовый, глаза серые, волосы вихрастые, русые. И так же, как этот, немного картавит. Надо скорее найти его! А там ниточка приведёт и к тем двоим…

Даже не узнав, целы ли его возы с шерстью, Синько быстро пошёл к своему двору. Он решил прихватить нескольких охранников и двинуться за ночными гостями в погоню. Но, войдя во двор, передумал: не годится ему, состоятельному, известному в округе помещику, лично гоняться за какими-то голодранцами. И в погоню охранники отправились без него.

На рассвете отряд из восьми вооружённых всадников с запиской Синька к Грименко о помощи выехал в Бахмут.

Семён спрятал в потайное место оружие и не спеша направился к своей мажаре-будке. Навстречу ему на полном скаку мчался Касьян. Подъехав, он соскочил с копя и быстро проговорил:

— Там за тобой ловцы!.. Бери моего коня, он свежий, и беги!

Но бежать уже было поздно. Их окружили вооружённые всадники. Они связали Семёна, бросили его на возок и повезли с собой…

Гордей Головатый появился около мажары-будки, когда возок с Семёном, окружённый всадниками, только что отъехал.

Поздоровавшись с нахмуренным Касьяном, он спросил, где ему найти пастуха Семёна.

— Был здесь такой, — ответил с неохотой Касьян, поворачивая коня, чтобы отъехать. Но, взглянув на седоусого всадника, почувствовал почему-то к нему уважение и заговорил уже мягче: — Только что его повезли лиходеи. А куда — неизвестно. — И он указал рукой на дорогу, что вела на юг.

Головатый не спешил догонять возок. Ехал следом и наблюдал за ним издали. Когда убедился, что Семёна везут в Ясенево, сделал крюк степью и въехал в село с противоположой стороны.

Пустив коня в сад к Тымышу и оставив в избе побратима саквы, Гордей в накинутом на плечи плаще, под которым были спрятаны пистолеты, вышел на улицу, где уже собирались встревоженные ясеневцы.

Синько в той же, что и раньше, куцей чумарке, только в других, наверное не случайно заменённых, широких синих шароварах, которые были заправлены в сапоги с низкими голенищами, сидел на крыльце и смотрел с нетерпением на дорогу, словно ожидал дорогого гостя.

На возке, который вскоре подкатил к крыльцу, со связанными руками сидел Семён. Он спокойно, равнодушно окинул взглядом имение и с тем же безразличием взглянул на пана.

— Ты из работных соляного промысла? — спросил, прищурясь, Синько.

Семён утвердительно кивнул головой.

— В Торе с паном Грименко бывал?

— Да.

— Спрашиваю, в Торе? С Грименко? Говори!..

— Был.

— Где? Где был?

— В Торе.

— Ага!.. Всё верно! Картавишь. Значит, ты и есть мой ночной гость!.. — выкрикнул торжествующе Синько. — Подвела тебя буковка.

Он соскочил с крыльца, выхватил у одного из всадников арапник и начал остервенело хлестать связанного Семёна. При каждом ударе тело Семёна вздрагивало, но он не стонал, не кричал. Его молчание приводило в ещё большее бешенство Синька. Наконец он выдохся и, швырнув арапник, приказал забить Семёна в колодки и отправить в Торскую крепость.

Возок ехал улицей села. Семён стоял с деревянными колодками на руках и ногах и кланялся встречным. Люди выбегали из хат, шли вслед за возком. Толпа росла и росла. Верховые, сопровождавшие Семёна, окружили возок теснее, стали отталкивать людей лошадьми.

Глядя на окровавленного Семёна, ясеневцы начали возмущаться. Послышались угрозы. Люди выносили и бросали в возок узелки с едой, солому, чтоб Семёну было мягче сидеть.

Вдруг из одной хаты выбежала старая, седоголовая женщина и с криком: "Сыночек мой! Куда ж это тебя?!" — кинулась к возку.

Верховые загородили ей дорогу. Но люди оттеснили всадников, взяли женщину под руки, подвели к остановившемуся возку. Семён наклонился к матери. Рыдая во весь голос, она начала целовать сына.

Возок снова тронулся, и мать упала на землю. В этот момент рядом с Семёном очутилась среднего роста, круглолицая, черноволосая девушка в чёрной юбке и в белой, расшитой узорами на оплечье сорочке.

— Хрыстя. Невеста… — услышал Головатый чей-то голос.

Девушка припала к груди Семёна, поцеловала его, вытерла широким рукавом своей сорочки кровь на лице.

Конвоиры закричали на Хрыстю, начали стаскивать её с возка. Но на ходу делать это было неудобно. Тогда два всадника остановили лошадей, спешились и ссадили девушку. Однако Хрыстя снова забралась на возок и привязала себя расплетёнными косами к колодкам Семёна.

Один из конвоиров выхватил саблю и замахнулся, чтобы перерубить косу.

— Люди!.. — закричала Хрыстя, поднимая вверх стиснутые кулаки. — Люди!..

— Произвол!

— Разбой!

— Не дадим издеваться! — послышались грозные, требовательные голоса.

Толпа женщин, девушек ринулась к возку, оттеснила верховых. В конвоиров полетели камни, комья земли, палки. Чей-то камень попал в голову лошади. Конь рванулся, стал на дыбы, и всадник тут же вывалился из седла. Грянул выстрел. Конвоиры с пиками, с саблями наголо начали надвигаться на безоружную толпу.

С возка, развязав косу, силою сняли Хрыстю.

— Гони лошадей!

— Гони скорее! — закричали конвоиры.

Раздались выстрелы, они заглушили грозные крики, вопли. Лошади рванули возок, взбитая их копытами пыль заполонила улицу, укрыла серой пеленою возбуждённую толпу.

За селом, на повороте дороги, около дубовой рощи, отряд верховых остановился, а затем повернул обратно и помчался к панскому двору, наверное утихомиривать взбунтовавшихся ясеневцев. Возок теперь сопровождали только два конвоира и кучер, щупленький, белобрысый паренёк.

Головатый, как и раньше, ехал на небольшом расстоянии следом за возком. Увидев лишь двоих конвоиров, Гордей решил попробовать освободить Семёна Лащевого, с которым ему так и не удалось поговорить.

Он провёл коня редколесьем и вскоре очутился впереди возка. Замысел Головатого был прост: неожиданно из засады напасть на конвоиров и отбить у них Семёна. Ещё в Ясеневе Гордей, присматриваясь к конвоирам, сделал вывод, что они не из смелого десятка. Ну, а если эти двое окажут сопротивление, то он с ними справится, не зря же у него под плащом два пистолета.

Головатый ехал всё время впереди и подыскивал место для засады. На поворотах или на раздорожье он прятался и следил, куда поворачивает возок. Он уже догадался, что Семёна везут в городок Тор, и наверняка в крепость.

Вскоре степь снова сменилась редколесьем, которое начало постепенно переходить в сплошные сосновые и дубовые рощи.

Городок Тор был уже недалеко, за грядой пригорков.

Вокруг шумел дремучий лес. "Вот здесь я и устрою им ловушку…" — решил Гордей и спрятался за деревьями. Он приготовил пистолеты, осмотрел и повесил на правый бок, чтобы был под рукою, ятаган.

Когда неподалёку раздался топот копыт, Гордей удивился: странно, несколько лошадей, а такой гул. Но вот затарахтел колёсами и возок. Головатый укрылся за толстой елью, застыл в напряжённом ожидании и вдруг оторопел от неожиданности: возок сопровождал целый отряд всадников.

В порыве охватившей его злости Гордей решил было выстрелить в первого, в зелёном, расшитом серебряными шнурами кунтуше, обвешанного пистолетами всадника. Но всё же сумел взять себя в руки и сдержался.

Не спеша подошёл к коню, который пасся в низине, сел на него и скрытно последовал за отрядом.

Въехав в город, конвоиры и возок свернули к центру, где находились солеварни и крепость. Гордей постоял немного, глядя им вслед, затем пришпорил коня и выехал на дорогу, что вела в казацкое село Маяки.

Приближалась ночь. Сумерки завораживали степь, леса. В небе приветливо затрепетала, словно только что обновлённая, чистая вечерняя заря.