Страница 7 из 100
* * * Огради меня, черный хрусталь прохлады, простор черный. Так легко колеблются листья, словно мысли спящих детей. Я вхожу в расстоянья прозрачные — слыша, как время идет через сад, как течет от одной дальней крыши — к другой и, все выше и выше, взлетает — от созвездья к созвездью; это движется ночь. Я немного пройдусь, перед тем, как подняться к себе, что там ждет — нежность или бесстрастье подруги, ласки прислужниц из снов? старческий лик исступленный? Свет дневной, удаляясь — словно покров — виден только на миг — опадает вокруг дивных ног обнаженных — женщина из хрусталя и эбена, стройная, в черных шелках — явилась. Сияя, из глаз ее смотрят в меня, может быть, звезды угасшие, взоры тех, кто давно среди мертвых. Свет исчез, но затем мне открылось пока время течет, и пока я ступаю по саду, за временем вслед, — иное совсем — не красота, за которой мы вечно в погоне, нездешнего бала царица, куда нас никто не позвал, где золотые аграфы ни на одном не сверкнут наряде — совсем иное — но сокровеннее, ближе… Тени недвижны, кусты трепещут едва, и краски тоже они смежили. Теперь темнота землю омыла. Исполинская дверь многоцветного дня развернулась на невидимых петлях, и в ночь я вошел, вышел я, наконец, и иду, и время проходит, эта дверь вслед за мной исчезает… Темнота — уже не стена в пятнах сажи сгоревшего дня, я ее одолел, этот воздух и чист и безмолвен, и иду я вперед посреди неподвижной листвы, наконец-то могу сделать эти шаги; стал я легок, как воздушная тень, времени блещет игла вверх и вниз по черному шелку, но в руках у меня больше нет портняжного метра, а только прохлада, темная свежесть, аромат ее легкий, уже предрассветный. (Так недолго длилась — эта прогулка по саду, но волшебней была, чем встреча с магом иль богом.) * * * Незнакомка в слова кои проскользнула в кружевной вуали, сквозь нее мерцают две жемчужины — или множества — слезы, глаза? Вышла должно быть она из обители снов, платьем меня по пути задела иль этот шелковый шелест — ее косы и плоть? и вот я за нею иду, потому что бессилен и немолод уже — так преследуют воспоминанье; не догнать никогда — как и всех остальных, кого ждем у ворот — или у входа в каморку, день, вернувшийся рано, их запирает на ключ. Я знаю, что не должен был впускать ее я в душу; но ужель нельзя немного дать ей места — пусть войдет та безымянная, чей аромат мы пьем дыханье сладостное, еле слышный шепот — и удалится пусть — недостижима навеки, вдоль аллеи, где горят — бумажные фонарики акаций… Позвольте мне позволить ей уйти, взглянув последний раз, ее покину, но не заметит ничего она, потом взойду по ступеням усталым и, лампу засветив, начну писать, когда б я смог! — точней и обнаженней. * * * Облака ноября, темные птичьи стаи, вы за собою влечете и роняете на вершины гор понемногу белые перья ваших подкрылий, зеркала пустынных дорог, канавы и рвы, все заметней, просторней земля — могила и колыбель травы, их тайная связь, возможно ль, что мы однажды перестанем ее ощущать? Прислушайся, слушай — сквозь эти стены, любые стены, сквозь нарастающий шум внутри тебя и снаружи — слушай… И черпай в невидимых водах, к ним, быть может, приводят еще овец незримых, за другими вослед, извечно, они пришли молчаливые, млечные, в тихих лучах заката (солнцу покорные, с ранней зари брели они вдоль безмерного луга), чтоб глотать этот свет, не гаснущий ночью — он только чуть подернется тенью, как покрывается стадо плащом дремоты. * * * …Будет ли небо к нам милосердно всю зиму, терпеливый пахарь, погрузивший в землю свой лемех, где Венера наверно могла отразиться между комьями грязи и дымкой зари, увидит ли он, как в марте, над самой землею иные совсем проклюнутся травы? * * * Временами слезы к глазам подступают — родника рожденье, над озером влажная дымка, внутреннее ненастье, вода, соленная горем. О чем еще просить богов далеких, слепоглухонемых, о нас забывших — дезертиров и трусов — как не о том, чтоб из каждой слезы ближнего в почве незримой возрос колос неистощимый? * * * Вечер, зима: порой заоконный простор похож на старинную комнату с деревянными стенами синие шторы на окнах — они все темнее на них мелькают блики огня потом у стены вдруг засветится снег словно холодная лампа. Или это луна, и она, поднимаясь все выше, омывается от испарения наших дыханий, и от пыли и праха?