Страница 52 из 100
сентябрь
Ночью смутные мысли о том, чего, мне кажется, недостает сегодняшним французским поэтам или чего мне у них недостает. Во-первых, не только реальности, но даже самой возможности сорваться в отчаянный крик или просто прийти в смятение, которые еще находишь у Бодлера, Леопарди, Гёльдерлина. Во-вторых, тех неповторимых «модуляций», присутствующих в музыке, особенно в ариях Монтеверди или Моцарта, модуляций, которые вспахивают почву сердца, раздвигают створки пространства — так что все сущее охватывает дрожь — и которые порой все-таки удаются поэтам, скажем, Рембо, когда он говорит: «Уже осень…»[79]
март
Стихи — наподобие фонариков, где еще теплится отблеск другого света.
Или самый розовый закат на стенах и впрямь бывает только в лютую стужу?
октябрь
Вещи реальные, подлинные, да, но отдаленные и почти недостижимые, чужие — может быть, оставленные в небрежении? Меньше, чем когда бы то ни было, связанные с повседневностью, перешедшие в разряд исключений, почти химер — и вместе с тем единственно способные придать смысл писанию, заставляющие опять браться за перо. Почти утраченные, скорее ушедшие, чем предстоящие — что и парализует. Самое время их высказать, совсем скрывшиеся, замолчавшие, уже неслышные — и как их сейчас передашь?
Я хотел бы сказать еще несколько слов
из благодарности или просто в знак дружбы
(до меня долетел чей-то голос, я его слушал
и собирался ответить, а он уже смолк)
и все-таки я хотел бы договорить
или лучше скажите вместо меня вы, кусты штокроз, если я и впрямь не сумею,
если я не смогу, если предам то, что вижу,
расскажите, каким был ветер сегодня ночью,
тополя (тополь, склоненный бурей),
как вы поили воздух вашими розами
расскажите, сумевшие почти что вобрать все это:
луну с ее розоватой пылью,
лес, шумящий на склоне горы
(лес, который похож на медведя),
и чуть дальше, чуть выше
этот спокойный гребень горы, эту чистую кровлю, этот черный, недвижный, беззвучный сланец, немного темнее небесного серебра
расскажите бутонами, запахом, хрупкими колоннадами, ломкими черенками,
потому что мои слова перед вами пасуют,
уже недостойные войти в тот заветный край,
и остаться, и жить в нем,
потому что я все дальше и дальше от вас,
со слепыми кротами земли.
ноябрь
Снова думая о Греции: удивляться ли тому, что прощание Антигоны со светом дня звучит так пронзительно и что к дорогому существу греки обращаются в стихах «свет моих глаз»? Нигде на земле я не видел больше такой кристальной ясности без малейшего холодка.
В нынешнем одиночестве, в распаде до меня иногда все же доходит чей-нибудь более или менее далекий голос, и стихи опять говорят со мной так, как это привычно мне с давних пор. К примеру, в последней книге Ж. М. Франка[80] («Храни эти розы, Господь!») есть две небольшие вещи на смерть матери, а в них — строчки:
Или у Кэтлин Райн[81] в ее «На пустынном берегу», переведенном Жаном Мамбрино[82]:
Не потому ли, что такие стихи восстанавливают единство, которое может оказаться только соблазном, но которым дышишь тем глубже, чем острее чувствуешь, что оно мало-помалу разрушается изнутри?
«Подступы», заметки Жака Мазюи, собранные после его смерти Журданом[83]:
«Наша эпоха не оставила места крикам несогласия. Кто их услышит, кроме нескольких человек? С людьми уже почти невозможно разговаривать. Все кончено. Нужно принять молчание, ни от чего не отказываясь. Нужно по-прежнему слушаться той силы в себе, которая заставляет идти вперед. Нужно, чтобы освещающий дорогу слабый свет не угасает. Никто не может отнять у нас чудо существования, так будем же по-прежнему радоваться ему до последнего вздоха». (14.07.1960)
«Наше время должно было бы привести человека к полному отрицанию… но наталкивая на кажущийся абсурд… оно дает считанным единицам последнюю возможность через предельное отрицание снова найти дорогу к обетованной земле, к истинному видению вещей». (20.11.1960)
«Когда-нибудь воссоздадут настоящую священную географию, и мы, вероятно, узнаем, почему иные вызванные в уме, но прежде открывшиеся во сне или наяву луга, долины, горы обращаются к нам со словами, чье действие мы прекрасно чувствуем, но чей смысл не в силах выразить и еще меньше способны уяснить». (Май 1961)
Эти отрывки объединяют все лучшее, все самое несомненное во мне самом; последний вообще мог бы стать эпиграфом едва ли не ко всем моим «пейзажным зарисовкам» — в нем только нет того, что у меня их подтачивает или разрушает.
январь
Превосходная — и замечательно переведенная — повесть Штифтера[84] «Человек без потомства». Словно в «Бабьем лете», на этих страницах как будто лежит совершенно реальный, привычный и вместе с тем нездешний свет.
Что-то похожее — в опубликованных уже посмертно сонатах Шуберта: голос абсолютно близкий и бесконечно далекий, переплетение звуков разной высоты и к тому же беспрестанно меняющих высоту, прожилка меланхолии в кристально прозрачном воздухе.
май
Крупные набухшие розы, их тона в похолодевшем воздухе трогают почти до слез. Спущенные с тетивы стрижи, разворачивающаяся зелень. Цветы каштана у самых глаз: странные, почти восточные, с нанизанными на их пирамидки насекомыми, сияющие розовым и белым.
Шубертовские «Экспромты» в исполнении Шнабеля[85]: звук, его дыхание, контур, выведенный им где-то внутри тебя как некий чертеж, и тебе вдруг приоткрывается — что, мираж? нет, он вполне реален, и это набросок храма, как будто бы нарисованного старым Гёльдерлином, чертеж внутренней архитектуры, звуковая роза, распускающаяся каждый раз, как слышишь эту музыку.
Слово «радость»: подумать о нем еще, без спешки. Удивление, которое оно вдруг стало вызывать.
июнь
Полная луна, давняя спутница, замшелая, как скалы, откуда я на нее смотрю.
Шалфей вдоль дороги напоминает начало повести Гюстава Ру[86], которое с давних времен поет у меня в памяти: «Цветы на откосе, не знающие росы, участливые к прохожим…»
Чудесные «Отрывки» Пьера Альбера Журдана.
Бюффон о малиновке: «Ни одна птица не просыпается раньше… доверчива к людям… не зря ее зовут „спутницей дровосека“…» А про соловья он пишет, что тот, замечтавшись, может пропеть весь день. «Соловьи прячутся в самой глубине кустарника».
79
Начало стихотворения Рембо «Прощание» (кн. «Лето в аду»).
80
Жан Мишель Франк (род. в 1922 г.) — французский поэт.
81
Кэтлин Джесси Райн (1908–2003) — английская поэтесса и прозаик.
82
Жан Мамбрино (род. в 1923 г.) — французский поэт, переводчик Дж. М. Хопкинса и других английских поэтов.
83
Пьер Альбер Журдан (1924–1981) — французский поэт, друг семьи Жакоте; представительный том его стихов «Здравствуй и прощай» с предисловием Ф. Жакоте вышел в 1991 г.
84
Адальберт Штифтер (1805–1868) — австрийский писатель, дальше упоминается его неоконченный роман «Бабье лето».
85
Артур Шнабель (1882–1951) — австрийский пианист, композитор и дирижер, с 1939 г. жил в США.
86
Гюстав Ру (1897–1976) — швейцарский поэт и прозаик, переводчик Новалиса, Тракля, Гёльдерлина, учитель и друг Ф. Жакоте.