Учитель из Меджибожа

Да и могло ли быть иначе? Ведь не каждый раз присылают сюда, в маленькое, отдаленное местечко, из самой Винницы такого жизнерадостного, веселого и толкового учителя, который с первых минут находит со всеми общий язык. А побудешь с ним рядом часок-другой, тебе и вовсе покажется, что ты с ним знаком невесть сколько лет.

Приезжают сюда иные преподаватели — напыщенные, важные, смотрят на всех свысока, знай, мол, наших! А этот совсем не такой. Доступный, свойский, добрый, а вместе с тем такой простой. Когда он ведет урок, дети сидят молча. Уроки не утомляют ничуть. Так он легко и просто объясняет предмет, что понимают его с первых слов.

Чудо, а не учитель.

С первых же дней учебы ребята его полюбили, сердечно привязались к нему. Всегда оживленный, задористый, веселый — с ним было хорошо. И время летело незаметно. Арифметика и немецкий вскоре стали в его классах самыми интересными и любимыми предметами.

И детвора подружилась с этим стройным, красивым молодым учителем из Меджибожа, словно работал здесь уже добрый десяток лет. Он умел подойти к каждому ребенку в отдельности, а когда что-либо разъяснял, дети быстро усваивали, и домашние задания отнимали совсем немного времени.

С большой охотой и желанием шли ребята на урок, когда вел его товарищ Илья, как ласково стали его называть. Он чувствовал себя здесь как дома, что и помогало ему быстро располагать к себе окружающих.

Иные молодые учителя, приезжая сюда, бродили по местечку как в воду опущенные, — мол, куда, в какую дыру их загнали? Здесь даже хорошего театра, клуба нет. А о трамвае и речи не было. Один потрепанный автобус. После дождя улицы становятся такими, что чуть не на лодках приходится их переплывать.

И новички с первых дней подумывали о том, как бы выбраться отсюда.

Скорее бы промчались эти три обязательных года, после чего можно смотать удочки…

А у него, Ильи Френкиса, и в мыслях не было бежать отсюда.

Ребята тут точнехонько такие же, как во всех селах и местечках, всех их надо одинаково внимательно и любовно учить.

И товарищ Илья, учитель из Меджибожа, скоро привык к месту работы, к ребятам и вполне освоился в этом отдаленном углу, испытывая огромное удовлетворение оттого, что он здесь был нужен.

Он хорошо знал, что должен много работать, всего себя отдавать любимой профессии, честно трудиться. Его учили, теперь он обязан учить.

И еще молодой учитель думал о том, что его никто не принуждал: сам избрал нелегкую и благодарную профессию. А если так, то его призвание учить детей, независимо от того, где они живут, — в местечке, селе или в столице. Ко всему еще его школа не находится где-то у черта на куличках. Отсюда не так уж далеко до его родного дома. И это доставляло ему радость.

Правда, поблизости не было любимой реки, просторных лугов, буйных лесов, а самое главное, старинной крепости, которые часто вызывали в его душе самые лучшие воспоминания. Кроме того, здесь не хватало ему веселых шутников, доморощенных острословов, мудрецов. Но и это не беда! Ты сам можешь заставить людей смеяться. Что касается стен старинной крепости, древних замков — этого добра можешь встретить немало на Украине, но тебе уже поздно думать о детских забавах. Да и в состоянии ли ты одновременно везде бывать? Главное — у тебя любимая работа, славные ученики. А когда видишь, что они преуспевают, легко становится на душе и понимаешь, что не зря живешь на свете!..

Пока он был весьма доволен своими делами, новыми друзьями, маленьким прелестным уголком, где среди бела дня на главной улице можешь встретить беспечно пасущихся коз и гусей…

Правда, он ни на день не расставался с удивительными историями и шутками своего знаменитого земляка Гершелэ из Острополья и при каждом удобном случае рассказывал их маленьким ученикам, которые хохотали до слез. А малыши были счастливы и довольны, что к ним приехал такой веселый, задушевный человек — товарищ Илья, учитель из самого Меджибожа…

С ним всегда весело. Даже самые мрачные люди в его обществе быстро преображались. Где он ни появлялся, всюду царили веселье, смех. С ним невозможно было унывать, нельзя было не радоваться.

И так не только в школе, — во время праздничных пикников, куда его охотно приглашали, но и у себя в классах. Стоило ему заметить, что ребята, решая задачи, устали, как он тут же рассказывал им какую-нибудь веселую историю, притчу, и ученики заливались хохотом. Это продолжалось всего несколько минут, и работа тут же возобновлялась. Снова воцарялась тишина во всех уголках, и дети опять брались за дело.

А теперь вы себе представляете, как радовались в школе, когда наступал выходной день и веселый учитель отправлялся с ребятами на прогулку в соседний лес или же ехали в ближайший колхоз помогать собирать урожай. Сколько смеха, веселья было! Сколько детского задора, песен!

И каждая такая прогулка или выезд в село вспоминались как незабываемый праздник.

Так незаметно прошло два года. Школьники еще больше полюбили своего славного учителя, и всем верилось, что с этим человеком они не расстанутся долго-долго.

Время было тревожное, напряженное. Гитлеровские орды захватили Австрию, Чехословакию, затем обрушились на Польшу… Рядом полыхало зарево военного пожара. Танковые колонны гитлеровцев утюжили, терзали поля. Тяжелые бомбардировщики разрушали дотла польские города и села, невинная кровь лилась рекой.

Вблизи от наших границ хозяйничали немецко-фашистские палачи, и надо было готовиться к любым неожиданностям.

В октябре сорокового призвали на военную переподготовку молодого учителя. С невыразимой грустью провожали его ребята, надеясь, что ненадолго. Все верили: как только станет немножко спокойнее, добрый учитель вернется. В самом деле, как тут могут остаться без такого славного человека? К тому же подохнет скоро фашистская гадина, и снова мир воцарится на всей земле. Все твердо были убеждены в этом.

Расстались. Грустно стало на душе.

Как бы осиротела школа. Осиротело местечко.

Сердца наполнились тревогой, грустью…

Прибыл молодой учитель в свою часть, облачился в немудреный солдатский мундир. И его сразу вызвали в штаб, вручили большой пакет с пятью сургучными печатями, литер на железнодорожный билет, сумку с сухим пайком и приказали отправиться в Киев. Там по прибытии ему объяснят, что обязан делать.

Он даже не успел заехать домой, в Меджибож, проститься с матерью, сестрами, друзьями. Его ждала срочная дорога. Не успел и оглянуться, как уже сидел в набитом до отказа вагоне, смотрел, как быстро мелькают перед глазами телеграфные столбы, скошенные поля, пожелтевшие огороды, сады…

Ночь провел без сна. И не только потому, что в вагоне было очень тесно, душно и накурено. Главным образом по той причине, что народ ехал уж очень оживленный, возбужденный. Как-то все сразу перезнакомились, стали рассказывать о себе. В этих разговорах и спорах незаметно шло время.

Нащупывая каждый раз за пазухой свой пакет с сургучными печатями, который он должен был в целости и сохранности доставить туда, куда его направили, поддерживал разговор, острил, шутил, как обычно, и вскоре оказался в центре внимания.

В его купе собралось много людей, которые с завистью глядели на неугомонного солдата.

То, что молодой человек был с шевелюрой, а не со стриженой головой, как другие мобилизованные, спешившие в свои части, свидетельствовало, что это не обычный солдат, а просто еще не определившийся то ли офицер, то ли курсант… Он свободно и бойко отвечал на множество вопросов, волновавших соседей, а это свидетельствовало, что молодой человек не из простых… Искушенный парень!

Он был слегка возбужден, чрезмерно разговорчив, весел. Но все же точила его назойливая мысль: по какой причине так быстро, не дав осмотреться, его срочно отправили из части в столицу, да еще с каким-то важным пакетом!

Волнение усиливалось с приближением к Киеву, где он никогда еще не был. Тревожные думы уводили его далеко-далеко, куда только метнулось его воображение. Но под конец решил, что нечего ему так много думать. Он нынче не штатский человек, не сам себе хозяин, а солдат, и начальству положено за него думать; ему все скажут, когда найдут нужным. К тому же следует еще добраться по адресу, который не очень был для него ясен.