Страница 64 из 104
— Но некоторые хотят выбраться из Нью–Йорка, да? — настаивал я.
Калеб взглянул на меня.
— Да. Но они решили идти на юг. — Он посмотрел на Рейчел и Фелисити. — Но Джесс считает это ошибкой.
— Мне так сказал Старки. Но я же не знаю точно.
— Я Джессу говорил: скорее всего, эти солдаты или кто там они на самом деле, пробрались в город, чтобы поживиться.
— Не думаю, — вмешалась Фелисити. — Мы видели утром их грузовик. На нем была аббревиатура Научно–исследовательского медицинского института инфекционных заболеваний Армии США. Они ученые, специалисты по вирусам и биологическому оружию.
— Ого, какие познания! — удивился Калеб.
— Самые обычные. Просто знаю, как расшифровывается название. У меня брат служит в военной авиации, он с ними работал. Уверена, они здесь заняты изучением биологического агента.
— Зачем же атаковали их грузовик? Кто это сделал? — спросил я.
Вопрос остался без ответа.
— Послушайте, мы должны что–то решить. Нас четверо. Мы не можем просто сидеть здесь и ждать непонятно чего. Тем более, охотники становятся все…
Я замолчал, поймав перепуганный взгляд Рейчел. Посмотрел на Калеба: поддержит? И сказал:
— Может, хотя бы сходим в Челси Пирс? Посмотрим, что там за люди?
Калеб неопределенно пожал плечами, кивнул: «Почему нет» — и обратился к Фелисити:
— Расскажи подробнее об аппарате, который атаковал грузовик.
Она быстро пересказала ему, что мы видели: как внезапно, непонятно откуда, появился самолет, и из него вылетела ракета. Пока они разговаривали, я мыл посуду, а Рейчел пошла проверить четвероногого пациента.
— Думаешь, станет хуже? — спросил Калеб у Фелисити.
— Вокруг нас, за пределами нашей маленькой компании, которую сумел собрать Джесс, становится хуже каждое мгновение. Он прав: мы должны выбраться из города, если хотим выжить.
33
Я проснулся резко и быстро, весь в холодном поту. Рывком сел на одеяле, и голова закружилась так сильно, что было страшно пошевелиться. Какое–то время я ждал, пока мир вокруг перестанет вертеться и исчезнут звездочки перед глазами. В комнате было темно — только в очаге теплился огонь. Тихо. Я в зоопарке, мы с друзьями ужинали и разговаривали у камина.
Сколько я проспал? На часах без пяти минут полночь. Где остальные?
Я спустил ноги на пол. Футболка и даже джинсы были насквозь мокрыми от пота. Холодно и жарко одновременно. Я встал и, опираясь на спинку стула, чтобы не упасть, натянул свитер.
— Калеб! Рейчел! — позвал негромко.
Подошел к двери, приоткрыл ее, прислушался: ничего.
Выглянул в окно: в лунном свете Рейчел и Фелисити шли к процедурной. Калеба нигде не было.
Я пошел в ванную, умылся ледяной водой.
Позвал в коридоре:
— Калеб!
Вышел на лестницу.
— Калеб!
Ответа не было. Он ушел. Я должен был догадаться, что он так поступит, что не захочет стать частью нашей группы. Частью любой группы.
Но мне была нужна его помощь: нам всем — если мы хотели уйти, разыскать других нормальных людей, тех, из Челси Пирс. Исчезла винтовка Калеба и куртка.
Он где–то на улице, ночью — один. Я пошел в процедурную: Фелисити и Рейчел ухаживали за барсом.
— Он ушел около часа назад, — сказала Фелисити в ответ на мой вопрос.
— Куда он направился?
— Не знаю.
— К родителям, — произнесла Рейчел, ставившая капельницу. — Я так думаю.
— Нужно его найти.
— Слишком опасно, — сказала Рейчел.
— Это Калебу там опасно.
Рейчел отвлеклась от манипуляций с капельницей и серьезно посмотрела на меня:
— Не глупи, Джесс. На улице темно, хоть глаз выколи.
— Я не глуплю, — огрызнулся я и, спохватившись, добавил: — Я осторожно.
— Ты его сейчас не найдешь. До утра осталось немного. Давай подождем, — вполне разумно предложила Фелисити.
Я повернулся к ней: до чего же красивая, даже ночные тени не способны испортить ее лица. И вслух сказал:
— Мне кажется, ему нужна моя помощь.
— Он напился, — сказала Рейчел.
— Тогда тем более.
— Ты доверяешь ему? — спросила она таким тоном, что стало ясно: она не доверяет.
— Конечно! — я постарался вложить в ответ гораздо больше уверенности, чем у меня на самом деле было.
— Думаешь, он не соврал про тех выживших? — спросила Фелисити.
Девчонки уже успели обсудить ужин и поделиться подозрениями.
— Я верю ему. Мы должны ему верить. Ведь эти люди — наш шанс на спасение.
И Фелисити встала на мою сторону:
— Рейчел, он прав. Если мы хотим найти тех людей, нам нужен Калеб.
На счету была каждая секунда. Главное — не упустить возможность: если мы объединимся с другими выжившими, то убедить Рейчел и Фелисити покинуть Нью–Йорк будет гораздо легче.
Я вернулся в комнату, где мы вчера ужинали, и нагнулся над картой Манхэттена, которую разложил на столе Калеб. На ней стояла недопитая бутылка вина.
Он один на улице. Пьяный, с оружием. Что он там делает? Зачем ушел? Мы же собирались завтра пойти вместе, какое срочное дело не могло подождать?
Я в последний раз взглянул на карту: она была вся в пометках. Через Пятую авеню, мимо книжного магазина, на юг тянулась жирная черная стрелка с надписью возле острия: «Ракета». Действительно, Калеб рассказывал, что нашел застрявшую в стене целехонькую ракету. Рядом была сделана приписка красной ручкой: «Может, военные ищут ее?».
Неужели он пошел туда за этим? Один посреди ночи? Безумие!
На самом ли деле Калеб нашел в Челси Пирс выживших, или их породило его воображение? Во многом он напоминал меня — такого, каким я был в первые двенадцать дней. Я старался, чтобы каждая минута была занята, ни мгновения не сидел на месте — лишь бы не сойти с ума. Калеб явно не желал принимать реальность. Может, конечно, мне все виделось в мрачном свете и никакой депрессии у Калеба не было и в помине. Но он точно что–то скрывал. Может, он давал волю чувствам в комиксах, над которыми работал. Может, у него была какая–то тайна.
Необязательно понимать человека — достаточно ему доверять.
Калеб — мой друг, а сейчас дружба важна, как никогда. Я раздраженно ударил кулаком по стене, а потом еще раз, и еще — я бил, пока не стало больно. Город сожрал очередной день.
Вздохнув, я стал складывать карту и вдруг заметил пометку: в районе Верхнего Ист–Сайда был нарисован черным маркером кружок, а рядом кривыми печатными буквами — Калеб был пьян, когда писал — одно–единственное слово: «Мама». Родительский дом!
Озираясь по сторонам, я шел на север, туда, где жила семья Калеба. Ветра не было, и ночную улицу наполняли звуки, которых я раньше не замечал: вот зашуршал, сползая, какой–то обломок в общей куче, вот треснул под ногой кусок кровли.
Отсюда было недалеко до здания ООН: вполне возможно, оно разрушено или выжжено изнутри, как другие. Там не осталось никого из тех, с кем я познакомился в лагере. А может, кто–нибудь остался: мертвый, искалеченный, окоченевший — так еще хуже. Мне хотелось помнить это место и связанных с ним людей такими, какими я помнил их сейчас. Так Калеб помнил родителей. Получается, я заставил его думать о них, заставил идти проверять, что с ними случилось? А что с ним будет после того, как он все увидит? Реальность вокруг нас страшнее самого изощренного вымысла.
С облегчением я понял, что штаб–квартира ООН осталась южнее и мне не придется проходить мимо. Конечно, я испытывал что–то вроде любопытства, но пусть лучше все остается как есть: я вполне могу отложить знакомство с судьбой ооновской штаб–квартиры на потом.
Квартал между Пятьдесят девятой и Шестидесятой улицами выглядел так, будто на дорогу пытался приземлиться большой самолет. Прямо посреди проезжей части лежал огромный реактивный двигатель с меня ростом, два квартала зданий по обеим сторонам дороги превратились в руины. От самолета — теперь и не понять, военного или гражданского — мало что осталось: краска обгорела и слезла, листы обшивки висели лохмотьями, крылья превратились в два искореженных металлических скелета.