Страница 1 из 4
Морис Леблан
ПАРТИЯ В БАККАРА
Перевод с французского М. Рожицина
У выхода с вокзала Джим Бэрнет увидел инспектора Бешу, который взял его под руку и торопливо увел.
— Нельзя терять ни секунды. С минуты на минуту положение может осложниться,— сказал он.
— Пожалуй, беда показалась бы мне гораздо страшнее,— совершенно логично заметил Бэрнет,— если бы я знал, о каком положении идет речь. Вы меня вызвали телеграммой без всяких объяснений.
— Я сделал это умышленно,— ответил инспектор.
— Стало быть, вы уже не боитесь меня, Бешу.
— Я по-прежнему не доверяю вам, Бэрнет, как и вашим способам рассчитываться с клиентами агентства Бэрнет. Но в данном случае, мой дорогой, никаких авансов. На сей раз придется работать в кредит.
Они вошли во двор. Машина инспектора стояла в стороне, в ней сидела дама с невероятно бледным, красивым и трагическим лицом. Глаза ее были полны слез, губы сжаты. Она тут же опустила занавеску. Бешу представил ее:
— Это Джим Бэрнет, сударыня, я уже говорил вам о нем, только он может вас спасти. Мадам Фужере, жена инженера Фужере, которому предъявлено обвинение.
— Обвинение в чем?
— В убийстве.
Джим Бэрнет слегка прищелкнул языком. Бешу был явно шокирован этим.
— Извините, сударыня, моего друга. Чем дело серьезнее, тем Бэрнет держит себя легкомысленнее.
Машина уже приближалась к набережной Руана. Свернули налево и остановились перед большим домом, в третьем этаже которого помещался Нормандский центр.
— Здесь,— сказал Бешу,— собираются купцы и промышленники Руана и его окрестностей поболтать, прочитать газеты и поиграть в бридж или покер, особенно по пятницам, в день биржи. Поскольку до двенадцати здесь никого нет, кроме обслуживающего персонала, у меня есть возможность ознакомить вас с трагедией, которая здесь произошла.
Три больших зала, комфортабельно обставленных и устланных коврами, следовали один за другим вдоль фасада. Третий зал вел в небольшую комнату в форме ротонды, единственное окно ее выходило на просторный балкон, откуда открывался вид на набережную Сены.
Они уселись, госпожа Фужере чуть поодаль, у окна. Бешу начал рассказывать:
— Итак, несколько недель назад, в пятницу, четыре владельца прядилен и фабрик Маромма, крупного промышленного центра собрались неподалеку от Руана. Трое из них женаты, отцы семейств, награжденные орденом Почетного легиона: Альфред Овар, Рауль Дюпен и Луи Батине. Четвертый помоложе, холостяк, Максим Тюилье. Около полуночи к ним присоединился другой молодой человек, очень богатый рантье, Поль Эрштейн. И вот впятером в опустевших залах они начали партию баккара; Поль Эрштейн, заядлый игрок, держал банк.— Бешу указал на один из столов и продолжал:
— Они играли вот здесь, за этим столом. Поначалу игра, которую они затеяли от нечего делать, не придавая ей значения, шла спокойно, но постепенно, после того, как Поль Эрштейн приказал принести две бутылки шампанского, страсти разгорелись. И сразу, начиная с этой минуты, банкиру стала сопутствовать удача, чудовищная, несправедливая, неслыханная, дерзкая удача. Поль Эрштейн открывал девятку, когда ему нужно было, а партнерам шла никудышная карта. Они бесились, нападали с удвоенной силой. Все тщетно. Поистине ни к чему вдаваться в излишние подробности. И вот каковы результаты сумасбродства, когда, вопреки здравому смыслу, стороны заупрямились. К четырем часам утра промышленники Маромма проиграли все деньги, которые они везли из Руана для расплаты со своими рабочими. Помимо всего прочего, Максим Тюилье задолжал Полю Эрштейну восемьдесят тысяч франков под «честное слово».
Инспектор Бешу на минуту умолк, потом продолжал:
— Вдруг неожиданная развязка. Да, признаться, совершенно неожиданная, которой Поль Эрштейн способствовал своей чрезмерной любезностью и своим бескорыстием... Он разделил всю сумму своих выигрышей на четыре части, полностью соответствовавшие проигрышам, затем разделил каждую из четырех пачек на три и предложил своим противникам сыграть еще три последние партии. Таким образом, каждый из них мог либо рассчитаться, либо удвоить выигрыш. Они согласились. Поль Эрштейн проиграл все три раза. Удача изменила ему. После целой ночи борьбы не было уже ни выигравших, ни проигравших. «Тем лучше,— сказал, вставая, Поль Эрштейн.— Мне было неловко. Черт побери, какая мигрень! Не пойдет ли кто-нибудь со мной выкурить сигарету на балконе?»
Он прошел в ротонду. Четыре приятеля, оставшиеся за столом, еще в течение нескольких минут весело обсуждали все перипетии завершившейся борьбы. Наконец они собрались уходить, у выхода из второго зала они сказали сторожу, дремавшему в передней:
— Жозеф, г-н Эрштейн еще там, но он скоро выйдет. Затем они ушли — ровно в четыре часа тридцать пять минут.
Машина одного из них, Альфреда Овара, увезла их, как обычно по пятницам, в Маромм. Слуга Эрштейна Жозеф прождал еще час. Наконец, устав, он отправился разыскивать Поля Эрштейна и нашел его в ротонде: тот лежал навзничь, неподвижно: он был мертв.
Инспектор Бешу выдержал вторую паузу. Госпожа Фужере опустила голову. Джим Бэрнет вместе с инспектором вошел в изолированную ротонду, осмотрел ее и сказал:
— А теперь, Бешу, ближе к делу. Что обнаружило следствие?
— Обнаружило,— ответил Бешу,— что Поля Эрштейна ударили в висок тупым предметом, по-видимому, он был убит сразу. Здесь не осталось никаких следов борьбы, кроме разбитых часов, которые остановились без пяти минут пять, то есть через двадцать минут после отъезда его партнеров. Никаких следов грабежа: перстень и деньги при нем. Словом, преступник, который не мог ни пройти через переднюю, ни выйти, так как Жозеф не покидал своего поста, не оставил никаких следов.
— Стало быть, ни единого следа,— сказал Бэрнет,— ни единой улики? Да?
Поколебавшись с минуту, Бешу сказал:
— Нет, улика есть, и даже очень серьезная. После полудня один из моих руанских коллег обратил внимание судьи на то, что балкон этой комнаты расположен очень близко от балкона третьего этажа соседнего дома. Представители прокуратуры тут же отправились туда. На третьем этаже живет инженер Фужере. Его не оказалось дома. Он ушел куда-то с утра. Госпожа Фужере проводила судей в комнату своего мужа. Балкон этой комнаты почти примыкает к ротонде. Взгляните, Бэрнет...
Бэрнет вышел и сказал:
— Метр двадцать примерно. Легко перепрыгнуть, но нет доказательств, что это сделали.
— Есть,— сказал Бешу.— Вот видите, вдоль перил подвешены ящики для цветов с уже перекопанной, подготовленной для посадки землей. В одном из них, ближайшем, почти на поверхности, под слоем недавно разрытой земли, обнаружен кастет. Медицинская экспертиза установила, что рана, нанесенная жертве, в точности соответствует форме этого кастета. На металле не осталось следов пальцев, так как дождь шел непрерывно с самого утра. Обвинение выглядит весьма обоснованно. Инженер Фужере, увидев в освещенной ротонде Поля Эрштейна, прыгнул на балкон, затем, совершив преступление, спрятал оружие убийства.
— Но зачем ему было совершать это преступление? Он знал Поля Эрштейна?
— Нет.
— В чем же дело?
Бешу сделал знак. Госпожа Фужере подошла, она слышала вопросы Бэрнета. Ее лицо, искаженное скорбью, казалось трагической маской.
— Это я должна вам отвечать, сударь. Я это сделаю в нескольких словах и с полной откровенностью. Нет, мой муж не знал г-на Поля Эрштейна. Его знала я. Я встречалась с ним несколько раз в Париже у одной из моих лучших приятельниц, и он сразу начал ухаживать за мной. Я очень привязана к мужу, и во мне глубоко развитое чувство супружеского долга. Поэтому я противилась своему увлечению. Я согласилась лишь встретиться с Полем Эрштейном несколько раз в окрестности, в деревне.
— Вы писали ему?..
— Да-
— Письма попали в руки его родных?