Человек-да

Пол надел куртку и, качая головой, сказал:

— Знаешь, хотел предложить... Завтра вечером я опять буду в Лондоне. Могу принести тебе тот компакт-диск. Мы могли бы быстренько выпить по бокальчику. Зато не будешь сидеть здесь один-одинешенек.

Чувствуя себя отвратительно, я ответил с искренней благодарностью в голосе:

— Это было бы здорово.

И на том, боюсь, закончился, мой вечер развлечений. Вот вам и результат моих нещадных стараний заглушить свое горе. Нет, я обзвонил всех, кого можно. Звонил и Уэгу, и Натану, и Джоунси, и Бену, и Ричу. Даже Коббетту. Но у каждого из них нашелся предлог для отказа. Каждому нужно было куда-то бежать, что-то делать. Каждый мог с чистой совестью сказать «нет». Во мне вдруг проснулась зависть к этим свободолюбивым ублюдкам.

Я поплелся к метро, еле передвигая ноги, спустился на станцию «Оксфорд-серкус». Через две остановки, в Холборне, пассажиров попросили покинуть вагоны. Какая-то авария на линии. Что-то с электричеством. Нам предложили добираться домой своим ходом или дождаться, когда к станции метро подадут специальные автобусы.

В общем-то, довольно стандартная ситуация, но для меня она имела особый резонанс. Может быть, думал я, это признак надежды. В конце концов, ведь с подобного случая все и началось. Может, это знамение. Может, Майтрея подойдет ко мне. Может, я опять встречу в автобусе того человека. Может, это не просто так.

Вскоре стали подъезжать автобусы. Я огляделся, с надеждой в глазах всматриваясь в лица других таких же, как и я, страдающих угрюмых пассажиров, но его не заметил. Поднялся наверх. Результат тот же. Ни одного бородатого. Никого похожего на просветленное существо. Мужчин было много, но того, кто мне нужен, среди них я не нашел.

Автобус ехал долго, часто делал остановки. К тому времени, как мы свернули на улицу, идущую параллельно Роуман-роуд, от которой до моего дома добираться всего несколько минут, я остался в салоне один. Сидел один-одинешенек на верхнем этаже автобуса, темной ночью, и смотрел в окно.

На перекрестке автобус затормозил. Я спустился вниз и спрыгнул на дорогу. Решил остаток пути пройти пешком. Последние полчаса убедили меня во многом. Во-первых, я усвоил раз и навсегда, что я сам по себе.

Что Майтреи не существует. Что тот мой попутчик в автобусе был самый обычный человек. Что все это я сделал сам. Нет никого великого промысла. Я сам отвечаю за свои поступки.

Я зашел в бар, где продавали спиртные напитки навынос, купил бутылку вина и пошел домой, с содроганием думая, что сегодня вечером мне еще все-таки придется выяснить, сколько стоит авиабилет до Техаса.

Да, и не забыть отправить факс агенту Сары Брайтмен.

В тот вечер я сделал себе ванну и долго, очень долго в ней лежал. Вылезать не хотелось. У меня было такое чувство, что, пока я в ванне, мне ничто не угрожает. В ванной нет ни телефона, ни Интернета. Никакие возможности, одолжения, просьбы не проникнут сквозь закрытую дверь. Я в теплом парном коконе. Увы, теперь я уже был не тот Согласный, что в свою лучшую пору... Тогда у меня было время только на то, чтобы принять душ. Я все время бежал из дому, стремился находиться по другую сторону двери, выискивая возможности ответить на что-то согласием и хватая их обеими руками.

В ванную с собой я взял свой дневник. Хотел еще раз вспомнить все, что произошло со мной за последние месяцы. Проанализировать свои поступки. Оценить их. Понять, стоят ли результаты моих усилий, ведь мне еще целый месяц дакать. Способны ли они вдохновить меня на еще одну поездку на другой конец света. Я лениво листал дневник, страницу за страницей, перечитывая записи, сделанные в июле, в августе, в сентябре. Интересно, что скажет на это Иан в конце следующего месяца, в канун Нового года, когда мы будем сидеть с ним вдвоем, только он и я, в том же самом пабе, где я поведал ему про своего попутчика в автобусе. Что он подумает, когда я объясню ему, чем занимался в октябре... чему научился в ноябре...

Конечно, кое о чем он уже знал — про лотерею, про Амстердам, про мое незаслуженное повышение, про то, что я стал уважаемым священником и никудышным изобретателем. Но многое ему еще было неизвестно. Про мои новые впечатления — про людей, с которыми я познакомился, про места, которые я посетил. Про то, что я сделал. Про мои изменившиеся привычки. Про те мои поступки, которые при обычных обстоятельствах я не совершил бы ни за что. Иан знает меня хорошо, но и для него многое из этого станет сюрпризом. Как стало сюрпризом для меня самого. Я вдруг почувствовал гордость за Иана. Он всегда был мне поддержкой и опорой. Друг на все времена. Он столько знает обо мне хорошего и плохого, что давно мог бы проучить меня, но ведь не проучил. Он по достоинству оценил мою затею. В общем-то, Пол был прав, когда сказал, что люди, которые хорошо тебя знают, это те, кому известны твои слабости. Твои уязвимые места. Но ты веришь, что они не используют их в своих интересах, не обманут тебя. Они не злоупотребляют твоим доверием, потому что ты им не безразличен. Опасаться нужно чужих. Таких, как Джейсон. Людей, которые, обнаружив твои слабые места, начинают специально давить на них — Бог знает зачем, — стремясь тебя уничтожить. Чужим доверять нельзя, они коварны. Интересно, почему некоторые чужаки столь недоброжелательны?

Так, раздумывая, я продолжал листать дневник и кивал сам себе, дивясь собственной мудрости... пока не наткнулся на одну запись, повествующую о череде случаев, когда я ответил согласием. Об одной цепочке событий... И выраженная там мысль оформилась в некое смутное ощущение, от которого я никак не мог избавиться...

Люди, которые хорошо тебя знают, это те, кому известны твои слабости...

Но я не останавливался. Продолжал читать. Анализируя, размышляя. Вспоминая, с кем я встречался и когда, что происходило до и после... И вдруг мне стало как-то нехорошо, я занервничал — ничего не мог с собой поделать. Я и сам не понимал, что меня так взволновало... по-видимому, мысль, постепенно завладевавшая моим сознанием, медленно формировавшаяся где-то в глубине...

Это была очень тревожная мысль, от которой у меня закололо в затылке и участился пульс. Я пытался выбросить ее из головы, зная, что это просто невозможно, что так не бывает, что я просто выдумываю всякие глупости...

Но чем больше я читал свой дневник, тем больше начинал понимать...

Я вылез из ванны и принялся насвистывать, надеясь, что это как-то развеет мои тревоги. Не помогло.

И вдруг я понял, что мне необходимо кое-что проверить. Убедиться в том, что мое беспокойство просто вызвано длительным перелетом через несколько часовых поясов и безотчетной паранойей.

Я надел рубашку, шорты, пришел в гостиную и включил компьютер. Нужно было проверить одно сообщение, присланное мне по электронной почте. То, что я получил некоторое время назад, от Тома... В нем есть одно предложение, — по сути, приписка, сделанная мимоходом. Тогда я не обратил на это внимания, но теперь... только теперь до меня дошло, что оно очень странное...

Пока компьютер загружался, я откупорил бутылку вина... Нет, все это глупости. Что я делаю? И все же надо проверить...

Наконец компьютер загрузился. Я открыл ящик с почтой и... вот оно... то предложение...

Кстати, какой у тебя адрес?

У меня екнуло сердце. Черт. У Тома нет моего адреса. У него нет моего адреса. А если у Тома нет моего адреса... тогда как же его узнал Джейсон?

О Боже. Значит, это правда.

Не исключено, что Джейсон ко всему этому не имеет ни малейшего отношения. А это значит, что, возможно...

Я взял телефон, стал набирать номер... и положил трубку.

Нельзя же просто так позвонить человеку и обвинить его в лицемерии. В том, что он Провокатор.

Почему же?

Я налил себе вина и закружил по гостиной, рассуждая сам с собой... Нет, это глупо. Глупая идея. Не может быть.