Страница 15 из 19
– Тихо! – негромко молвил Дажба и его мягкий, лирический баритон, точно легчайший ветерок, вмиг пробежался по головам ребятишек, встрепав на них светлые кудри. – Не надо смеяться, – приглушенно добавил Зиждитель.
И на площади единождым махом нависла тишина, Бог чуть зримо шагнул в направлении Влада, опустил вниз голову так, что его весьма удлиненная тонкая шея, как почудилось детям, изогнулась в середине и добавил:
– Нельзя смеяться над ошибками других Владелин. Ибо неровен час можешь и сам оступиться. И тогда. – Бог будто прожег своим взглядом голову замершего мальца отчего нылая боль всколыхнула кровь внутри нее, на чуть-чуть застлала очи кровавым туманом. – И тогда подъем твой будет особенно болезненным.
Отрок торопливо встряхнул головой изгоняя тот туман и боль да дерзко зыркнув на Раса, не мешкая ответил:
– А чего он дубина такой, светлых споспешников нашей Матери называет товарищами. Нешто за сток дней не мог запомнить их величания? А коли не может запомнить, пущай тогда и не спрашивает.
Едва слышно простонал, что-то подле Владелина, поколь почивающий Златовлас, и, перевернувшись на правый бок, уткнулся своим лбом ему в плечо. Мальчик медленно повертал голову налево и посмотрел на товарища, рыжеватые волоски которого раскосмачено переплелись меж собой и травинками, склонившимися к его лицу, вроде желая стать с ним единым целым.
Влад ярко помнил, как от выдохнутых им слов на празднике по миловидному лицу Дажбы пробежала легкая рябь так, что, кажется, затрепетали его злато-русые долгие ресницы, слегка вскинулись вверх, изогнувшись, дугообразные брови, вздрогнули губы. Бог почему-то не ответил мальцу, словно соглашаясь с разумностью его молви. Он, погодив малеша, продолжил сказывать ребятам о космической дали в каковой подобно в озерце али реченьке колыхаясь, плавала их Земля, а на ее поверхности помещались огромные пласты суши и жили они – дети Расов.
Владелин так и не дождавшись похвалы или на худой конец хотя бы укоризненных слов от Бога, уставился очами на трепещущуюся густую завесу преграждающую доступ в ковчег. Все дети, не только так неудачно обратившийся с вопросом к Дажбе отрок, не только Владу, но и остальные мальчишки мечтали обратить на себя внимание Небожителей. Подаренный ребятишкам взгляд Дажбы или Воителя едва просквозивший по их лицам был всегда трепетно воспринимаем. А коли Бог заговаривал, так и вовсе, такой отрок долгое время считался счастливцем, на него смотрели как на отличившегося, с ним желали общаться, дружить иль хотя бы подраться. Особой мечтой, наверно никогда не выполнимой, а посему желанной, было для ребятни попасть в само капище. Одначе, в связи с тем, что доступ в капище детям был закрыт, возвыситься можно было и по иному. Ну, хотя бы ступив… пробежав по каменной лестнице, ведущей к проему в ковчег, не плохо и постоять на ней. Оно как пестуны не дозволяли бегать по лестнице, всяк раз наказывая таких озорников, особой дерзостью считалось сотворить это на глазах духов. Мальчикам хотелось выделиться, блеснуть необыкновенной смелостью, а посему вожделенная лестница была той самой неприступной крепостью на пути ко всеобщему уважению всей ребятни. Без сомнения и Влад желал как-то выделиться, но он никогда не бегал по лестнице, расценивая это, как глупая выходка, не позволяя сие делать и членам своей семьи еще и потому, что очень любил Выхованка и не хотел его расстраивать. Нет Владелин мыслил масштабнее и, не желая скакать как козел по ступеням, мечтал войти в само капище, раздвинув, как ему казалось клубящиеся, голубо-серебристые пары руками. И хотя внушаемые Выхованкам детям мысли, что кроме Богов миновать завесу безболезненно не удастся и густоватая мга может и вовсе разорвать их тела на части, не пугали мальца. Желание узнать, что же скрывается внутри ковчега, кажется, иссушало Влада, заставляя видеть ночами какие-то необъяснимые темные дали, с мерцающими на их глади звездными светилами, кои показывались ему, стоило лишь исчезнуть той туманной завесе.
Отрок также, будучи достаточно наблюдательным, приметил, что физически он много слабее других ребятишек. И коли раньше он многажды одерживал над ними победы, то по мере роста стал понимать, что у него нет той силы, каковая имелась у Миронега, Братосила или соседского Граба. Да и с летами взросления желание драться в нем иссякло. Он, конечно, еще мог нежданно резко взорваться от колких слов и броситься на обидчика с кулаками. Однако все чаще отступал от того кто искал с ним ссоры, стараясь воздействовать лишь словами, столь разумными, пред коими ретировались и самые задиристые. У мальчика имелась непререкаемая мощь духа, пытливость ума, и пред ней, несомненно, пасовали иные дети. Потому ребятня старалась не задевать Выхованскую семью… кроме конечно Граба. И вовсе как-то неопределенно тянувшегося к Владу, точно в ссоре с ним мечтая раздобыть, в его лице, старшего и очень справедливого товарища.
Впрочем, слабость собственных кулаков, худоватость рук вельми расстраивали мальчика, потому как принимая участия в какой-либо потасовке он одерживал в ней верх не за счет резких ударов или разбитых губ, а в результате собственной несклоняемости. Способности перенести любую боль и уйти с поля боя последним, не взирая на ропот духов. Еще не ведая про себя всей правды, а именно того, каковое место в поселение со временем он будет занимать, став его главой, покуда скрываемую от него духами, мальчонка не раз вопрошал Выхованка, когда на дворе темнело, и его семья погружалась в дремоту:
– Почему? Почему, вуечка, у меня такие слабые руки и кулаки не бьют, так как у Брата и Нега?
– Твоя мощь в ином, – шептал сидящий подле ложа, на каковом почивали Влад и Злат, точно притулившийся на собственные полусогнутые ноги дух. – Твоя сила в уме… и еще в кое-чём. Ну, да ты о том Владу… лапушка узнаешь позже. Не кручинься, пестун мой ненаглядный, ты еще познаешь свою мощь… а дотоль не думай о том. Дотоль не горюнь.
Владелин, конечно, не тужил, то ему было не надобным, ибо жизнь в людском поселении своей простотой, близостью Богов и заботой духов была счастливой. Да только все же хотелось отроку обладать физической силой сейчас… не только не склоняемой мощью души, но и крепкими кулаками.
Потому и мечтания у мальчика были более значимые, глубокие. Если и достигнуть чего-то, так дотянувшись, дотронувшись пальцами до голубизны неба, горящей искорки на нем, каковую по непонятным причинам никто из ребятни не видел, и ежели стать ближе к Богам так, непременно, войти в само капище.
Быть может именно эту мечту, войти в ковчег, и увидел в очах отрока на празднике Дажба. Не оценил Бог разумности его речи, а просто устрашился за жизнь Влада. Посему после праздника, когда было позволительно всем расходиться, и духи повели своих вскормленников к домам, чтобы за накрытыми столами отметить день Матери Удельницы, младший сын Небо повелел семье Выхованка остаться. Вуй, как всегда, испуганно воззрился на Зиждителя и поднятой вверх рукой сдержал поступь своих мальчиков.
Уходящая с площади детвора иных семей также мгновенно замерла на месте, завистливо взглянув, как им казалось на таких счастливчиков удостоенных особым вниманием Бога, а погодя поторапливаемая духами направилась по широкой улице к своим срубам. Дажба долго смотрел вслед расходившейся толпе детишек, также неспешно проводив в путь, закачавшиеся от незримого поднятия духами, лавочки, двинувшиеся вдогон за хозяевами. А когда гам подле площади утих, перевел взор на стоящих возле Выхованка шестерых отроков. Он в упор, что в отношении Влада делал не часто, глянул своими ярко-голубыми очами прямо ему в лоб, отчего голова последнего, тягостно дернувшись, подалась назад и, протяжно выводя слова, сказал:
– Владелин! – отрок торопливо вздернул, точно наполнившуюся изнутри кровью голову, и, не мигая уставился на Раса. – Ты не должен более растить в себе, сие зазорное и не нужное мечтание… Мечтание проникнуть в капище. – Бог сделал особое ударение в своей речи на слове мечтание, стараясь указать на его суетность. – Придет время Владелин и ты войдешь в капище не таясь, а так как положено сынам Богов. Однако до того времени более не тереби себя пустыми, зазорными мечтаниями. Ты слышишь меня, Владелин?