Цитатник бегемота

Чудовищный неповоротливый жук, похожий на допотопного панцирного динозавра, ворочался, как потерявший управление броневик, давя при этом и своих, и чужих: прыгавшие на него волки соскальзывали с гладкой спины и тут же падали под его огромные чешуйчатые лапы, которые давили их, как обычно люди давят клопов: но и на жука нашлась управа: лапы ему перегрызли, он неловко рухнул набок, его тут же перевернули на спину, и скоро из жучиного брюха, споро разгрызенного острыми зубами, полетели куски и брызги…

Сухопутный псевдоспрут разорвал пополам одного волка, переломил клювом хребет другому, ухватился было за третьего, но тут же и сам был разорван и проглочен…

Десяток здоровенных, не уступающих волкам по величине, коричневых крыс с длинными голыми хвостами бились плечом к плечу в едином строю, и волкам приходилось плохо: крысы кусались не на, шутку, и много истерзанных окровавленных волчьих тел валялось перед ними… Но постепенно и крысиное сопротивление было сломлено: скоро гордые хвосты были оборваны, горла прокушены, шкуры спущены…

Зубастый ящер плевался ядовитой слюной, которая прожигала огромные дыры в телах нападавших союзников Ивана. И вот один из волков, уже смертельно раненный, прыгнул головою вперед прямо в пасть страшилищу, намертво застряв у него в горле: ящер попытался выплюнуть косматое тело, вырвать его из горла когтистыми лапами, но этого ему не удалось, проглотить волка рептилия тоже не сумела. Судорожно взмахнув конечностями, ящер повалился на спину, явив взгляду голое толстое брюхо, обтянутое желтой кожей… Кожа вдруг с треском лопнула, разошлась в стороны, а из белесых внутренностей неожиданно полезли, разбегаясь кто куда, маленькие, залепленные кровью, слизью и еще какой-то дрянью тонконогие ящерки, которых тут же с хрустом подавили — всех до единой…

Чудовищная шестиногая акула осатанело носилась по кругу, сокрушая все на своем пути: на ходу она чавкала, отрыгивала и блевала, с хрустом жуя и отплевываясь; она вошла в такой боевой азарт, что на бегу отгрызала ноги и своим, и чужим; вот она цапнула за лапу гигантского паука, и тот рухнул, придавив брюхом зазевавшуюся кикимору; вот акула перекусила пополам волка и побежала дальше, совсем не задержавшись; вот она выхватила кусок трясущегося желе из чудовищного слизня, а тот, не глядя, схватил ее ложноножкой, запихал в ротовое отверстие вместе с подвернувшимся некстати волком, споро переварил их обоих и выкинул из-под полупрозрачного хвоста акульи косточки и ребрышки вперемешку с волчьими…

Постепенно происходящее внизу начало терять всякий смысл; поле боя превратилось в винегрет… или в салат, или в заброшенную скотобойню на месте кладбища домашних животных… Все смешалось: немногие уцелевшие бойцы слабо копошились в останках поверженных врагов. Похоже, что уже была ничья.

Окаменевшие от восхищения, ужаса и омерзения Иван и его товарищи внезапно одновременно почувствовали, что в глазах у них потемнело. Иван машинально посмотрел вверх и содрогнулся: полнеба было скрыто стаей гигантских летучих мышей, которые явно собирались напасть на рыцарей.

— Что же, добрый сэр Иан, — хрипло проговорил Фома, обратив застывшее бледное лицо к ставшему нестерпимо низким небу, — нет ли у тебя еще одного хорошего волшебства, которое могло бы и на этот раз спасти нас?..

— А почему ты решил, что это именно я позвал бра… то есть волков? — глухо спросил Иван. — Впрочем, вполне может статься…

Он вспомнил ворона, сопровождавшего его в полете на чудесном челне. Черные глаза и сила крыльев.

Помоги, брат Ворон, своему брату.

Стало совсем темно. Иван повернул голову и увидел, как с востока навстречу летучим мышам, заслонив оставшиеся еще незамутненными другие полнеба, приближается стая черных, как ночь в подземелье, воронов.

Нет, это была даже не стая. Это была стена, темный монолит, строгий и величественный, несомый ураганом навстречу другому вихрю, другому монолиту.

И сшиблись две темные стены. Сразу посыпались осколки; дождь из пернатых и перепончатокрылых тел хлынул, как семечки из прохудившегося кулька.

Писк, карканье, клекот, хлопанье крыльев разносились повсюду. От невыносимого шума Ивану захотелось зажать уши. Дождь из перьев и кожистых ошметков превратился в кровавый водопад. Постепенно небо светлело, но, посмотрев вниз, Иван увидел, что зато там все черным-черно: землю устилали останки разорванных в клочья летучих мышей и воронов.

Поредевшие эскадрильи яростно бились друг с другом, совершая чудеса на виражах, и внезапно все стихло. Последний ворон и последняя мышь, сплетясь в неразрывном смертельном объятии, камнем рухнули на землю. Иван посмотрел вниз.

Он поморщился. С высоты скалы было хорошо видно, как страшные останки неистовой битвы — трупы, клочья трупов, ошметки трупов, кровь, слизь, внутренности — смешались, обратившись в огромное тошнотворное сине-серо-красное болото, над которым поднимался легкий парок; в болоте что-то булькало, дрожало, всхлипывало; время от времени откуда-то из глубин ужасной трясины поднимались пузыри и тут же лопались с громким чмоканьем.

Вдруг все болото всколыхнулось, по трясине пошли волны. Они становились все выше и выше, сталкивались друг с другом, так что брызги летели высоко, достигая верхушки скалы, на которой обосновались Иван, Фома и Ланселот. Постепенно волны стали двигаться по кругу, как будто кто-то неведомый помешивал невероятной ложкой в чудовищной кастрюле с почти готовым к употреблению варевом.

Невидимая ложка орудовала все быстрее и быстрее: уже образовался водоворот, в центре которого находилась скала — оплот рыцарей; они в немом ужасе наблюдали за происходящим у них под ногами непотребством.

И тут словно выдернули пробку из раковины: кровавая мешанина, бурля, пенясь и урча, внезапно устремилась в какие-то неведомые подземные глубины. Несколько секунд — и последние омерзительные капли со скворчанием, всосались в землю у подножия скалы.

Стало тихо. Как будто и не было никогда здесь сражающихся и умирающих, никто не убивал и не был убит… На хорошо удобренном поле тут же зазеленела молодая сочная травка.

Иван перевел дух.

Он покосился на спутников: те тоже с трудом приходили в себя после только что увиденного ими катаклизма. Первым заговорил Фома.

— Как я понимаю, — брезгливо произнес он, — эту битву никто не выиграл…

— Почему же? — возразил Иван. — Мы-то ведь целы и невредимы, хотя за нами гнались с явным намерением уничтожить… или, во всяком случае, помешать…

Фома с усмешкой посмотрел на него.

— А они что, сообщили тебе о своих намерениях? — спросил он.

Иван почесал в затылке.

— Вообще-то нет, — признал он очевидное. — Но ты ведь сам говорил…

— А теперь я сомневаюсь в том, что говорил, — произнес Фома, не глядя на Ивана. — Во-первых, я все же не видел среди них Морганы…

— Ну и очень хорошо, — вставил Ланселот. — То есть что это я… Наоборот — плохо, что она сквозь землю не провалилась!..

— …А во-вторых, — продолжал Фома, проигнорировав выступление Ланселота, — те, кто нас защищал, не вызывают у меня доверия. Что за звери? Что за птицы? Сроду я у нас таких не видывал…

— Мало ли чего ты не видывал! — возмутился Иван. — Ты еще скажи, любезный сэр, что это я — посланник чуждых здешнему миру сил!..

Фома пристально посмотрел на Ивана и невозмутимо произнес:

— А что? И скажу!.. Иван потерял дар речи. Фома усмехнулся:

— Разве не так, добрый сэр Иан? Ты ведь нездешний, идешь по каким-то своим делам… Кто знает — может быть, твое путешествие как раз и призвано нарушить равновесие этого мира! Откуда мне известно, добро ли в моем понимании твое добро? А?

— Но ведь ты же мне помогаешь, — растерянно произнес Иван.

— Помогаю, — кивнул Фома. — Потому что из двух зол выбирают меньшее.

Тут за Ивана вступился Ланселот.

— Ты, это… сэр Фома, — сказал он, — чересчур уж подозрителен становишься с годами… Фома помолчал, потом махнул рукой.

— Действительно, — задумчиво сказал он. — Что такое на меня нашло… Черт, такое ощущение, что кто-то хочет нас поссорить!..