Страница 73 из 99
Тому все стало ясно: Блоха собирается ограбить музей или какую-нибудь картинную галерею! Насмотрелся заграничных детективных фильмов, кретин! И в газетах часто пишут, как в капиталистических странах похищают даже из известных охраняемых музеев бесценные полотна великих художников. Так это там, за границей, а у нас такой номер не пройдет! Ну, хорошо, допустим, украдешь, а куда сбудешь? Кому? Миллионеру-коллекционеру из Техаса или Филадельфии? Кто у нас сейчас купит дорогостоящую краденую картину?
Том ничего этого не стал говорить Борису. И тем более не стал отговаривать от опасной затеи, обреченной на явный провал! Может быть, это и есть тот самый случай, который поможет ему надолго избавиться от Блохи?..
Но напрасно тот рассчитывает впутать его в это безнадежное дело! Если Борис попадется с картинами, он не будет на суде рассказывать о другом... Не такой он дурак, чтобы увеличивать себе срок! Что такое тюрьма, Блоха знает, он, еще когда ему не было восемнадцати, уже успел побывать в колонии для несовершеннолетних.
- Скупщиков картин, да и вообще краденого, я не знаю, - ответил Том.
- Ну, а магнитофон, проигрыватель, усилитель и прочие примочки поможешь реализовать?
"Попахивает не музеем, а квартирной кражей..." - подумал Том.
- Спятил? - сказал он. - Нас же обэхээсовцы пасут! Привезенное-то из-за границы законным путем и то трудно сбывать, а ты... - Он чуть было не сказал "краденое", но удержался. Не нужно произносить этих криминальных слов. Мало ли чего, его запросто могут вызвать свидетелем по делу Блохи.... И этот разговор может всплыть. Следователи - они народ цепкий, за любую ниточку потянут...
- Обтяпаю это дельце и с Машкой на юг! - мечтательно улыбнулся Борис.
"Скорее всего, мой милый, на Север загремишь! - усмехнулся про себя Том. - И без толстухи Машки!"
- Ох и погуляем! - продолжал фантазировать Борис. - Я ведь не ты, не буду над каждым рублем трястись... Я, брат, гулять умею!
К ним подошел хромой в кожаном пиджаке мужчина. В руках у него автомобильный магнитофон и коробка с динамиками.
- Я возьму, Том, - сказал он.
- Тридцатник сверху, - коротко бросил тот и взглянул на часы: - Жми в кассу, сейчас закроют.
Без пяти восемь, а Евы нет. Настроение катастрофически падало, он соскучился по ней и надеялся сегодня увезти к себе на дачу. Там соберутся знакомые, будет игра по крупной...
Том сказал, что закрывается, и клиенты один за другим стали покидать комнату. До завтра. В семь вечера они снова будут толпиться тут и рассматривать товар. Некоторые, как этот Виктор в кожаном пиджаке, приходят каждый день, будто на работу. Том знает, что, купив у него дефицитную вещь, он потом перепродаст своим знакомым. Много не заработает, но что-то имеет, раз не бросает это дело. Том знает его уже несколько лет.
- Послушай, та, черненькая Люся... - нагнулся к нему Борис. От него пахнуло перегаром. - Как она? Ничего?..
- Зачем ты ей нужен! - сказал Том. - Она уважает тех, кто с деньгами и машиной...
- Деньги будут, - самоуверенно заявил Блоха. А машину у отца уведу...
- Ну-ну, попробуй, - улыбнулся Том. Он не сомневался, что Люся того быстро отошьет. Она хоть и молодая, да ранняя и отличит гнилой товар от доброго...
Он закрыл па ключ комнату, на минуту зашел к директору магазина, коротко сказал про дневной товарооборот и вышел из магазина. Сразу к машине не пошел, минут пятнадцать подождал на углу улицы Еву, а потом, чувствуя досаду и злость на себя, за то что дал ей денег, перешел лицу, сел в машину и поехал на дачу.
А Ева в это время сидела в ресторане гостиницы "Европейская" напротив режиссера Василия Ивановича Иванова и, держа в тонкой руке фужер с шампанским, смотрела на него и внимательно слушала. Василий был в расстегнутой безрукавке, давно не стриженная борода спускалась на обнаженную загорелую грудь, широченную, как деревянное корыто, маленькие синие глаза его зло поблескивали из-под густых бровей. Василий пил водку и разглагольствовал. Молча пить он не умел. На толстых могучих руках его топорщились белесоватые волосы.
- Искусства нет ни в кино, ни на телевидении, - говорил он, вперив в девушку неподвижный взгляд - Назови мне нашумевший в последнее время фильм? Ну хотя бы один?
Ева не могла назвать не потому, что была согласна с Ивановым, просто она редко ходила в кинотеатр, а летом особенно. А телефильмы вообще не смотрела, разве что иностранные многосерийные.
- А почему нет искусства? - таращился на нее Василий. - Потому что в кино и на телевидении работают ремесленники... Да и в театре - тоже! И я - ремесленник! Меня тоже надо гнать со студии в три шеи. Ремесленниками мы стали потому, что нет в кино настоящей литературы! Режиссеры выражают только себя. Они и хорошую литературу в два счета угробят. Чего себя выражать-то, если у тебя ничего за душой нет? Вот и жуют жвачку, а зритель у нас добрый, все проглотит... Это не в Англии, где киностудии одна за другой прогорают... Не ходят англичане в кино, хоть ты караул кричи! Не ходят, и баста! Телевизоры еще смотрят, а в кино не хотят... Не нравится им современное кино... Ты согласна со мной?
- Да что вы все про кино и про кино, - сказала Ева. - Как будто больше не о чем говорить?
- Хочешь, я из тебя сделаю известную актрису? - рассмеялся он. - Сейчас в кино командует господин случай. На фоне всеобщей бесталанности ничего не стоит прославитьсяиылезла на экран, спела хриплым голосом смешную песенку, поиграла подведенными глазами, покрутила бедрами, показала бюст - тут уж оператор должен постараться! А если хорошая фигура и красивые ноги, можно обнаженной показать в русской бане или в ванной... Заметила, что не фильм, то баня с паром... Нет в сценарии, так режиссер вставит, теперь каждый режиссер соавтор... И новая кинозвезда готова! Бери ее и катай по экранам...
- Хочу, - прямо взглянула в глаза ему Ева.
- И голая в речку полезешь? Это тоже теперь модно!
- Если надо, - усмехнулась Ева.
- В баню-то я уж тебя точно запру! - рассмеялся Василий. - К черту литературу! Даешь голый секс!
- Я серьезно готова сниматься в кино в любой роли: в бане, ванной, речке...
- В постели, - ввернул он.
- И в постели, - спокойно сказала Ева. - Как это говорится, искусство требует жертв!
- Не искусство, а самодур-режиссер, - ударил себя кулаком по ляжке Василий.
- Вы ведь не самодур? - взглянула ему в глаза Ева.
- Чем я лучше других? - вздохнул он, налил в рюмку из бутылки водки и лихо выплеснул в бородатый рот.
- Не наговаривайте на себя, Василий Иванович, вы не такой, - тихо произнесла Ева, глядя на него светло-карими прищуренными глазами.
- Чего же не приходила на студию? - повнимательнее посмотрел и он на нее. - Я снял бы тебя еще в одном фильме.
- Раньше не хотела, а теперь хочу, - повторила Ева. - Обстоятельства изменились. Меня из университета исключили.
- Не хочу учиться, а хочу жениться... - рассмеялся Иванов.
- Не поэтому, - сказала Ева. - Я не захотела изучать английский язык.
- И зря, - рубанул воздух толстой рукой Василий. - Читала бы в подлиннике Шекспира.
- Я его не люблю.
Василий грохнул кулаком по столу, так что все задребезжало, а бутылка с шампанским подскочила и чуть не упала, и оглушительно захохотал:
- Она Шекспира не любит! Толстой тоже не любил, гении, они тоже не любят друг друга... А ты за что не любишь великого трагика и поэта?
- Я не верю ему, - ровным голосом произнесла Ева. - Не верю, что Ромео отравился, а Джульетта заколола себя кинжалом из-за любви... Не верю, что Отелло мог задушить Дездемону из-за такого пустяка... А король Лир роздал неблагодарным дочерям свое царство. Все это красиво, впечатляет, но не правда.
- Оригинальная точка зрения на Уильяма Шекспира... - усмехнулся Василий, снова наливая себе водки и пододвигая бутерброд с семгой. - Ну, бог с ним, с Шекспиром... А Кирилл знает, что тебя того... из университета?