Страница 28 из 43
пусть сейчас же положит их перед образом
Николая-чудотворца. Только тогда вам простится
этот тяжкий грех, толкающий вас на пагубный путь.
Я же, отроки, буду молиться за вас.
Отец Иоанн ушел в алтарь.
Ребята какое-то время постояли неподвижно,
потом по одному стали подходить к стене, на которой
висела икона Николая-чудотворца, и кидали
листовки на пол.
Васли и Яша переглянулись и тоже выложили по
листку.
Вернулся отец Иоанн. Увидев на полу кучу
бумаг, он повеселел.
—Ну, дети мои, теперь начнем воскресную обедню,— ласково сказал он и начал богослужение.
На обратном пути Малыгин снова и снова обдумывал
происшедшее возле церкви. Кто таков этот
оратор? Никогда его прежде не видел. Удалось ли
ему замести следы? И не пошел ли на его розыски
Потап Силыч? Недаром говорят, что он и сейчас
состоит в негласных агентах. И куда подевался
Ваня Ислентьев?
Малыгин видел, каким огнем горели глаза парня,
когда тот слушал оратора. И исчезли они
как-то одновременно. Не стряслось бы с Ваней
беды!
Малыгин всей душой сочувствует ^ароду, но
не может преодолеть в себе некоторой робости.
Когда случается ему разговаривать с мужиками на
политические темы, он всякий раз в конце разговора
просит с заискивающей улыбкой: ≪Вы, уважаемые,
не поймите меня неправильно. Я пекусь только
о вашем благе≫. Часто на него находят мрачные
мысли, тогда он начинает сомневаться в своей деятельности,
колебаться, нужна ли она, не совершает
ли он какой-нибудь невольной ошибки. Наверное,
поэтому товарищи, хотя и доверяют ему распространять
прокламации по окрестным деревням,
не торопятся принять его в свою партию.
Ребята, не успев зайти в общежитие, еще
толклись во дворе, как вдруг примчался черный
жеребец, запряженный в маленькие нарядные санки.
В них восседал приземистый земский начальник. На
облучке с вожжами в руках пристроился Потап
Силыч. Он лихо осадил коня перед школьным
крыльцом, на котором стояли Баудер и Малыгин
спрыгнул с облучка, с угодливостью откинул коврик,
прикрывавший ноги земского начальника.
Земский тяжело вылез из саней, поздоровался
с Баудером и Малыгиным, кинул через плечо
надзирателю:
—Потап Силыч, поставь коня под навес. Распрягать
не надо. Потом зайди к нам. И вы, Гавриил
Васильевич, не уходите. Поговорим все вместе.
Баудер, несколько уязвленный тоном земского
начальника, покраснел и, возмущенно дернув плечами,
пошел в сопровождении земского и Малыгина
к себе в кабинет. Вскоре туда же прошмыгнул
и надзиратель.
Яша Гужавин подошел к Васли, спросил
тихонько:
—Ты сколько оставил?
—Штуки четыре. А ты?
—У меня, наверное, побольше, точно не знаю.
Куда бы их спрятать?
—Тебе, Яша, нельзя их у себя оставлять. Потап
может обыскать. Давай их мне, я на мельнице
спрячу —никто не найдет!
Вечером Васли все вспоминал сегодняшнее утро,
бесстрашного оратора, его страстные и гневные
слова.
Он с нетерпением ждет Яшу, хочется поделиться
с ним новыми одолевающими мыслями, но приятеля
все нет и нет. Уж не случилось ли чего в школе?
Сбегать бы, да Матвей снова ушел к своей невесте
—они недавно помирились после новогодней
ссоры. Мельницу не бросишь, хотя на ней всего один
помольщик, мужик из Большой Нольи.
Вдруг у Васли мелькнула озорная мысль. Не
дать ли одну листовку этому мужику? Пусть читает,
набирается ума.
—Дядя, ты грамотный? —спросил Васли.
Мужик похлопал мучными руками, ответил с
улыбкой:
—Нет, сынок. В солдатах был, показывали мне
буквы, да у меня мозги, видно, вроде решета, ничего
не зацепилось. А что?
—Ничего, просто так спросил.
—В нашей деревне есть старик, дед Епи. Вот
уж тот —грамотей. Все знает, во всем разбирается.
Про что хочешь расскажет —и про императора,
и про короля, и про шайтана.
—Наверное, про султана? —с улыбкой спросил
Васли.
—Может, и так,—согласился мужик.—По мне,
все едино.
Дверь амбара скрипнула. Матвей заглянул в
амбар, поманил Васли.
Вид у Матвея был взволнованный.
136
—Послушай, парень,—пристально глядя в глаза
Васли, сказал он,—в Нартас приехал урядник
и три стражника. Ищут листовки. Был обыск в
общежитии, на ферме, на конюшне.
Васли опустил глаза, сказал:
—Дядя Матвей, я пойду к себе, ладно?
—Иди, Васли, иди,—ответил мельник и еще раз
пристально взглянул на парня.
Г л а в а IX
«ГОСТИНЦЫ»
Прошла неделя. Жизнь в школе вошла в свою
колею. Потап Силыч как-то притих, ходит злой
и хмурый. Должно быть, досадует, что при учиненном
им обыске не нашли ни одной листовки. Кроме
того, он напуган исчезновением Вани Ислентьева.
Баудер прямо ему сказал:
—Ты обязан следить за учениками. Упустил
парня —ищи где хочешь, а найди!
Потап Силыч написал в родную деревню Ислентьева,
съездил в Уржум. Но из деревни ответили,
что Иван дома не появлялся, и в Уржуме никто его
не видел.
Мысль о Ване Ислентьеве не покидает и Васли.
Он записывал в дневнике:
≪Сегодня в школе опять зашел разговор о Ване.
Яша Гужавин сказал, что, наверное, он вместе
с новобранцами ушел на войну. Последние дни
Поперечный Иыван все время крутится возле нас
с Яшей, стал, не в пример прошлому, разговорчивым
и приветливым. Но Яша не очень-то доверяет ему,
говорит, что он —холуй Потапа. Может, оно и так,
да только мне все равно жалко Йывана, не могу
его оттолкнуть: ведь у него нет товарища, а одному
жить очень тяжело.
Мне пришло в голову: не рассказать ли Гавриилу
Васильевичу о листовках? Или не стоит впутывать
его в такое опасное дело?≫
Васли перечитал свою запись и, поразмыслив,
тщательно вымарал две последние фразы.
В это время в его комнату вошел мельник.
—Сейчас новость слышал,—сказал он,—в починке
Айблат сегодня нашли две листовки. Кто-
то тамошним мужикам подкинул.
Чувствуя на себе пристальный взгляд Матвея,
Васли покраснел.
—Дядя Матвей, что ты так на меня смотришь?
Может, ты думаешь, что это я?
—С чего ты взял? —Матвей пожал плечами
и, достав амбарную книгу, принялся ее перелистывать.
Потом сказал задумчиво: —Вообще-то сделал
это какой-то бесстрашный человек.—Он положил
руку на плечо Васли.—Послушай, Василек,
сдается мне, ты от меня что-то скрываешь. Я тебя
не принуждаю* если не доверяешь мне, ничего
не говори. Только мне думается, что мы с тобой
Друзья.
—Конечно, друзья! —горячо воскликнул Васли.— Подожди, дядя Матвей, я сейчас!
Васли проворно взобрался на чердак, разгреб
землю в углу, достал полотняный сверток.
Вернувшись, он протянул сверток мельнику.
—Вот, дядя Матвей,—сказал он.
—Это еще что за гостинцы? —удивился Матвей.
—Сам погляди.
Матвей развернул сверток.
—Листовки! Вот так гостинцы! Ты сам-то читал,
что тут написано?
—Читал.
—Дай-ка и я почитаю... ≪Вдумайся, солдат, кто
твой враг и где он?≫ —Дальше Матвей стал читать
про себя; закончив, сказал одобрительно: —Толково
написано. В самую точку.
Васли, напряженно следивший за выражением
лица мельника, пока тот читал листовку, при его
последних словах радостно улыбнулся и сказал:
—В прошлое воскресенье оратор у церкви
то же самое говорил, он и листовки эти разбрасывал,
а я подобрал да спрятал. Там еще другая