Записки чекиста

БЕЗ ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ЗНАКОВ

Быстро пролетели без малого семь лет моей работы в Омске, и опять новое назначение: в Бурятскую автономную республику, заместителем министра, потом министром государственной безопасности.

А оттуда, уже в 1952 году, – в Белоруссию, в Минск.

Все здесь напоминало о суровых испытаниях, выпавших на долю минчан в годы Великой Отечественной войны. Город Минск наполовину лежал в развалинах, среди которых то там, то сям поднимались островки новостроек. С каждым днём таких островков становилось больше, они все заметнее сливались в новые жилые массивы.

Такой воспринимал белорусскую столицу не только я – каждый, кто в это время впервые приезжал сюда. Все это радовало глаз, вселяло уверенность в будущее. Но немногие знали, какая ещё шла жестокая борьба за это будущее. За то, чтобы быстрее залечить тяжёлые раны военных лет.

В белорусских лесах, особенно в западных областях республики, орудовали остатки бандитских шаек. Фашистские недобитки, не выловленные ещё изменники Родины и предатели, совершали нападения на небольшие деревни, грабили и уничтожали народное добро, убивали советских работников и колхозных активистов. Оставленная оккупантами подпольная вражеская агентура, перешедшая в руки новых заокеанских хозяев, пыталась продолжать подрывную деятельность. На саботаж, а где можно и на прямые диверсии и террор шли вчерашние полицаи, каратели и прочая нечисть.

Наряду с холодной, дипломатической войной империалисты не отказались от заброски на нашу территорию своих агентов, шпионов и диверсантов, которые в первые послевоенные годы могли найти убежище среди затаившихся фашистских прислужников. В свою очередь, обосновавшиеся в западных государствах злейшие враги белорусского народа – националисты Родослав Островский, Николай Абрамчик, Борис Рогуля и иже с ними, лезли из кожи вон, стараясь обеспечить вражеские разведки нужными для этой цели «кадрами». Вербовали их среди изменников и предателей, бежавших подальше от тех мест, где многих из них ждала неминуемая кара за совершённые преступления.

И борьба продолжалась.

Незримые нити империалистических разведок, словно щупальцы, протягивались из-за рубежа на территорию Советского Союза и, конечно, приграничной Белоруссии. Вчерашние союзники в борьбе с германским фашизмом, а ныне враги социалистического мира пытались как можно дальше продвинуть свою агентуру. Тайная война была тем ожесточённее и коварнее, чем изощрённее действовали тщательно отобранные и хорошо обученные вражеские лазутчики.

Но ставка американской и английской разведок на свои «кадры» в Стране Советов оказалась битой – они были разгромлены. Пришлось восполнять «пробелы», забрасывать новую агентуру.

Вот почему в ночном небе над советской землёй, в том числе и над Белоруссией, время от времени начали появляться «неизвестные» самолёты без опознавательных знаков…

Однажды ночью был услышан гул самолёта, прилетевшего с Запада и вскоре вернувшегося назад. Нет, он не заблудился. Его вела опытная рука по специальному заданию и с «живым грузом».

Что это так, подтвердилось на следующий день, когда после организованных поисков был обнаружен в лесу парашют.

А где тот, кто приземлился на нем?

Через некоторое время стало известно, что среди немногочисленной группы бандитов – так называемых «лесных братьев», затаившихся в лесной чащобе, – появился новый человек под фамилией «Слуцкий». Кто-то свёл его с этим сбродом, и вскоре он стал их руководителем.

Ночной гость не скрывал, что прибыл из-за границы. В подтверждение этого кроме предъявленного удостоверения, гласившего, что он является членом Рады «Белорусской народной республики», Слуцкий подарил одному из бандитов заграничный пистолет и передал в «общий котёл» пять тысяч рублей советскими денежными знаками.

Слуцкий?.. Прежде о нем ничего не было известно. Не кличка ли это, за которой скрывается человек, ранее бывавший в районе приземления и имеющий там связи?

Если это так, его могут знать некоторые участники бандитской группы из числа местных жителей. В частности, может знать тот из них, которого жена давно уговаривает явиться с повинной. Муж её, по словам женщины, во время фашистской оккупации был в принудительном порядке вовлечён в так называемую «самооборону». По характеру слабовольный и робкий, он покорно выслушивал ругань любого типа, одетого в гитлеровскую форму. А после изгнания фашистов, боясь, что арестуют и будут судить, связался с отпетыми головорезами и вместе с ними ушёл в лес.

Этого человека давно можно было арестовать. Когда он, как ему казалось, тайком приходил к жене или когда она ходила к нему на свидание. Но, до поры до времени, этого не делали. Потому, что его рассказы о делах банды нужны были сотрудникам госбезопасности.

Мы не ошиблись: во время очередного свидания незадачливый муж рассказал жене о прибывшем из-за границы «большом начальнике». А едва она спросила – кто этот «начальник», как тут же услышала в ответ: «Ты его знаешь, когда-то его называли „Чечёткой“. Настоящая фамилия Филистович. Теперь у него другое прозвище – „Слуцкий“.

Значит, Слуцкий и есть Иван Андреевич Филистович? Что ж, этот ночной пришелец давно и хорошо известен своими прошлыми делами. Выходец из буржуазной семьи, получивший шляхетское «воспитание» с антисоветской направленностью, Филистович, или, как он себя именовал, пан Ян, враждебно отнёсся к воссоединению западных областей Белоруссии с БССР. Зато вероломное нападение фашистских полчищ на Советский Союз он встретил как праздник.

Перебежав из партизанской зоны в близлежащий гитлеровский гарнизон, И.А.Филистович добровольно, без малейшего принуждения, вступил в созданный фашистами националистический батальон СД. Он хвастался, что гордится «сотрудничеством» с оккупантами потому, что с детства ненавидит Россию и Советскую власть. И подтвердил это – исправно нёс охранную службу, участвовал в карательных экспедициях против партизан.

С женщинами и стариками воевать было легко, и Филистович беспощадно расправлялся с мирным населением белорусских деревень. Не отказывался он и от участия в отправке евреев в гетто, откуда, как известно, никто не возвращался.

Но вместе с победоносным наступлением Красной Армии неотвратимо приближалось возмездие. Летом 1944 года закоренелый преступник предпочёл улизнуть сначала в Польшу, а потом в Италию и Чехословакию. Озлобленный враг и там продолжал принимать активное участие в карательных экспедициях против итальянских, чешских и словацких патриотов.

После разгрома гитлеровской Германии Филистович затаился на территории Польской Народной Республики, где даже сумел устроиться на работу.

Однако боязнь разоблачения не давала покоя. Животный страх перед неминуемой расплатой погнал предателя прочь с польской земли. Только перебравшись в Западную Германию, он почувствовал себя в безопасности.

А через несколько лет опять появился в Белоруссии.

Кто и зачем его прислал?

Мы не сомневались, что прилетел он не для добровольной явки с повинной. Судя по практическим делам «Слуцкого», у него были другие цели: создание подпольной антисоветской организации, вербовка антисоветских элементов, совершение диверсионных актов. Лакей хотел доказать своим новым хозяевам, что не зря ест их хлеб, и первое, что он сделал, – организовал налёт банды «лесных братьев» на типографию Вязынской МТС. Налёт, к счастью, обошёлся без человеческих жертв. Бандиты похитили часть шрифтов, бумагу, типографскую краску и, облив здание типографии бензином, подожгли его.

Однако с каким бахвальством расписал Филистович этот «подвиг» в своём дневнике, предназначавшемся для иностранной разведки, а очутившемся в руках чекистов! «Утром разгромили вражескую типографию, – собственноручно начертал он. – Создали свою, партизанскую. Операция удалась хорошо: никто не видел. Говорят, что загорелось само, от папиросы».

Само?..

Блажен, как говорится, кто верует. Ведь был же кто-то, бросивший эту злосчастную папиросу. Пожар возник рано утром, а с вечера в помещении типографии не было ни души. Неужели папироса могла тлеть в течение целой ночи?