Остроги. Трилогия

— А что еще рассказывали? Нам все интересно, — вмешалась в беседу старших Мариша.

— Там всякое было… Слыхали о подлодке К-27? Нет? У нее с реактором проблемка случилась, был выброс радиоактивного газа в отсеки. Экипаж хватанул дозы… Померли они все вскоре, а лодка аж четырнадцать лет простояла в Гремихе.

Ашот округлил глаза:

— Вблизи от людей? Радиоактивная?

— Нет, Ашотик, чистенькая и красивенькая. — Мариша скорчила гримаску — мол, надо же, с этим идиотом я столько лет в одной группе училась. — Продолжайте, Иван Терентьевич. Не обращайте внимания.

— А что продолжать? У нас вам делать нечего. Сашок как пить начинает, так всерьез. Запойный он, но мужик хороший. Только вот под этим делом буйный. — Иван Терентьевич щелкнул себя пальцем по горлу. — Вспомнит о вас — проблем не оберетесь. На Красную пристань вам надо, больше некуда.

— А там что? — спросил рядовой Петров, и Данила тут же вспомнил, что царь заказывал водить гостей на Красную пристань.

Иван Терентьевич прищурился:

— А там с защитой нашей и опорой договоритесь. Если сумеете.

— С кем, с кем? — Ашот шмыгнул носом.

— С подводниками, с кем еще. Только это нереально. Ну, да выхода у вас другого нет. Авось повезет. — Иван Терентьевич поднялся. — На этом прощаюсь, провожать не буду. Удачи, москвичи. В «Ржавый якорь» загляните.

Он двинул обратно.

Вдогонку ему зенитчики затянули местный хит о любви к родному острогу. В ушах Данилы потом еще долго звучало:

Славься, город с именем святым,

С поморским нравом — чистым и прямым,

Свою былую славу возроди,

Мы верим, что всё у тебя впереди!

Глава 6

ДОБРЫНЯ

Теперь Дан понял, почему на вопрос «Как пройти к „Ржавому якорю“?» от него шарахнулась русокосая женщина, а потом мужик в пуховике чуть ли драться не полез. Определенно заведение не пользовалось популярностью у местных жителей. По крайней мере, у той части населения, которая жила по царским законам, а не по бандитским понятиям.

В «Ржавом якоре» пахло гнилой рыбой, плохим самосадом и мочой. И всё здесь, включая хмурых агрессивных посетителей, пропиталось промозглой сыростью. Заведение это, сбитое из неотесанных бревен, стыки меж которыми кое-как заляпали цементом, служило пристанищем для сброда в звериных шкурах, полуобнаженных девиц и многочисленных увечных — без рук, без ног, кое у кого не хватало глаза или пальцев. Раскосые азиатские лица преобладали, они почти что вытеснили бородачей европейского типа, которые держались обособленно, в дальнем темном углу.

Никто не поспешил принять заказ у «варягов». Да они и не собирались набивать брюхо. Зачем рисковать? Их тут запросто могли отравить. Косые взгляды, которые Дан то и дело перехватывал, намекали, что расслабляться не стоит. Тем более диверсанты безоружны.

Уж лучше без штанов остаться, чем без ствола. Не так стыдно.

— Командир, какие планы? — Чихнув, Ашот с трудом объял пятерней свой мясистый нос.

— Ждать. Смотреть по сторонам.

— А как они выглядят, подводники эти? — Бахир теребил звезду, пришитую к бронику. Этот его аксессуар так и притягивал взгляды аборигенов.

Гурбан не ответил.

От скуки Дан прислушался к беседе за соседним столиком.

— Окружило небо Землю-матушку, уронить в себя хочет. А вот ему! Выкусит пусть небо! Твердь нашу семь больших и шесть малых китов держат. А когда киты шевелятся, Землю трясет… — Волосы на морщинистой голове рассказчика давно обратились седым пушком, голос его дрожал, он шамкал беззубым ртом, но вещал с воодушевлением. — Ближе всего к нам христиане, дальше — арабы, потом — одноногие люди. Эти все на востоке, где тепло. А на западе нехристь разная — немцы, англичане, французы.

— А американцы? — осторожно спросил молодой парень, рожденный после Псидемии.

— И эти тоже. — Старец, из поморов, важно кивнул и жадно уставился на миску с кусками оленины и кольцами жареного лука, что стояла перед парнем. Причем мяса там было куда больше, чем лука, который тут, на севере, дороже любой вырезки. Цингу из-за Псидемии никто не отменил, а сырое мясо с кровью далеко не все потребляют с удовольствием.

В разговор вмешался проходивший мимо ненец лет пятидесяти, в просторной, до колен рубахе с капюшоном, сшитой из шкуры мехом внутрь, и в таких же штанах:

— Мань тюкона иледм’!

[12]

Много лет живу, но не видел тех китов! Что ты несешь, старый хрен?! Какие киты?! Все киты давно со слизнями на бошках! Вон, у Николы спроси! Да только он с тобой, старым хреном, говорить не станет! Кто в море не хаживал, тот Бога не маливал!

[13]

А тебя я в море не видал что-то!

— Не дразни старого человека, а то вырастешь глупым. — Старик выхватил нож. — Так твой народ говорит?

— Тише, отец, чего ты? — Ненец поспешно ретировался к стойке, за которой хозяйничал такой же, как он, абориген, и зараз опростал в себя стакан.

Гул в заведении не стих ни на секунду. Никого не смутил вид ножа. В «Ржавом якоре», похоже, потасовки случались так часто, что стали рутиной, не достойной внимания. Вокруг звучали хриплые голоса, смех, тосты на дикой смеси языков северных народов, морского сленга и очень своеобразного русского. Понималось одно слово из пяти.

Ашот встал.

— Ты куда? — повел бровью Гурбан.

— Пройдусь, с народом пообщаюсь.

— Только не задирай никого, лады?

Прогулявшись к стойке и познакомившись с тем ненцем, что обидел старца, Ашот вернулся не с пустыми руками.

— Николой капитана кличут. Колянчиком, значит. Говорят, мужик — кремень. Вон подводники, в углу затихарились.

— Не похожи что-то, — усомнился Гурбан, взглянув в указанном направлении. — Чмошные какие-то. Офицеры, они ж благородные, в кителях… — Он замолчав, уставившись на Бахира, который пальцем углубился в ноздрю. — М-да…

Данила предложил:

— Подойдем, поговорим. Если что, извинимся. Ашот, дружище, присмотри за Маришей. Любимая, останься здесь.

Ага, держи карман шире — Мариша первая встала из-за стола и двинула в тот самый угол, где в полумраке ютились бородачи-европейцы. Дану и остальным ничего не оставалось, как поддержать ее начинание.

Вблизи стало понятно: насчет чмошности бородачей Гурбан погорячился. Во-первых, те устроились в углу с хорошенько проконопаченными и завешенными коврами стенами. Во-вторых, неаккуратность их ограничивалась лишь подстриженными бородками. На подводниках ладно сидели черные шинели с двумя вертикальными рядами пуговиц и с нашивками на рукавах. А вот фуражки отсутствовали, зато на столе лежали шапки-ушанки с блестящими кокардами. Головные уборы тоже были черными.

— Добрый день, господа. — Мариша проявила инициативу. У нее больше шансов произвести приятное впечатление, чем у остальных «варягов» вместе взятых.

Красота — страшная сила.

Пока звучали ответные приветствия, Данила изучал обстановку.

На столе горела свеча. Ее света хватало, чтобы рассмотреть закуски в мисках: икра красная и черная, ломти жареного мяса, салат из тепличных помидоров и огурцов, блестящий подсолнечным маслом и посыпанный солью… Дан понял, что проголодался.

И еще — у всех подводников волосы коротко острижены, слизню негде спрятаться.

— Девушка, присаживайтесь, будьте добры. А юношам скажите, чтобы не маячили тут. Раздражают, — лениво обронил подводник лет на десять старше Гурбана, но такой же крепкий.

Естественно, Мариша вежливо отказалась, и «варяги» не ушли. Не в их привычках драпать от пижонов в черном. Не затем сюда из Питера летели.

Пижоны в черном… В черном? Черепа почти лысые…

На миг у Данилы закралось подозрение, что питерские похитители и подводники как минимум заодно, а как максимум… Но обдумать эту версию ему не позволили новые обстоятельства.

Подводник — судя по хватке, старший среди своих не только по возрасту — положил на столешницу деревянные ножны, обтянутые черной — ну не зеленой же? — кожей, с латунными устьем, обоймицей и наконечником. Из ножен выглядывала рукоять светлой кости с латунными же втулками и S-образной крестовиной. Офицерский кортик вроде этого, только с трезубцем на устье, Дан видел в оружейке Училища — ножичек не только забавный, но и весьма опасный в умелых руках.