Страница 57 из 68
Банкомет положил карты, достал папиросу, закурил. Улыбается.
— Уж нет ли у вас, капитан, веревки от повешенного?
Дико запрыгали глаза у капитана, налились кровью. Судорожным хрипом перехватило горло.
— Прошу без шуток!
Банкомет удивленно посмотрел на капитана. Молча поднял свои карты.
— Мне тоже, капитан, не надо.
И выбросил на стол восьмерку пик.
У капитана хрустнули пальцы, сжимавшие веревку. Запрыгал в руке рыжебородый король…
Молча поднялся и, грузно передвигая отяжелевшими ногами, прошел в свое купе, щелкнул замком. В глубоком раздумье постоял возле пустого раскрытого сундука, взял револьвер со стола, всунул дуло в рот, нажал курок…
Когда прибежавшие на выстрел офицеры открыли дверь, увидали: на диване, прислонясь спиной к стене, сидел капитан. В левой руке крепко зажал кусок веревки. На полу валялся рыжебородый король червей…
…Путь исправили еще до рассвета.
На рассвете начали орудийный обстрел станции Максюткиной. Смотрели, как взлетали кверху огромные столбы земли и дыма, как черными муравьями расползались в разные стороны люди.
Радовались.
— Ага, не нравится закуска!
— Так их, рассукиных детей, жарь!
— По капитану поминки справляем.
Не переставая стрелять, медленно продвигались к станции.
Полковник, на которого смерть казначея произвела тяжелое впечатление, хмуро покусывал жиденькие бесцветные усы.
— От одного выстрела орудийного бегут, мерзавцы. Банда, сволочь, снарядов на них жаль! Перепороть всех, чтоб месяц садиться нельзя было!
Станция горела…
Со свистом летели снаряды, в грохоте взрывались черными столбами земли. Тренькали пули по рельсам, по станционным зданиям. Люди падали на рельсы, шпалами ложились поперек пути.
Ползли другие… Тоже падали…
Ползли… Падали… Ползли… Падали…
Петрухин с холодной решимостью отдавал приказания:
— Взорвать путь во что бы то ни стало!.. Задержать поезд!.. Броситься сейчас на поезд — безумие, а ночью можно попытаться… Задержать поезд до ночи, задержать!..
— Товарищ Петрухин, напрасно люди гибнут, не подойти близко.
— Надо держаться.
— Не продержимся…
— Надо держаться!
— Людей зря положим, товарищ Петрухин.
Петрухин молча смотрит в бинокль, примеривает расстояние до поезда.
— Эх, парочку бы пушек нам!..
Конный полк Максима продвигался к линии железной дороги. В десятке верст от линии услыхали орудийную стрельбу.
— Слышите, Максим Иваныч, из пушек палят?
— Да, из пушек.
— Не иначе с Петрухиным бой, Максим Иваныч.
— Должно быть, с Петрухиным.
— Эх, маленько не успели!
Вернулись из шедшей впереди полка разведки.
Доносят:
— Белые обстреливают станцию Максюткину. На Максюткиной повстанцы из отряда Петрухина. Поезд белых верстах в пяти от станции. В тылу у белых станция Балейская, кроме железнодорожных служащих, никем не занята…
Максим послал донесение в штаб, сам с полком двинулся на станцию Балейскую.
Ночь.
Чуть дышит степь.
Большой сторожевой собакой вытянулся поезд, чутко дремлет. Пробежит ветер по степи, зашуршит ковылем-травой, — встрепенется страж, рявкнет в темноту орудийным жерлом:
— Гав!
Мелкой дворняжкой рассыпятся пулеметы:
— Тяв, тяв, тяв! Тяв, тяв, тяв!
Тихо ползут по рельсам большими черными муравьями мужики. Бесшумным и легким кажется в сильных мужицких руках тяжелый железный лом. Чуть звякнет по рельсам и сейчас же испуганно замрет…
Лениво поднимет голову старая цепная собака:
— Гав!
Опять затакают спросонья дворняжки-пулеметы:
— Тяв, тяв, тяв! Тяв, тяв, тяв!
Снова тихо.
Чуть дышит степь…
К ночи Максим занял станцию Балейскую.
Прямо к аппарату:
— Сообщение с поездом, который вышел на Максюткину, есть?
— Есть.
— Еще поезда с солдатами не идут?
— Нет, не идут.
Максим сурово посмотрел на молоденького белобрысого телеграфиста.
— Говори правду, чуть что — башку с плеч!
Телеграфист волнуется:
— Товарищ начальник, с полным сочувствием, поверьте, как я сам пролетарской семьи.
— Хорошо. Сиди у аппарата. Чуть что — донеси. Вот двое товарищей будут при тебе, им скажешь, в случае чего…
Приказал собрать служащих и просто сказал:
— Вам всем, товарищи, оставаться при своих обязанностях… Чтоб никакого саботажа… Чуть что — к стенке.
В полуверсте от семафора, по направлению к станции Максюткиной, разобрали путь.
— Теперь белые не уйдут от нас, — потирал Максим от удовольствия руки.
За час до рассвета прискакали от Киселева. Димитрий сообщал:
— Подошли всем отрядом. В трех верстах от линии установили орудия. На рассвете начнем обстрел поезда. Разберите путь, отрежьте поезду отступление…
Максим улыбнулся:
— Готово уж, разобрали.
Прошел к аппарату, дружески похлопал молоденького телеграфиста по плечу:
— Смотри, брат, не спи. Сейчас стукать будешь.
Максим Иваныч вышел на платформу. В черной таявшей мгле чувствовался рассвет. Ходил взад-вперед по платформе, курил папиросу за папиросой и чутко прислушивался.
Из-за края степи алой кровью брызнуло солнце.
Вместе с первыми лучами света донесло отдаленный пушечный выстрел.
Максим снял фуражку, обернулся ухом на выстрел.
— Раз… Два… Три… Четыре.
И опять:
— Раз… Два… Три… Четыре.
Радостно улыбнулся Максим:
«Наши четыре палят. Не выдайте, голубушки».
Подбежал к телеграфисту:
— Ну, товарищ, стукай: красные подходят к станции с тыла. Спешите, перережут путь.
Телеграфист с изумлением поглядел на Максима. Максим ободряюще кивнул:
— Ничего, ничего, стукай!
Аппарат застучал дробно и четко.
Петрухин поднялся на водокачку:
«Сволочи, ни свет ни заря начали палить!»
Поднес бинокль к глазам, навел на поезд. Что за чертовщина! Около поезда, с боков, спереди, сзади поезда рвутся снаряды. Значит, стреляют по поезду. Алексей сам себе не поверил, отнял бинокль от глаз, осмотрелся.
Бум. Бум. Бум.
Да, стреляют. Опять навел бинокль на поезд. Возле поезда рвутся снаряды. Что стреляют по поезду, нет никакого сомнения. Но кто стреляет, откуда? Орудийная стрельба кажется совсем близкой.
Петрухин с волнением повел биноклем по степи.
Что? Что это?
Задрожала железная Алексеева рука, со стуком упал бинокль. Бросился Петрухин вниз:
— Товарищи, братья, наши пришли! Красные знамена видать! Поезд из пушек наши обстреливают. Наступать! Наступать!
У поездного аппарата телеграфист-солдат. Рядом полковник — начальник эшелона.
— Станция Балейская вызывает, господин полковник.
— Читай.
— Кра-сные под-хо-дят к станции с ты-ла. Спе-ши-те, пе-ре-ре-жут путь.
— Все?
— Все, господин полковник.
Сбоку громила батарея. Частой сеткой ложились вокруг поезда снаряды.
Сейчас нащупают, найдут прицел.
Что за черт, откуда взялись красные? Откуда у красных артиллерия?
Полковник сам пришел на паровоз:
— Задний ход!
Машинист надавил рычаг…
Противник переменил направление, — начал обстрел линии по пути следования поезда. Полковник выглянул с паровоза, посмотрел назад.
— Усилить ход!
Поезд несется птицей. Рвутся снаряды вокруг.
— Усилить ход!
Вот уж видна станция Балейская. Открыт семафор.
Верста…
Полверсты…
В страшном грохоте и лязге железа затерялись дикие вопли обезумевших от ужаса людей… Обломки вагонов. Куски железа, дерева… Из-под обломков — руки, ноги, головы… И стоны…
От станции неслись всадники Максима.
В этот же день вернувшийся из города кузнец Василий принес радостные вести — красные успешно наступали по всему фронту, у белых полный развал, бегут сломя голову…