Страница 42 из 68
— И то сказать, теперь одна дорога — перейти.
Человек во френче не выдерживает. Нервно обращается к матросу:
— Подходят, говоришь?
Матрос смущенно мнется.
— Да, говорят.
— Ну, а ты как думаешь?
— Да я что ж, как другие, так и я.
— Большевик, значит?
— Ну, зачем большевик…
— А знаешь, я могу тебя за эти разговоры арестовать!
Матросы угрожающе сдвигаются вокруг Френча.
— А ты, парень, не шибко…
— Всех не переарестуешь…
Человек собирается что-то сказать, но вдруг замечает Димитрия и в раздражении уходит.
Димитрий заказал себе кофе. Стал расплачиваться, положил в деньги заранее приготовленную записку. Максим с равнодушным лицом стоял возле. Записку заметил, не считая, взял деньги, небрежно сунул в жилетный карман, почтительно поклонился и ушел.
Когда Киселев проходил в свою каюту, его остановил поляк офицер.
— Будьте добры, ваш документ!
Киселев притворился очень удивленным.
— Вы же смотрели.
Офицер пожал плечами.
— Так надо.
— Хорошо. Но утром вы мне возвратите, мне утром сходить.
— Конечно, конечно.
Офицер улыбнулся. Улыбнулся и Димитрий. Каждый улыбался наивности другого…
Поздно вечером пароход пристал к Щукинской пристани. Димитрий без фуражки, с чайником в руках спустился вниз, смешался с толпой, сгрудившейся у сходней. Рядом тотчас же выросла фигура человека во френче.
Человек ласково улыбнулся Димитрию:
— Молочка захотели купить?
— Да, молока попить захотелось.
Вместе с толпой Киселев сошел на берег. Пошел между рядами торгующих всякой всячиной баб. Френч ни на минуту не отставал. Так и шли — впереди Димитрий, за ним Френч. Киселев переходил от одной бабы к другой, пробовал молоко, торговал, — вел время. Человек во френче шел шаг за шагом.
Второй свисток.
Френч забеспокоился.
— Опоздаем!
Киселев засмеялся:
— Ну, куда торопиться, мне еще не скоро сходить.
Стал расплачиваться за молоко, нарочно протянул бабе крупную бумажку.
Баба затужилась.
— Ах ты, господи, никак я тебе и сдачу-то не насбираю!
Френч услужливо выхватил из кармана бумажник.
— Я вам дам мелочь, пожалуйста.
Димитрий отказался.
— Нет, спасибо, мне все равно разменять надо.
С парохода подали третий свисток.
— Скорее, опоздаем!
Киселев протянул Френчу чайник с молоком.
— Возьмите молоко, бегите, я сдачу возьму.
Человек торопливо схватил чайник и побежал. Киселев получил сдачу и не спеша стал складывать деньги в бумажник.
Матросы убирали сходни.
— Скорее, скорее, уходим! — волновался Френч. — Да погодите вы убирать сходни, человек на берегу.
— Ждать всякого будем. Не мешай!
Матросы грубо отсунули Френча. Тот размахивал чайником, из чайника лилось молоко.
— Капитан, капитан, остановите пароход, человек остался!
Капитан спокойно командовал:
— Ти-ха-ай!
Медленно захлопали плицы. Зашумела под колесами вода.
На, верхней палубе стоял Максим. Под пушистыми усами дрожала радостная улыбка.
«Ушел! Молодец!»
Внизу в отчаянии метался Френч.
— Капитан, капитан, именем закона…
Вдруг человек далеко отбросил чайник с молоком и с размаху прыгнул в воду.
Димитрий быстро шел вдоль берега.
Подавлял в себе радость, но внутри неудержимо клокотало.
«Ушел! Ушел!»
Лихорадочно работала мысль, — как быть, что делать дальше? Ясно, что по всем пристаням сообщат немедленно и пробираться вверх по Оби было бы безумием.
Село осталось позади. Пошел несколько тише, — надольше хватит сил.
Вдруг услыхал сзади быстрые шаги.
— Эй, господин, постойте!
Что за черт, голос человека во френче. Димитрий продолжал идти дальше.
Человек настигал.
— Постойте!
Киселев остановился.
— Что надо?
— Куда вы?
— Тебе какое дело?
Киселев решительно повернулся и быстро зашагал вперед. Видел, что человек один, и решил завлечь его подальше от села.
— Нет, вы постойте, я вам хочу что-то сказать!
Френч схватил Димитрия за рукав, а правую руку сунул себе в карман.
— Пойдемте со мной!
Резким движением Димитрий вырвал руку и со страшной силой ударил ногой человека в живот.
Человек упал.
Прыжком дикого таежного зверя бросился на упавшего, впился ему в горло железными пальцами. Человек захрипел, задергал ногами. Киселев наступил ему коленом на грудь, крепче и крепче сдавливаются пальцы вокруг тонкой жилистой шеи человека. Человек перестал хрипеть, страшно блеснул в темноте огромными белками вытаращенных глаз, дернулся еще раз и стих.
Киселев продолжал сдавливать железное кольцо пальцев вокруг горла человека, и в его душе не было ничего, кроме животного чувства самосохранения…
С трудом разжал пальцы, опустился на землю возле неподвижно распростертого человека и глубоко вздохнул. Во всем теле почувствовал вдруг невероятную слабость, дрожали ноги, судорогой кололо пальцы. Знал, что надо кончать, но не было сил подняться…
А внутри беспокойная мысль настойчиво приказывала:
«Скорей, скорей!»
Киселев поднялся, нащупал во внутреннем кармане шпиона бумажник и переложил его к себе. Из другого кармана вынул револьвер. С чувством глубокого физического отвращения взял человека за ноги, подтащил к берегу и столкнул в воду. Внизу раздался плеск. С берега с тихим шуршаньем посыпались комья земли.
Тихо.
Димитрий нагнулся над обрывом, — во все стороны от берега расходились широкие круги…
Долго сидел на берегу, ни о чем не думая. Потом встал, выбрал пологий спуск, сошел к реке, освежил холодной водой лицо и голову.
Занималась заря…
На рассвете Киселев вернулся в село весь мокрый, в грязи, без фуражки. Прошел в волостное земство, потребовал председателя. Волостной сторож, удивленный необычайным видом неизвестного человека, бросился исполнять приказание. Председатель быстро явился.
— Я из контрразведки, — строго сказал Киселев. — Вчера с парохода на вашей пристани убежал большевик, я его преследовал. Немедленно мне лошадь, он далеко не уйдет.
Димитрий вынул бумажник, взятый у шпиона, и полез за документами.
Председатель не стал смотреть.
— Я знаю. Вы вчера с парохода прыгнули.
Димитрий с улыбкой осмотрел себя с ног до головы, широко развел руками.
— Видите, весь мокрый. Надо переменить одежду, пока седлают лошадь.
Через десять минут Димитрий, переодетый в сухое платье, вышел из волости. Распрощался с председателем за руку.
— Догоню, никуда не уйдет.
— Може, вам людей дать, поспособнее бы было.
— Нет, не надо, один справлюсь.
Вскочил на оседланную лошадь, взмахнул плеткой, радостно гикнул:
— Вперед!
Из-за леса с ласковой улыбкой показалось солнце.
Глава четвертая
Потоки
В широких берегах мутно плещется Обь. На той стороне, за темной просекой таежного леса, синеют горы.
Сегодня праздничный день. На Сизовской пристани шумливая разноцветная толпа ждет снизу пароход.
Щелкают кедровые орешки. Между яркими группами молодых девушек — зелеными и желтыми, голубыми и красными — шныряют звонкоголосые ребятишки.
Снизу медленно поднимается большой пароход.
— Гляди, гляди, пароход, однако.
Десятки загорелых, обветренных рук тянутся к глазам, строят из ладоней козырьки.
— Никак «Комерсант»?
— «Комерсант» и есть.
Пароход все ближе и ближе. Уж виднеются гуляющие на верхней палубе пассажиры. На капитанском мостике, как большой снежный ком, блестит белым кителем капитан. Лениво хлопая плицами, пароход медленно подползает к пристани.
— Ти-ха-ай! Сто-оп! Трави носовую! Э, черт, держи причал!
Бросили сходни. По бокам сходней тотчас же выросли два милиционера.
— Приготовь документы!