Рыцарь

Тибо пожал плечами:

– Может, и будут. Если родственники у него найдутся. Но он же северянин. Пока еще доберутся до нас эти родственники...

– Только родственников нам и надо опасаться?

– А кого ж еще? Вы ведь честно его убили.

Эжль оказался небольшим городком, окруженным садами и огородами. Ни городской стены, ни частокола вокруг Эжля не было, зато в самом центре громоздилась здоровенная постройка, поначалу принятая мною за крепость. Но это была не крепость. Это был монастырь.

Вообще-то сей монастырь мало отличался от укрепленного замка. Толстые стены с бойницами, мощные дубовые ворота, затянутый ряской ров и невысокая насыпь, густо заросшая сорными травами. Западную стену оберегала круглая низенькая башня.

На насыпи со скучающим видом сидела босоногая девчушка и следила за гусями, которые бродили внизу. Когда отдельные гуси-альпинисты пытались взобраться на насыпь, девчушка хворостиной сгоняла их обратно.

Когда мы подъехали к воротам, те приоткрылись и выпустили нам навстречу мужика в темной длиннополой рясе и с бритой макушкой монаха.

Монах поначалу нас не заметил – болтал с кем-то, остававшимся с той стороны. Затем они оба – монах и его невидимый собеседник – дружно заржали. Монах обернулся, увидел нас.

– К епископу? – поинтересовался он. – Марк, не закрывай ворота!

В створе показалась толстая морда в рытвинах от оспы.

– Откуда едете?

– Из Арля.

– В Ним не заезжали?

Тибо покачал головой:

– Закрыт сейчас город. Болезнь там вроде какая-то.

Монах кивнул:

– Закрыт, значит... Додумались наконец... Ну, с Богом.

– Епископ-то где? – спросил Тибо.

– Монсеньор Готфрид сейчас в трапезной, – важно изрек первый монах. И пошел по своим делам.

Хорошо смазанные петли не заскрипели, когда привратник Марк открывал ворота.

«Бумм!» – сказала левая створка, глухо ударяясь о стену.

«Бумм!» – сказала правая створка несколькими секундами позже.

Мы въехали в монастырский двор.

По двору бродили свиньи и куры. Еще один монах, с макушкой, обросшей недельной щетиной, возился у колодца. Мы его не заинтересовали.

Во дворе имелись две каменные постройки: церковь и большой дом посередине двора; и множество деревянных: амбаров, сарайчиков и прочих хозяйственных построек.

Мы остановились неподалеку от большого каменного дома. Я спрыгнул с коня и уж было направился к крыльцу, когда меня остановил окрик Тибо:

– Ваша милость!

Я повернулся:

– Что еще?

– Деньги-то забыли взять, – укоризненно напомнил мне Тибо и принялся рыться в моей седельной сумке.

– А они что, нам здесь понадобятся?

– Ну вы, господин Андрэ, совсем как дите малое... – пробормотал Тибо, не переставая обшаривать сумку в поисках кошелька. – Епископ Готфрид – сеньор этих земель. Значит, он и судья тутошний, и правитель... Смекаете, к чему я?.. К тому ж он еще и священник, слуга Господа Бога нашего, лицо, так сказать, духовное...

– Ладно, я понял. Сколько ему нужно дать?

– По повелению нашего августейшего короля штраф за убитого на поединке – три марки. Это, значит, Готфриду причитается как лицу светскому...

Я не смог удержаться от улыбки: очень уж забавными выглядели эти подсчеты.

– А как лицу духовному?

– Тут сложнее, господин Андрэ. Чем больше вы пожертвуете на благо Святой Римской Католической Церкви – тем меньше епитимья будет.

– У нас есть второй кошелек?

– Есть... – Тибо слегка растерялся. – В моей сумке...

– Ссыпь пока деньги в одну кучу. А в кошелек положи монет шесть-семь и дай его мне.

Тибо несколько секунд задумчиво жевал губами, потом сообразил, что к чему, и, криво ухмыльнувшись, принялся исполнять приказание.

– Господину епископу, – отчеканил я, принимая из рук Тибо изрядно похудевший кошель, – совершенно не обязательно знать, какими именно финансами мы располагаем.

Монсеньор Готфрид, епископ Эжльский и Каронский, любезно изволил принять меня в своих личных апартаментах. Монсеньор Готфрид был пьян.

В его апартаменты меня проводил какой-то монашек.

Видимо, монсеньор только что закончил трапезу и собирался отдохнуть часок-другой от трудов праведных. В правой руке монсеньор сжимал кубок, в левой – пыльную бутыль в берестяной оплетке. Епископ был крупный мужчина. Весьма. Радостное удивление отразилось на лице монсеньора при виде незнакомца. То бишь при виде меня.

– Добрый день.

– Ссс... с кем имею честь?..

– Андрэ де Монгель, – представился я.

– Оч-приятно!..

– Будучи в ваших землях, – решил я сразу приступить к делу, – я поссорился с одним человеком...

– Рыцарем?

– Да. Гийомом де...

– Держу пари: вы пустили ему кровь!!! – не слушая меня, проревел епископ. – Вы проткнули его насквозь и разрубили на части! – Шатаясь, епископ Готфрид добрел до стола и с грохотом водрузил посередь оного свою бутыль. – Вы выпустили ему кишки! Я прав?

– Да, но...

– Выпьем же за это! – провозгласил епископ, откупоривая бутылку.

Я удивился, но промолчал. Подошел поближе к столу.

Епископ меж тем наполнил два кубка. Кроме кубков на столе имелись две пустые бутыли, кувшин, серебряное блюдо, большие каминные щипцы. Но когда я протянул руку к ближайшему кубку, епископ меня удержал.

– Погодите, – сказал он. – Вам еще нельзя. Кто, говорите, был ваш противник?

– Гийом де Бош.

– Не помню такого, – промолвил епископ Готфрид и осушил свой кубок. – Еретик?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Но ты-то сам добрый католик?

– Конечно, – согласился я на всякий случай.

– Выпьем же за это.

Воспользовавшись тем, что монсеньор епископ убрал руку от моего кубка для того, чтобы снова налить себе красного, я пригубил вино. Ничего вино оказалось. Только, на мой вкус, слишком терпкое.

– Полно тут еретиков, – доверительно сообщил мне епископ. – В кого ни плюнь – обязательно попадешь в еретика. Даже в моих собственных землях сколько их развелось, проклятущих, – ужас... рассказать кому-нибудь – не поверят...

Я сочувственно покивал.

– Давно пора их всех к ногтю... – продолжал Готфрид. – А то придумали тоже – свободомыслие... А все отчего? А все оттого, что никакого порядка в стране нет... Вот я понимаю – Германия, скажем... Арагон... А кто, говоришь, таков был этот... этот...