Иду над океаном

— Я не пью, — сказал Кулик.

— Хорошо, — сказал Гнибеда. — Я только хочу, чтобы ты знал.

Он почему-то повторил интонацию Кулика, когда тот говорил эти же слова ему, Гнибеде.

И Кулик улыбнулся.

Собственно, те два года, — «два с полтиной», которые Кулик провел в колонии, он не считал потерянным временем. Почему-то и в колонии ему было интересно жить. Смешно ведь — интересно в колонии, он это понимал, но это было именно так.

Зона, в которой содержались такие, как он — с маленькими сроками, находилась на южной окраине города. Сюда ходил даже автобус. И по ночам был слышен широкий гул, виделось зарево над городом, и постоянно, сотрясая стены и окна бараков, совсем рядом проходили тяжелые поезда. Их не сильно строго стерегли, на работу — на авторемонтный завод — ходили строем по широкому асфальтовому шоссе. И слева от шоссе высились корпуса огромного, новенького с иголочки завода, с еще не потускневшими окнами, с не закрытыми бетонными панелями конструкциями третьей очереди. Дальше дымились еще какие-то трубы и просвечивали на рассвете сквозными проемами другие здания — туда вела не асфальтированная пока, но широкая, укатанная дорога.

Не было чувства оторванности от мира и от людей. На шоссе никто не шарахался при виде их строя в сторону, ни на одном лице Кулик не заметил особого любопытства или брезгливости. Люди спокойно пережидали, пока они пройдут мимо, чтобы пересечь шоссе. А подъемы, отбои, взыскания и прочее для Кулика трудностей не составляли. Да и сам барак с его порядками, с его двухэтажными койками напоминал общежитие.

И, шагая в колонне на правом фланге, видя перед собой чей-то стриженый затылок, Кулик с усмешкой вспоминал, как схватил свои два с половиной года. Хотя и за дело, может быть, но преступником себя не считал. Да и никого не считал виноватым, ни тех ребят, ни Аську, диспетчера автоколонны, из-за которой все и вышло. Она давно к нему подбиралась.

В первый же день, когда получал путевку, заглянув к ней в окошечко, он наткнулся на ее серые, почти стальные глаза под прямыми узкими бровями. Усмехнулся про себя — ну и ну! Такую целовать, что тигрицу.

Возили бетон. Восемь рейсов, если все нормально. И семь или шесть, если заедала погрузка. А то — горячий асфальт. Автоконтора только начала жить — она выросла из маленького автохозяйства, сейчас ее перевооружили на новенькие самосвалы. И от старого хозяйства остались только аккумуляторная с аккумуляторщиком да вот Аська.

Каждое утро он видел эти глаза — пристальные, требовательные. Но успел заметить, что, выдавая путевки и талоны на бензин, она глаз не поднимала, а его встречала всем своим лицом, бледнея день ото дня все больше. И однажды заметил, как дрогнуло ее лицо и что-то человеческое появилось у нее в глазах — не то жалоба, не то просьба. Да и ребята заметили уже — Аська прихрамывает на левую ножку. Как-то в курилке разговорились. Было их человек пятнадцать — двадцать. Талоны на бензин кончились. Надо было одному парню двести литров на день взаймы, что ли: перерасход вышел.

— А ты Кулика попроси, ему Аська даст… — сказал кто-то, нажав на последнее слово.

Грохнул хохот.

— Пошли вы! Жеребцы, — сказал Кулик.

Аська не занимала ни его души, ни ума. Ну, приятно было, что кому-то дорог ты, что для кого-то один отличен от остальных. И, пожалуй, все.

Подошла пора менять баллоны. Целый день Кулик занимался этим. Уже ушли все, разъехались, когда при тусклом свете гаражной лампочки он поставил на место последний баллон, убрал домкрат и ключи. Этот день он запомнил весь до самой малой малости — даже запомнил и помнил сейчас, — в этом маленьком кабинетике, — что свинтил колпачки с ниппелей и спрятал их в коробочку под сиденье. Потом пошел в душ. Долго мылся, любил горячую — до того, что, казалось, лопается шкура на спине, — воду. Для настоящего шофера любой новый агрегат на машине — праздник. Об этом не говорят вслух. Но если человек ни с того ни с сего вдруг посредине разговора о последнем хоккейном матче или о бабах брякнет: «А я, паря, коробочку сменил», — или: «Карданчик, братцы, мне наш механик отвалил», «Движок новый у меня, ребята. Жрет много. Но тянет-тянет!..» — состояние его понятно всем. И разговор рушится, потому что кто-то из присутствующих и сам не прочь кардан заменить или коробку передач, и кто-то выжал из двигателя своего грузовика все, что можно было, да еще сто тысяч километров впридачу сверх того.

Кулик мылся, представляя себе, как пойдет завтра его ЗИЛ в новой обуви. И Кулику будет казаться, что и стекла в дверях меньше звякают и машина в ходу резвее и строже на шоссе держится.

Вышел распаренный и умиротворенный. Еще раз зашел в бокс — на машину глянуть. Как, мол, «ЗИЛок» выглядит со стороны в новой резине. А повод для себя, чтобы еще раз заглянуть в бокс, придумал совершенно постный и практический: не оставил ли ключей на полу — уведут. Накачанные баллоны на марке — это и на глаз видно. А может, еще и от усталости уходить не хотелось. Медлил. Потом все же вышел. Пересек двор, ощущая прогретым телом, лицом, губами свежесть позднего осеннего вечера. Несмотря на то, что и земля во дворе была убита колесами тяжелых машин, и вся она была в пятнах, что еще не успела остыть после долгого и трудного дня, несмотря на то, что автоконтора находилась почти в центре большого города, вдруг повеяло, потянуло слабо, но властно, томительно вызывая в душе что-то давнее, смутно-близкое — запахом леса, палой листвы, свежести какой-то необъяснимой. Кулик остановился, не доходя десятка метров до проходной, ловя это всем существом, словно превратился в какую-то невероятную антенну. Даже глаза прикрыл.

А когда открыл их — увидел, что возле двери в свете яркой лампочки проходной стоит натянутая как струна Аська. И показалась она ему ладной и милой. И он пошел к ней.

Она стояла, едва не падая. Сквозь шерстяную рубашку, этакую черную с чуть заметным серебряным проблеском, грудь ее отчетливо проглядывалась. И серая светлая юбочка, суженная книзу, облегала почти мальчишеские бедра. И блестели на узких ступнях французские лакировки. Руки Аська держала за спиной — было понятно: нервничает и стискивает пальцы там. И лицо Аськи странным было — оно словно вытянулось и постарело, складочки у рта, и глаза чуть прищуренные. И столько в этом лице было требовательности и ожидания.

Но по мере того как он подходил к ней, менялось лицо ее: уходила из него требовательность, сменяясь мольбой и растерянностью. А когда он подошел, ступив на крыльцо проходной, остановился в десяти сантиметрах от нее, так, что грудью под рубашкой едва не касался пуговички над ее грудью, то воочию увидел, до чего же хороша она и трогательна. Словно страдание это молодило ее. И он увидел, как молода она еще на самом деле и беззащитна.

— Ну, что делать, Ася? Что мы делать будем с тобой, Аська?

Она только головой покачала, опуская ее с тяжелым узлом светлых волос. И от них, собранных тщательно, но свободно, повеяло опять тем же милым-милым, рвущим сердце на части запахом, который только что вошел в него. Он приподнял ее лицо за подбородок — все это на виду у вахтерши, смотревшей на них с любопытством сквозь закопченное окошко проходной.

Он поднял Аськино лицо. И увидел, как дрогнули сначала в полуулыбке, а затем в готовности заплакать ее бледные, чуть лишь подкрашенные губы, а из-под ресниц сверкнули слезы.

— Пойдем, — сказал Кулик. И повел ее через проходную на улицу, не снимая ладони с ее твердого, с косточкой, плеча.

Так и шли они по улице, где не было еще тротуаров, а может быть, они и были, но по ним здесь никто не ходил — неудобно, потому что их перепахали, перерыли различными подъездными путями, трубопроводами, канализацией, загромоздили строительным материалом, — и они шли прямо по мостовой, продавленной тяжелыми машинами, избитой, залитой местами грязной водой. Здесь было одностороннее движение. Они шли навстречу ему, навстречу непрекращающемуся потоку автомобильных фар. Переваливая через ухабы и промоины, то КрАЗ обдавал их своим душным дыханием солярки, то ЗИЛ глухим гулом своего мощного восьмицилиндрового мотора, то ГАЗ с ровным отлаженным рокотом проползал мимо, неся в длинном кузове груз. Парил и светился множеством окон рубероидный завод, стучало и ухало листовое железо на территориях Техмонтажа и Стальконструкции.