Телохранитель

Мэрион никогда не видела, чтобы человек так быстро снимал трусы. Она ничего даже не успела рассмотреть, через мгновение они уже летели в сторону, а Рэй снова оказался рядом, под одеялом, только теперь она знала, что на нем ничего нет — совсем ничего. Он снова обнял ее и показался каким-то ужасно крепким и большим.

Если честно, то ей было слегка страшновато — самой себе Мэрион могла в этом признаться. Словно угадав, Рэй провел губами по ее щеке, шепнул на ухо:

— Не бойся.

— Я постараюсь. — Она улыбнулась, но получилось криво и жалобно — хорошо, что он не видел.

Рэй пробежался по ее шее цепочкой быстрых поцелуев, она тоже поцеловала его в плечо, провела кончиком языка по солоноватой коже. Его ладонь легла ей на грудь — сначала легонько, потом смелее; погладила, чуть сжала.

Наверное, ей тоже можно его потрогать, решила Мэрион. Она знала, что мужчины любят, когда их трогают там, поэтому опустила руку вниз — пальцы наткнулись на нечто плотное, гладкое и теплое; коснулась и чуть качнула, чтобы прочувствовать, какая эта штука увесистая.

— Ох-х… — простонал Рэй. — Ты меня убьешь!..

Она быстро убрала руку.

— Но я же не знаю, что надо делать! А ты не говоришь!

— Ничего не надо! Лежи спокойно. Я… я все сделаю сам. — Коротко рассмеялся. Если бы Мэрион и без того не любила его всю жизнь, то полюбила бы сейчас, за этот неловкий смешок. — И не смотри на меня так!

— Как?

— Словно проводишь научный эксперимент! — С этими словами Рэй потянулся и выключил свет.

Он был прав, в темноте все действительно пошло как по маслу. Ей не надо было ни думать, что делать, ни говорить что-либо — только пропускать через себя поток ощущений, самых разных, порой неожиданных, но нельзя сказать, чтобы неприятных. Даже больно не было; в тот момент, когда Рэй, как пишут в романах, «вошел в нее», это получилось не столько больно, сколько странно — неловко и неуютно.

Вскоре он, тяжело дыша, отодвинулся и распластался рядом. Мэрион подумала, что надо бы сказать что-то подобающе-романтичное, хотя на самом деле ее так и подмывало спросить: «И это все?!»

Рэй начал первым.

— Извини… я… я, кажется, тебе больно сделал.

— Да нет, все в порядке, — она погладила его по плечу.

— Я сам знаю, что был не на высоте… но… в следующий раз будет лучше.

— И так все было очень хорошо, — дипломатично запротестовала Мэрион.

Он на ощупь прикрыл ее рот ладонью, поддразнил, как в детстве:

— Врушка — кривые ушки! — Убрал руку и поцеловал. — Следующий раз будет лучше, я тебе обещаю!

Обещание свое Рэй выполнил. Под утро разбудил ее поцелуями; больше не говорил, чтобы она не смотрела на него, только ласкал и целовал.

И ощущения на этот раз были совершенно другие, куда более острые и приятные; в какой-то момент Мэрион поймала себя на том, что ее тело само, независимо от ее воли, отвечает Рэю, движется с ним в едином ритме. И прежде чем они оба забылись коротким счастливым сном, она наконец постигла, что именно люди находят в сексе и почему это занятие им так нравится.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Они проводили вместе все ночи. Вечером чинно расходились по своим спальням, но не проходило и часа, как Ри проскальзывала в дверь его комнаты и запирала ее за собой. Уходила она на рассвете, стараясь успеть до того, как мисс Фаро проснется и начнет хлопотать на кухне.

Знала ли об этом сама мисс Фаро? В былые годы Рэй был уверен, что от ее внимания не ускользнет ничто из того, что происходит в доме. Но теперь, даже если она и догадывалась, что Ри ночует у него, то не показала это ни словом, ни взглядом. Правда, ни разу и не спросила, почему они оба по утрам выглядят такими сонными.

Вопреки здравому смыслу, вопреки логике Рэя не оставляло ощущение правильности происходящего, словно когда-то его жизнь пошла не в ту сторону, а теперь, будто в фантастическом романе, он вернулся в прошлое и сумел исправить то, что было не так, пошел по «другой ветке».

Он и Ри — вместе… Еще несколько месяцев назад это показалось бы ему невероятным, сейчас же — самым естественным, что только могло бы быть.

Если бы не предстоящий суд, если бы не грозящая ему тюрьма… Рэй старался не думать об этом, выбросить из головы — пусть те немногие дни, что остались у них, будут счастливыми.

А Ри — казалось, никакие проблемы ее не мучают, она выглядела счастливой и беззаботной. Рэй не знал, правда ли она совсем не переживает и не беспокоится о том, что будет дальше, или притворяется, чтобы не портить ему настроение. Не знал — и не хотел спрашивать, просто любовался ею, стараясь наглядеться вдосталь, чтобы потом, если предстоит разлука, было что вспоминать.

Вот она смеется и тянет его за руку: «Рэйки, пошли кататься на лодке!», а вот перед обедом выпрашивает у мисс Фаро «одно маленькое пирожненькое». А вот входит к нему в спальню, в сиреневом халатике и тапочках с пушистыми помпонами; он лежит, закинув руки за голову, и смотрит, как она подходит — ближе, ближе… а потом она лежит в его объятиях и смотрит на него, и глаза сияют так, что от этого взгляда дух захватывает.

В город Ри за эти дни практически не выезжала; съездила лишь один раз, по его настоянию — в аптеку, за противозачаточными таблетками. Рэй ни в коем случае не мог допустить, чтобы она забеременела, когда через месяц-другой им, возможно, суждено на несколько лет расстаться. Сначала он предложил купить презервативы, но Ри брезгливо скривилась и сказала, что ей противно смотреть на «эти резиновые штуки», так что сошлись на таблетках.

Сам Рэй за ограду за эти дни не вышел ни разу. Хотя репортеров у ворот было меньше, чем в день его приезда, но одна-две машины непременно дежурили. Как-то, сидя на пристани, он заметил, что его фотографируют из проплывавшей мимо берега лодки. Первым желанием было отвернуться и уйти, но потом Рэй вспомнил, что Доусон просил, если придется общаться с репортерами, быть с ними полюбезнее, и — делать нечего — улыбнулся и помахал рукой. На следующий день эта фотография красовалась в газете, рядом с пространной статьей о том, что насилие — это, конечно, плохо, но, с другой стороны, человек должен иметь возможность защитить себя и своих близких, иначе зачем бы вообще нужна была вторая поправка[18]?!

Рамсфорд приехал через неделю — ночью, никого не предупредив. Открыл дверь своим ключом, тихонько прошел наверх и… и, очевидно, решил поздороваться с дочерью.

Телефон у изголовья взорвался звонком в четыре утра. Рэй схватил трубку и спросонья не сразу узнал искаженный тревогой голос:

— Рэй, что с Мэрион?! Ее нет в комнате… холодная постель…

— Не волнуйтесь, сэр. — Он не собирался ничего скрывать от сенатора, но, господи, как же трудно оказалось выговорить эти слова! — Все в порядке. Она… она здесь, со мной.

Прерывистый вздох — свидетельство того, что его собеседник услышал и понял.

— Хорошо. Извини, что разбудил. — И, прежде чем Рэй успел ответить неловким «Ну что вы, ничего страшного!», повесил трубку.

Проснувшаяся Ри вопросительно смотрела на него.

— Твой отец приехал, — объяснил Рэй.

— Папа? — она заулыбалась и полезла из-под одеяла. — Пойду поздороваюсь.

— Он знает, что мы… что ты была со мной.

Ри пожала плечами, улыбка ее от этих слов ничуть не увяла. Сказала нараспев, будто стишок:

— Ну и знает, — надела правую тапочку, — ну и что?! — надела и левую.

Уже пошла было к двери, но потом вернулась, нагнулась и потерлась носом об его щеку.

— Спокойной ночи! — После чего ушла уже окончательно. Некоторое время Рэй не спал, прислушиваясь, но она так и не вернулась.

Когда он проснулся, в окно ярко светило солнце, а рядом снова была Ри. Собственно, он и проснулся оттого, что она заверещала чуть ли не над самым ухом: