Телохранитель

— Я знаю. И уверен, что сознательно ты ее не обидишь и не причинишь ей вреда. Но чтобы это не вышло ненароком, я решил сказать тебе правду об… об ее к тебе отношении.

Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.

— Сынок, больше верь в себя, — раздумчиво сказал вдруг Рамсфорд.

Непонятно, к чему это было сказано и что бы он еще добавил, если бы, словно подводя черту под их разговором, не зазвонил телефон. Посол снял трубку.

— Да?.. Да-да, уже… обязательно. — Положил ее обратно на рычаг. — Мэрион. Говорит, завтрак уже почти готов, а мы чего-то засиделись. В самом деле, засиделись — мне ведь еще с Лорной разбираться надо. — Усмехнулся: — Тоже… штучка!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Несмотря на намерение Рамсфорда разобраться с миссис Купер, непохоже было, чтобы на нее эта «разборка» особо подействовала. Не прошло и недели, как она снова как ни в чем не бывало явилась в резиденцию за четверть часа до обеда, с изящной кожаной папочкой с золочеными застежками наперевес. Несомненно, там содержались какие-то страшно важные документы, с которыми Рамсфорда ну никак нельзя было ознакомить завтра.

Посол, только недавно вернувшийся с какого-то многочасового совещания и мирно расслаблявшийся в гостиной перед телевизором — на ногах шлепанцы, в руке коктейль — со вздохом удалился с ней в кабинет.

В столовую он пришел лишь через полчаса — один.

Ри, убедившись, что за его мощной фигурой действительно никто не прячется, триумфально сверкнула глазами и исполнила нечто вроде победного марша. Рамсфорд укоризненно протянул: «Мэ-эрион!», но тут же сам ухмыльнулся.

Утренний разговор с Ри, прерванный появлением миссис Купер, продолжения не имел. И слава богу — Рэй не знал, что бы он еще мог сказать.

Он изо всех сил пытался вести себя так, будто ничего не произошло, будто не было ни этого злосчастного поцелуя, ни его нелепых извинений потом, ни разговора с Рамсфордом. Но уже то, что приходилось стараться вести себя как-то по-особому, прикидывать: «А как бы я поступил (ответил, улыбнулся) раньше?» вызывало в душе подспудную гнетущую неловкость.

Ну и кроме того, согласитесь, одно дело — сестренка-малявка: на нее при случае и цыкнуть можно «Килька, брыськни!», и по затылку хлопнуть. И совсем другое — девушка, которая в тебя влюблена…

Когда в тот день, прямо из кабинета Рамсфорда, Рэй пришел в столовую, Ри подлетела к нему, схватила за руку:

— Ну что?! Ругался? Очень? Я же сказала ему, что ты не виноват!

— Не, — покачал головой Рэй, — он не ругался. Мы больше о моем разводе говорили, он обещал адвоката найти… нет, он совсем не ругался.

— Эй, а чего ты так на меня смотришь? — Она потерла щеку. — Что, мукой заляпалась, да?

— А? Нет-нет, уже все чисто.

— Это я на кухне была, Мики там кексики печет с миндалем — объедение!

Слова «Она в тебя влюблена» всплывали в памяти кстати и некстати, словно некое «Мене, текел…» отпечатанное огненными буквами изнутри у него на лбу.

Рэй украдкой присматривался к ней; иной раз думал: а может, Рамсфорд ошибается и она вовсе в него не влюблена? Или была влюблена когда-то, еще подростком, но с тех пор давно уже повзрослела? Потому что вела Ри себя… ну, обычно, как всегда. Совершенно не так, как, по идее, должна вести себя влюбленная девушка.

Именно «по идее», потому что, если честно, большого опыта общения с влюбленными девушками у Рэя не было, разве что в школе. Но ведь должны же быть какие-то «особенные» взгляды, намеки, еще что-то в этом роде? Но сколько он ни всматривался, Ри была такой же, как всегда.

Не таким, как всегда, стал он сам…

Факт оставался фактом: он поцеловал Ри. Отнюдь не братским поцелуем. Правда, тут же понял свою ошибку, опомнился, извинился — вроде бы все, проехали, забыли.

Но самому себе врать было бессмысленно: этот, один-единственный поцелуй что-то изменил в нем, и изменил на глобальном уровне.

Он мог сотню раз твердить себе, что это же Ри, его сестренка, малышка, которую он знал всю жизнь. И ничего она в него не влюблена — Рамсфорд ошибся, конечно же, ошибся! Эта мысль приносила облегчение.

Но вдруг при каком-то случайном повороте головы в глаза бросалась ее щека, чуть загорелая, с легким-легким румянцем — даже не румянцем, тенью его. И до жути, до боли в стиснутых челюстях тянуло погладить ее, провести по ней пальцами, чтобы ощутить ее нежную бархатистость.

Если бы Ри с утра пораньше прибежала к нему в комнату, прыгнула на постель и принялась, по своему обыкновению, теребить и тормошить, Рэй бы, наверное, почувствовал себя очень неловко. Или, может… он сам не знал… притянул бы ее к себе. Запустил бы пальцы ей в волосы и разлохматил, принялся бы целовать в губы, в шею; вдохнул бы ее запах, почувствовал под руками хрупкие плечи…

И можно было до одури твердить себе: да что со мной творится, я же ее с детства знаю, и никогда ни о чем подобном не думал!!! — но тоненький голосок исподволь нашептывал: ну и что? Раньше не думал, а теперь… Ведь даже ее отец, и тот не будет против! Да и она сама, если правда то, что сказал Рамсфорд…

Иногда Рэю хотелось ударить кулаками по стенам, закричать: «Верните меня обратно, в тот мир, где я жил еще неделю назад, где все было просто и понятно. Пожалуйста, верните мне прежнюю простоту и легкость!»

Обычно ему не удавалось долго скрывать от Ри, если его что-то беспокоило, даже и пытаться было бесполезно. Рано или поздно она, сдвинув брови, присматривалась — Рэй знал ее этот пытливый взгляд — и озабоченно спрашивала:

— Рэйки, ты чего? Что случилось?

Он и теперь ждал этого вопроса, боялся его — что отвечать?! — но Ри не спрашивала и, казалось, не замечала ни грызущих его мыслей, ни вымученных улыбок, ни того, как неловко он себя с ней чувствовал; вела себя так, будто все было в полном порядке, хотя не могла, просто не могла — уж он-то ее знал! — не заметить.

Стоило Рэю разок после ужина не придти в ее гостиную, как через полчаса она прибежала сама.

— Рэйки, ты чего? Ты что — простудился?

— Да нет, ничего. Я просто хочу посидеть, подумать…

— А, о разводе! — понимающе закивала она. — Ну ладно, тогда я сама приду, с тобой посижу. Сейчас, только ноутбук возьму.

О разводе… Как ни смешно, но после первого шока, вызванного письмом Луизы, о разводе Рэй как раз вспоминал меньше всего.

Он отнес Рамсфорду присланные адвокатом документы, тот прочел и спросил, есть ли у него какие-нибудь особые требования. Рэй не понял, и Рамсфорд объяснил:

— Ну, может, ты хочешь при разделе имущества получить какую-то конкретную вещь — машину… или там аквариум с рыбками?

«Раздел имущества» — слова эти удивили своей будничностью и чуждостью, словно это не с ним происходило и не его, Рэя Логана, дом и имущество собирались делить.

— Да нет… Пусть все побыстрее закончится. И чтобы мне поменьше с ней общаться, — сказал он. — Не хочу ее видеть.

Рамсфорд кивнул и на следующий день дал Рэю записку с телефоном.

— Это Кэрри Ньютон. Я объяснил ей твое дело, переслал по факсу документы, теперь она ждет твоего звонка. Хороший, дельный адвокат — я ее по Вашингтону знаю, потом она замуж вышла и в Ричмонд уехала.

Он тоже вел себя так, будто ничего не произошло и не было того их разговора, перевернувшего с ног на голову все, что Рэй привык считать незыблемым…

Адвокату Рэй перезвонил сразу же. Естественно, забыл про часовые пояса и напоролся на автоответчик. Второй раз позвонил поздно вечером — на сей раз миссис Ньютон ответила.

Голос у нее оказался низкий и хрипловатый, очень похожий на голос мисс Ташник, учительницы истории, которая в десятом классе терзала Рэя, заставляя его заучивать бесчисленные никому не нужные даты, и как-то оставила после уроков за не представленный в срок доклад. Наверняка миссис Ньютон выглядела совсем по-другому, но перед мысленным взором Рэя сразу замаячило смуглое высохшее лицо исторички — даже знакомый неприятный холодок по коже пробежал.