Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 23



Чтобы не быть голословным, я позволю себе процитировать ряд высказываний пророка Исайи, подтверждающих мои рассуждения. Пророк говорит: «…Кто ходит во мраке, без света, да уповает на имя Господа и да утверждается в Боге своем. Вот, все вы, которые возжигаете огонь, вооруженные зажигательными стрелами, — идите в пламень огня вашего и стрел, раскаленных вами! Это будет вам от руки Моей; в мучении умрете» (Исайя 50: 10-11). В Новом Завете мы читаем: будьте как дети, птицы небесные не жнут и не сеят, блаженны нищие духом — изречения, вошедшие в обиходное употребление. Мы будем недалеки от истины, если поймем под Мраком Исайи детское неведение, то самое животное и полуживотное коллективное бессознательное, о котором говорил великий Юнг, которого на Востоке неспроста почитали как даоса. Огненные стрелы символизируют свет разума, а к прометееву огню и самому Прометею с его орлом, который клюет его печень, мы вернемся чуть ниже.

То, что речь идет о сокровенных душевных глубинах, видно из следующего: «Послушайте Меня, народ Мой, и племя Мое, приклоните ухо ко Мне!» (Исайя 51: 4). Зачем же племени Господа приклонять ухо? Разве не с небес вещает Господь? Конечно, с небес, но не с тех, что над нами, а с нашего внутреннего, единственного возможного неба. «…Спасение мое восходит…», — говорит Саваоф ( Исайя 51: 5). Откуда же ему исходить? Ответ напрашивается: из глубин.

Итак, первозданная простота, незамутненная разумом, культурой и цивилизацией — вот истинная ценность. Иисус, когда Он требовал раздавать имущество и отрекаться от отца и матери, имел в виду не деньги, дома или пашни; Он говорил об имуществе духовном, о нажитых знаниях, об опыте. Он вовсе не требовал от человека щедрости к беднякам — какая же тем выйдет польза от приобретения того, что тлен и грязь? Он намекал на богатство мысли — именно такому богатому попасть в Царствие Небесное будет труднее, чем верблюду пройти через игольное ушко. Достояние расточается не из добрых чувств, но ради избавления от приобретенной атрибутики, для уменьшения дифференцированности и удаленности от Абсолюта.

Но здесь мы вправе спросить: зачем же все? Зачем было Богу эманировать до статуса низкой материи, высочайшие порождения которой суть верх греховности?

Мы можем только гадать. Тем не менее, я позволю себе, нисколько не претендуя даже на частичное постижение истины, выступить с некоторыми предположениями…»

— Молодой человек! — медсестра с шутливым почтением постучала по гипсу. — Ваши детки уже вовсю загорают! Вас одного ждут!

Сама она уже сняла халат, под которым оказался глухой купальник, но Миша, испытывая неожиданное отвращение к любому женскому естеству, отклонил приглашение.

— Пусть командир отведет их на площадку, — распорядился он. — Я скоро буду. Пусть жарятся там, а то еще сорвутся куда. Или сломают чего…

Медсестра хотела переспросить, что, собственно, он имеет в виду, но, видя, что Миша ее уже не слушает, пошла отдавать команду. Отряд выстроился и начал подъем. Миша посмотрел ему вслед, отыскал спину Малого Букера, издевательски хмыкнул.

»…Процесс дифференциации Абсолюта и постепенного оформления его эманаций аналогичен дыхательному циклу. Выдыхая, Абсолют создает миры. Проходят квадриллионы лет, и Он вдыхает, обогащаясь собственным творением. Об этом Великом Дыхании всегда знали древние, и это нашло отражение в многочисленных легендах, образах и верованиях. Мы же осмелимся упростить картину, низвести ее до собственного несовершенного разумения и представить следующее: Бог, удаляясь из собственного центра к периферии, проходя через стадии Ангелов и Серафимов до грязной материи, по сотворении последней забирает плоды обратно, к Себе; Он пожинает урожай, срезает лозы с колосьями и смотрит, что из этого получилось. Можно было бы заподозрить Его в ребяческом любопытстве: что из Меня выйдет, если Я поиграю в материю? Он словно окунает Свою десницу в грязь, а после извлекает, стряхивает налипшее, но пальцы Его остаются прежними. Мы — его члены, простертые пальцы, а налипшая грязь — все суетное, что мы приобретаем по ходу жизни. Грязь — это тоже мы. Грязь — наши помыслы, привязанности, увлечения, открытия, творчество, страдания, прозрения и достижения. Грязь — это наши культура и цивилизация.



Конечно, говоря обо всех этих вещах, как о грязи, я просто стремлюсь подчеркнуть их недостойную суетность. Вполне вероятно, что для Творца они являются вовсе не грязью, а неким жизненным элементом вроде кислорода, если мы вновь обратимся к дыхательной символике. Возможно также, что Он питается нашими земными приобретениями. Давайте вкратце рассмотрим символ Орла, который присутствует во многих культурах; мы ограничимся иудейской, толтекской и древнегреческой.

Когда «просвещенное человечество» ознакомилось с толтекским видением первых этапов посмертного существования, оно, человечество, пришло в ужас и впало в известную панику. До того загробная жизнь понималась в более или менее антропоморфных терминах. После смерти человек либо засыпал и просыпался уже в ином воплощении, не помня о прежнем, либо представал перед грозным судьей, который взвешивал его земные поступки и помыслы и отправлял умершего то в райские кущи, то в адские печи. Подробные описания чистилища и мытарств не меняли самой сути уже знакомых отношений, основанных на преступлении, наказании и прощении. Теперь люди столкнулись с перспективой Орла: колоссального иномирного существа, отчасти напоминающего птицу и питающегося всей осознанной информацией, которую человек накопил за жизнь. В последний миг умерший осознает, чем занимается Орел, а в следующий весь его драгоценный опыт обращается в пищу.

Нет ли такого Орла в иных религиях? Одним ли толтекам принадлежит честь первого с ним знакомства?

Читаем того же Исайю: «Я воззвал орла от востока, из дальней страны исполнителя определения Моего» (Исайя 46: 11). Эти слова Саваофа настолько показательны, что мы вправе заподозрить в этой «дальней стране» все тот же американский континент, населенный индейскими племенами. Создатель был прекрасно осведомлен о хищной птице и намеренно упоминает далекую восточную страну.

А вот что говорит Исайя о питании Орла, во многом раскрывая смысл происходящего: «Как дождь и снег нисходит с неба, и туда не возвращается, но напояет землю, и делает ее способною рождать и произращать, чтобы она давала семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест; так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, — оно не возвращается ко мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Исайя 55: 10-11). Для чего же было послано слово? Опять-таки мы с полным на то основанием допускаем, что это слово, обогащенное земным опытом материального существования, возвращается к Богу, словно разведчик, посланный на какие-то дикие окраины. Мы встречаемся здесь с теми же огненными стрелами, о которых говорили чуть выше. Осия пишет: «Как орел налетит на дом Господень за то, что они нарушили завет Мой и преступили закон Мой!» (Ос 8: 1). Передача приобретенной информации и есть насыщение Орла, который в этом случае понимается как очередная эманация Абсолюта, передаточный пункт, этап вечного Дыхательного Процесса, Вдох.

Подобным образом поступают и сами люди, вынося информацию в парапространственную компьютерную сеть и поглощая ее в обогащенном виде. Они постоянно обновляют выставленное, уничтожая его самое, но все для себя существенное держат в уме.

Теперь самое время вспомнить орла Прометея. Прометей похитил у богов огонь (и снова — огонь, снова стрелы, охваченные пламенем), то есть знание, то есть — разум; за это он служит вечной пищей Орлу, символизируя все обреченное человечество. Орел пожирает осознанную и переработанную информацию, чувства, воспоминания, упования, суждения — то есть дух, Ветер, символом которого, согласно китайской, к примеру, традиции, является печень.

От каждого из нас Орлом отнимается все, что он успел собрать в земном существовании, после чего бездумное, но в чем-то отличное от прочих ядро возвращается к своему Творцу, являясь сутью, стержнем нашей личности, которому Создатель волен, не меняя главного, придать любую форму в очередном воплощении.