Страница 92 из 126
Слушая Деспотули, который говорил с ним как бы вскользь, a proposito, всегда без свидетелей, Солоневич со всё большим разочарованием убеждался в том, что германское руководство остаётся глухим к тем многочисленным проектам, с которыми выступали различные группы русской эмиграции. О содержании этих предложений много позже написал Николай Февр, тогдашний сотрудник «Нового слова»:
«Различаясь между собой в деталях, все проекты в общем сводились к одному и тому же. А именно: образование национального российского правительства в одном из крупных городов, занятых германскими войсками; признание этого правительства Германией и её союзниками и заключение с ними союза против большевиков; военная и техническая помощь Германии и её союзников национальному российскому правительству. Последнее же, согласно этим проектам, должно было: организовать Российскую национальную армию для борьбы с советской властью; взять в свои руки административное управление областями, очищенными от большевиков, и подписать с Германией экономический договор, который являлся бы для неё компенсацией за помощь в антибольшевистской борьбе»[169]…
Бронетанковые клинья вермахта рвались на оперативный простор вглубь советской территории. Сопротивление частей Красной армии подавлялось немцами безжалостно, с высокомерным профессионализмом, приобретённым в ходе победоносных «блицкригов» против Польши и западных стран. Военно-пропагандистские органы вермахта вели круглосуточное радиовещание на русском языке, сбрасывали тысячи листовок на отступающие подразделения Красной армии. Листовками были засыпаны прифронтовые города и посёлки. Советских солдат призывали бороться с большевистской властью, уничтожать жидов-комиссаров, сдаваться в плен. В некоторых листовках подчёркивалось, что немецкая армия воюет не против русского народа, а «против коммунизма и его бесчеловечного режима». Первоначально этому верили.
Солоневичи ходили в кинотеатр, расположенный неподалёку от их дома, чтобы посмотреть «Вохеншау» — очередные выпуски кинохроники о боевых действиях «героических солдат фюрера» на Востоке. Сюжеты неизменно повторялись: многокилометровые колонны понурых пленных, сожжённые и исковерканные танки, аэродромы с бесконечными рядами самолётов со звёздами на крыльях, которые так и не вступили в бой, сцены с крестьянскими делегациями, вручающими хлеб-соль немецким солдатам. Отец и сын анализировали содержание официозных газет, репортажи с фронта, надменные интервью немецких генералов с уничижительными оценками «неполноценного славянского противника». Как отметил Юрий, «шапкозакидательские» настроения преобладали.
При всей ненависти отца и сына к советскому режиму кажущаяся лёгкость, с которой части вермахта продвигались к Москве, радостных эмоций у них не вызывала. А ведь Иван Солоневич не раз в своих предвоенных статьях указывал на низкую боеспособность Красной армии, доказывал, что её рядовой и командный состав с готовностью повернёт штыки против «ненавистного» Сталина и его режима, «если завтра война, если завтра — в поход». Казалось бы, прогнозы Солоневича сбываются, теперь самое время искать путей в Россию, чтобы взяться за установление в ней порядка по тем организационно-политическим проектам, которые неоднократно обсуждались на заседаниях Русского национального фронта. Но нет, такого стремления у Солоневичей не было. Сопровождать крестоносцев рейха в деле «германизации и колонизации» России: что же тогда называть предательством?..
В первые недели «Дранг нах Остен» русская эмиграция в Германии окончательно убедилась в том, что нацистское руководство самым категорическим образом выступает против формирования боевых частей Русской освободительной армии. Впрочем, из «беспроволочного телеграфа» стало известно, что в некоторых звеньях немецкого командования на восточном фронте эти распоряжения зачастую игнорировались: хотя создавать боевые подразделения из советских военнопленных никто из генералов вермахта не решался, но во вспомогательные прифронтовые части пленных рекрутировали тысячами. Может быть, это был первый признак смягчения «вето» Гитлера? Или немецкие военные, демонстративно игнорируя указания фюрера, решили de facto вступить в союз с теми русскими, которые ненавидят Сталина и его режим?
Иван вновь встретился с Владимиром Деспотули. Издатель «Нового слова» ничем не порадовал. Он сообщил, что дорога на Восток для эмигрантов прочно закрыта стараниями Розенберга. Даже переводчиками в воинские части и оккупационную администрацию берут только немцев с опытом жизни в России и прибалтов, выходцев из стран-лимитрофов. Деспотули не переваривал «сибарита» Бискупского, но не без сочувствия упомянул о том, как в июле — августе генерал обивал пороги влиятельных кабинетов рейха, чтобы доказать их самодовольным хозяевам, что Германия выбрала ошибочную стратегию в отношении России и русского народа. От него отмахивались. Даже «русофил» Лейббрандт поверил в то, что Гитлер не ошибся и добьётся своего в очередной раз: ещё несколько недель, и Россия прекратит своё существование как независимое государство.
Деспотули был пессимистичен: изменения курса в отношении «недопущения» русских эмигрантов в Россию не предвидится. Антисоветские «заслуги», какими бы они ни были, немцами игнорируются.
— Значит, никаких шансов на прозрение немцев?
Деспотули доверительно придвинулся к Солоневичу:
— Никаких! Поэтому «новопоколенцы» решили пробираться в Россию поодиночке, устраиваться в органы управления и местные газеты, постепенно налаживать национальную работу. Все другие наши пытаются что-то изображать, копошатся, но не более того: и РОВС, и люди генерала Туркула, и…
Продолжать Деспотули не стал, но Солоневич понял, что он хотел сказать «и монархисты»…
В сентябре один из чиновников Министерства оккупированных восточных территорий предложил Солоневичу работу в оккупационной администрации в Белоруссии. Чем-то вроде «главного пропагандиста», «белорусского Геббельса». Иван отказался. В интерпретации Всеволода Левашова это решительное «нет» Солоневича, произнесённое в самый пик успехов вермахта на Востоке, вызвало у немцев крайнюю степень раздражения: они не могли понять, как может герр Золоневич отказываться от предложенного ему крупного поста в правительстве его родной Белоруссии. А эти его заявления, что он «предпочитает должность швейцара у министра пропаганды Всероссийского правительства — посту министра пропаганды в правительстве Белоруссии»? Немцы «не могли понять и той дерзости, с которой Иван Лукьянович, со свойственной ему прямотой, предупреждал фюрера, что война против России и против русского народа приведёт к разгрому и гибели Германии»![170]
Вскоре стало известно, что предлагавшийся Солоневичу пост в Минске занял Фабиан Акинчиц[171], один из создателей микроскопической партии белорусских национал-социалистов, сотрудник отдела пропаганды в ведомстве Розенберга. Доверие немцев Акинчиц заработал тем, что призывал к борьбе со сталинским режимом в Белоруссии и называл большевиков и евреев главными врагами белорусов. Розенберг выделял Акинчица из числа своих сотрудников-«инородцев», говорил, что готов подписаться под каждым словом его статьи «Жиды в Белоруссии».
Иван не раз сталкивался с Акинчицем в Берлине в 1938–1941 годах и при встречах, глядя в его неустойчивые глаза, удивлялся его внешней схожести с Бабенко, тем самым Бабенко, которому Солоневичи доверились при подготовке побега из СССР. Акинчиц действовал по той же схеме: задавал внешне невинные вопросы, в «доверительной» форме критиковал правящую верхушку рейха, жаловался на «нечестность» нацистов в отношении истинных патриотов Белоруссии. Он вовсю клеймил «болванов со свастикой вместо мозгов», не понимающих, что Германии, чтобы победить, «нужны надёжные союзники на Востоке». Иван в полемику не вступал, разводил руками, словно давая понять, что сочувствует переживаниям собеседника.
169
Февр Н. Солнце восходит на западе. Буэнос-Айрес: Новое слово, 1950. С. 22.
170
Дубровский В. Народно-монархическое движение: Вчера — сегодня — завтра.
171
Фабиан Иванович Акинчиц (1886–1943) не раз менял политическую «ориентацию», в разное время сотрудничал с польской разведкой и ГПУ. Увлёкся национал-социалистической идеологией, полагая, что Германия сможет гарантировать достижение Белоруссией независимости. В годы Второй мировой войны, сохраняя свою должность в отделе пропаганды Министерства оккупированных восточных территорий, работал по совместительству «начальником пропаганды» в марионеточном правительстве Родослава Островского. Помогал гестапо и пользовался этим, чтобы избавляться от соперников. Был убит группой боевиков, связанных с советским подпольем, в марте 1943 года в Минске, на квартире В. Козловского, редактора пронацистской «Белорусской газеты».