Солоневич

Голос писателя в защиту Скоблина прозвучал диссонансом. Вновь поползли слухи: с Солоневичами нечисто, они прикрывают предателя и, возможно, сами являлись подготовительной частью этой операции НКВД, для чего и выезжали во Францию и Бельгию под предлогом чтения лекций. «Разоблачитель провокаторов» Бурцев сообщил прессе, что об этом «сомнительном турне братьев Солоневичей» ему с тревогой говорили в сентябре 1937 года представители Национального союза нового поколения. Фактов у них не было, но они считали своим долгом поделиться подозрениями, что братья разлагают эмиграцию «по заданию Москвы». Мол, внешне их работа носит антибольшевистский характер, но подспудно всё делается «в интересах Совдепии».

К чести Бурцева надо сказать, что поспешных выводов в отношении братьев он делать не стал: «Я к ним присматриваюсь и определённого мнения пока не составил».

В Софии, враждебные выпады в адрес Солоневичей тщательно фиксировались советской агентурой. Они были своеобразной лакмусовой бумажкой: сохраняет ли эффективность долгосрочная программа по компрометаций братьев?

Агент «Старик» сообщил в октябре 1937 года:

«В группе офицеров-дроздовцев (в торговой конторе полковника Конькова) был поднят вопрос о Солоневичах. Все в один голос заявили, что „это — советская сволочь, которой верить никак нельзя“. Они из той породы, которая под пение ‘Боже, Царя храни’ способна на какую угодно гнусность. Они страшнее явно большевизантствующих активистов».

Друг Солоневичей — актёр Е. Ф. Ждановский[129], который недавно приехал из Праги, доверительно сообщил мне:

«Боюсь, что они тоже советские кадры. Думаю, что Борис засел в Бельгии потому, что он участник ‘саблинского дела’. Вот будет скандал! Подозрительно, что они в последнее время никуда не показываются. Говорят, что Иван болен, хотя он постоянно пишет и печатает свои статьи, а Борис, вроде бы в Брюсселе, но, может быть, и не там. Разве разберёшь их, они всё скрывают».

Протопресвитер Шавельский и его сестра слышать не могут о Солоневичах. Не только не бывают у них, но даже о каком-то хозяйственном недоразумении переписывались по почте, избегая личных встреч. Сегодня Шавельский с жаром назвал их «необыкновенными нахалами, бессовестными людьми, потерявшими всякий стыд». Он сказал: «Мне теперь было бы неприятно съесть у них и кусок хлеба, думая, как бесстыдно они обдирают несчастных штабс-капитанов».

Генерал Зинкевич пришёл к окончательному выводу, что Солоневичи — большевистские агенты. Он как будто кается, что первое время был доверчив к ним, помогал их водворению в Болгарию. Говорит, что с братьями надо быть предельно осторожными, чёрт их знает кто они такие: «Если станет известно, что Борис с его атлетической силой втаскивал генерала Миллера в советский автомобиль, то мы ни на минуту не усомнимся в достоверности такого факта»…

В ноябре 1937 года на имя Ивана пришло письмо из японского города Кобе. В последнее время он всё чаще передоверял редакционную переписку Тамаре, но Фёдору Дмитриевичу Морозову ответил без её помощи:

«Я был чрезвычайно рад получить письмо от такого, как я сам, ибо мой отец в детстве ещё пас свиней. Поражаюсь Вашему здравому смыслу и тем умным мыслям, которые Вы высказываете. Очень рад с Вами познакомиться. Ваше письмо шло всего 19 дней, полагаю — через Сибирь. К сожалению, к моим посланиям и посылкам газет большевики относятся крайне подозрительно и их не пропускают. Так, они перехватили мои заказные бандероли на Дальний Восток, раскрыли их, напихали в них всякой дряни и потом снова запечатали. Наши представители не догадались вскрыть пакеты на почтамте, а увезли домой, обнаружили подлог, но составить протокол уже не смогли. Теперь приходится всё слать через Суэц, но зато очень долго идёт.

Очень порадовался, смотря на Ваш магазин и на самовар. Это хорошо, что наш русский человек не забывает своей родины, духа и языка. Вы глубоко правы, когда пишете, что наш брат — мужики везде делают честь нашей родине, а аристократия — повырождалась. Это сущая правда… Не напишете ли Вы нам о жизни русских в Кобе и вообще в Японии? Вы написали в этот раз больше о своих личных политических взглядах, а теперь напишите, пожалуйста, об условиях жизни вообще. Да, Япония — великая страна, — это бесспорно, и от неё, да от Германии придётся нам ждать спасения нашей многострадальной родины от большевиков».

В конце 1937 года в резидентуру в Софии было направлено оперативное письмо, в котором пункт за пунктом перечислялись «уязвимые», с точки зрения Лубянки, моменты в поведении Солоневичей, в первую очередь Ивана. Рекомендаций по их использованию не давалось. Разберётесь, мол, на месте. Яковлев довёл часть этих тезисов до Фосса и Браунера через свою агентуру, не прибегая к помощи «Ворона». Резидент уже точно знал, что Николай Абрамов находится под негласным надзором «внутренней линии».

Вот некоторые из этих тезисов:

«Приезд Ольги Курпатовой (Хольстрем) в Софию. Уехала — 24.11.37. Подозрительная миссия.

Разговор Бориса об устранении Георгиевского после возвращения из Югославии.

Разговоры о том, что Солоневичи создают фонд с целью подкупа болгарской цензуры и властей.

Приёмы и вечеринки на квартире Солоневичей, главным образом — молодёжи. Политически обрабатывают?

А. Мещерский получил письмо от друга, бежавшего из концлагеря, который написал, что Ивану верить нельзя, т. к. всё описываемое в его книге — неверно.

Жена служила в Торгпредстве в Берлине в то время, когда Иван находился в лагере.

Получил из Германии 150 тыс. за книги, что является подозрительным.

Фашисты считают Ивана большевиком. Тамара состоит в „Соколе“, скаутах и НСНП, пытается вступить в ВФП, но ей отказали. Приходила, вынюхивала, по какой причине.

Солоневичи говорят, что были арестованы 11 раз, но сильно не пострадали, несмотря на то, что, по их словам, были активными контрреволюционерами.

Всегда и всюду в ссылках, концлагерях в строгой изоляции не находились, как все политические заключённые, а наоборот, им всегда „везло“, они получали свободу передвижения, занимали какие-нибудь служебные посты.

Водили знакомство с видными работниками „Динамо“ — чисто чекистской организацией. Посещали ГПУ, знали ответственных лиц из ГПУ.

Полиция установила несовпадение рассказов братьев с данными их биографий.

По закону об измене родственники Солоневичей должны были быть репрессированы, однако отец жены и дети Бориса благополучно живут в Москве.

Посылка Юрия в Вену на учёбу, частые приезды его на каникулы.

Странные отношения отца и сына. На докладах Ивана Юрий говорил, что „батька всё врёт“. Око!

Широкий образ жизни: Иван и его семья — единственные русские эмигранты, живущие на улице Царя Освободителя.

Пишут в статьях и книгах о своих знакомых, в частности в Орле, совершенно не заботясь о том, что те могут пострадать».

Игнорировать компрометирующие слухи, которые лавинообразно распространялись в падкой на сплетни эмигрантской среде, Солоневичам становилось всё сложнее. Клевета повторялась с удручающим однообразием и постоянством, била в одну точку и была направлена на всех членов семьи, включая Юру. Даже в близком их окружении появились дезертиры: трудно было противостоять «общему мнению».

Ждановский перестал присылать контрамарки на свои концерты. Растворился в неизвестности доктор Сокольский, который еженедельно навещал их с визитами. Протопресвитер Шавельский не мог простить себе первоначальной «доверчивости» и старался компенсировать свой промах, взывая к «бдительности» по отношению к Солоневичам. Священнику верили.

Отбиваясь от напора клеветы, Иван и сам допустил промах. Историю со своим «письмом в защиту Скоблина», которое он написал, поддавшись на уговоры генерала Абрамова, Солоневич переживал болезненно. Он оказался «защитником чести» агента НКВД! То же самое в отношении Плевицкой. Французская полиция арестовала её за соучастие в похищении Миллера, а он, Солоневич, старался доказать, что певица не имеет к делу никакого отношения.

129

Евгений Фадеевич Ждановский (1892–1949) — известный певец (бас). В 1923 году покинул Россию, с 1935 года жил в Софии, где выступал в оперном театре.