Солоневич

Сведения о враждебных планах Солоневичей были восприняты в Москве с полной серьёзностью. Успешное вхождение Солоневичей в политически активную эмигрантскую среду означало бы заметное усиление её практических возможностей. Солоневичи досконально знали советские реалии и могли оказывать помощь РОВСу не только в подготовке боевиков, но и — при определённых условиях — в «возглавлении» террористической работы. Отсюда неизбежно возникла главная задача: предпринять действенные меры к компрометации братьев, вбить клин между ними и политической верхушкой Русского Зарубежья.

В операции по компрометации Солоневичей особое рвение проявлял заместитель начальника ИНО Борис Берман. Он был хорошо осведомлён об обстоятельствах их побега и понимал, что необходимо «обезвредить» братьев до того, как они начнут публиковать свои «мемуары» «об империи ГУЛАГ». Брат Матвей, всесильный властитель этой империи, настойчиво требовал — по официальным каналам и неофициально — «поставить точку» на потенциально опасной для «авторитета СССР» деятельности Солоневичей.

К операции подключили Управление НКВД по Ленинградской области, которое, среди прочих задач, вело разведывательную работу в Финляндии. Один из сотрудников Управления совершал ежемесячные поездки в Гельсингфорс для проведения встреч с агентурой. Агентурный народ был разномастный: кто работал «за идею», кто за деньги, а кто и двурушничал. К числу явных «двурушников» относился агент «Ф-62» из русских эмигрантов: о своих контактах с работниками ИНО он сообщал в тайную полицию Финляндии. Его-то и решили «подключить» к операции, заведомо зная, что компромат на братьев будет доложен «куда надо».

Встреча с «Ф-62» прошла в начале января 1935 года в одном из парков Гельсингфорса.

Из отчёта оперативного работника:

«Агент пришел в весёлом, даже приподнятом настроении. Был контактен, разговорчив. Объяснил, что считал несвоевременным беспокоить нас. По его мнению, мы — в ГПУ — были заняты событиями, связанными с убийством товарища Кирова.

На вопрос о Солоневичах сообщил, что не знаком с ними лично, но имеет о них разрозненную информацию со слов эмигрантов. Пока что они обвыкаются в новой для них среде. Это люди с характером, но от помощи не отказываются. Любопытный факт. После одного из докладов к Ивану Солоневичу подошла дама и сочувственно спросила, не холодно ли ему так, в неважном полушубке, подпоясанном ремнём? На это он деловито ответил: „Ничего, скоро разбогатеем“. „Ф-62“ считает, что разбогатеть Солоневичи надеются изданием своих трудов о Советской России.

Далее я перешёл к главной теме беседы, сообщив агенту, что я уполномочен передать, что руководство ОГПУ решило связать „Ф-62“ с частью нашей проверенной заграничной агентуры. Я назвал имена Бориса и Ивана и объяснил, что текущая антисоветская деятельность братьев среди белой колонии необходима для создания им авторитета. Мы намерены перебросить Солоневичей, в первую очередь Бориса, в Париж. Я особо подчеркнул, что туда же для связи с ним будет переброшен и „Ф-62“.

Я просил агента пока воздержаться от выхода на Солоневичей. Это, мол, необходимо, чтобы усыпить подозрение на их счёт в некоторых кругах белой эмиграции. К сожалению, добавил я, имеются конкретные моменты, которые не были учтены товарищами, слишком спешившими с переброской. Я назвал их: „Первое. Успешный побег троих Солоневичей из разных лагерей в одно и то же время. Фантастическое везение, трудно в это поверить. Второе. То, что Борис являлся сотрудником ‘Динамо’, то есть фактически был служащим ОГПУ. Третье. Их семьи в Советской России не репрессированы, хотя закон о наказании родственников за побеги был принят до их вывода за кордон“.

„Ф-62“,было рекомендовано отслеживать обстановку вокруг братьев. Мол, как только всё нормализуется и разговоры о них затихнут, начнётся операция по переброске в Париж. Агент выслушал историю о Солоневичах с огромным интересом, заметив однажды: „Все-таки у Бунакова[76] известный нюх есть, не зря он намекал о своих подозрениях в отношении братьев“».

На следующую встречу с оперативным работником из Ленинграда «Ф-62» принёс письменное сообщение о том, что говорят о Солоневичах в среде эмиграции. Судя по всему, слух о том, что Солоневичи — явные агенты НКВД, исходил из финской тайной полиции. Борис Берман, державший дело «спортсменов» под личным контролем, поспешил сообщить брату в ГУЛАГ о первом крупном успехе: «Дело сделано. Теперь эмиграция не успокоится».

С 20 января 1935 года в газете Милюкова «Последние новости» стали печататься очерки Ивана под общим названием «Россия в концлагере». Получив номер газеты с первой публикацией, Солоневичи, приодевшись, насколько это было возможно, отправились в ресторан «Микадо», где под аккомпанемент ансамбля балалаек отпраздновали эпохальное для них событие. Общее мнение было оптимистичным: теперь будет легче!

Для эмигрантских читателей откровения беглецов из Советского Союза были делом привычным, но статьи Ивана не прошли незамеченными. Дважды в неделю они появлялись на страницах этой либеральной газеты, вызывая ажиотаж читающей публики. Всего было опубликовано 118 очерков, которые материализовались как в гонорары, так и во всеэмигрантскую популярность автора. После первых публикаций имя Солоневича вошло в обойму постоянно цитируемых, упоминаемых, одобряемых и восхваляемых писателей. Мало кто на первых порах его эмигрантской литературной деятельности осмеливался подвергать критике самобытного народного публициста, не скрывавшего своих мужицких корней, пристрастий и образа мышления.

Бастамов направил огорчённое письмо Скоблину, посетовав на «недееспособность» РОВСа в Париже, который не сумел пристроить очерки Ивана в газету «Возрождение». По мнению Бастамова, в этом деле проиграли и РОВС, и — особенно — газета, потерявшая беспроигрышный шанс улучшить своё финансовое положение. «Семёнов часто жалуется на масонские и еврейские элементы, которые тайно субсидируют „Последние новости“, — отметил Бастамов, — но как редактор он не проявил дальновидности, отмахнувшись от мемуаров Солоневича».

После публикации первых очерков «России в концлагере» Иван стал получать письма, в которых некоторые «бдительные читатели» ставили под сомнение кое-какие факты из описанного им концлагерного быта. На эти письма он ответил позже, когда в Софии готовил первое книжное издание «России в концлагере»:

«Во всей этой эпопее нет ни одного выдуманного лица и ни одного выдуманного положения, фамилии действующих лиц, за особо оговоренными, — настоящие фамилии. Из моих лагерных встреч я вынужден был выкинуть некоторые весьма небезынтересные эпизоды, как, например, всю свирьлаговскую интеллигенцию, чтобы никого не подвести; по следам моего пребывания в лагере ГПУ не так уж трудно было бы установить, кто скрывается за любой вымышленной фамилией».

Об угрозе, которую представляют Солоневичи, несколько раз предупреждали действующие за границей агенты НКВД. Один из них — агент «Лидер» — писал, что несомненное и чрезвычайно вредное влияние имеют воспоминания «невозвращенцев» и беглецов из СССР: Чернавиных, Тренина, Солоневичей и других. Некоторых эмигрантов, уже сдвинувшихся с обычных позиций неприятия дел в СССР и обратившихся лицом к своей родине, писания этих беглецов сильно поколебали.

«Лидер» сообщил также, что Иван Солоневич рассчитывает на успех своего труда «Россия в концлагере»: это «создаст рекламу» автору и выдвинет его на «авторитетную политическую позицию» в эмигрантских кругах.

Агент не преувеличивал. Он пользовался доверием Солоневичей, и они не таили от него своих планов. Ещё бы, человек, скрывавшийся под кличкой «Лидер», Степан Петриченко, был для них одной из самых авторитетных фигур эмиграции: ведь это он возглавил Кронштадтское восстание в 1921 году!

После провала восстания Петриченко бежал в Финляндию, где белогвардейские организации пытались привлечь его к диверсионно-террористической работе. Степан отбивался, как мог, от этих предложений, потому что после долгих размышлений пришёл к выводу, что он исчерпал свой лимит на бунтарство и что новые конфликты с большевиками могут окончиться для него плачевно. Петриченко мучила ностальгия, тянуло в Питер. В 1927 году он пришёл в советское посольство в Риге, чтобы «покаяться» в контрреволюционных грехах, попросить прошения и получить разрешение на возвращение в Россию.

76

Н. Н. Бунаков — полковник, член организации Кутепова, сотрудник резидентуры английской разведки в Финляндии в 1920–1930-х годах. Проходил по материалам операции «Трест», в том числе как близкая связь английского разведчика Сиднея Рейли.