Крадущийся кот

— Кто бы сомневался, — вставила Молина.

— Что, кстати, будет с туфлями и вообще с ее костюмом? Они такие классные. Китти их сама придумала.

— В полицейском участке в хранилище. До суда. Если, конечно, суд состоится. Продолжайте.

— Короче, я уговорила ее выйти, и вот тогда увидела ее лицо. Я тогда и не предполагала, что мое собственное лицо будет выглядеть так же буквально через несколько минут. Китти боялась какого-то мужчину. Она все время спрашивала, не стоит ли «он» в коридоре.

— Так что ваша теория о соперничестве рушится на глазах.

— Возможно. А возможно, у Китти был не один враг, а двое. Она говорила, что скоро будет в полном порядке, что собирается порвать с этим парнем… поэтому он ее и избил. Он хотел разрушить ее шансы на победу в конкурсе, потому что призовые деньги могли помочь ей начать новую жизнь. Но она все равно собиралась уйти, я точно знаю.

— Откуда?

— Она рассказывала про свои планы, про свой бизнес. Называла себя антрепренером с гордостью ребенка, торгующего лимонадом.

Глаза Молины опять скользнули по записям в блокноте:

— «Смех и грех». Темпл печально кивнула.

— Комический стрип-сервис. «Чистая радость», как она выразилась. Она была в отчаянии от того, что ее лицо пострадало перед конкурсом. Говорила, что даже тональный крем не скроет… Я теперь и сама убедилась, что это правда.

— Да уж. Темные очки в помещении — любимый аксессуар гопников, — заметила Молина, впрочем, не без сочувствия. — Кто-нибудь еще к вам сегодня привязывался?

— Только полиция и охранник на входе в зал, — ответила Темпл честно.

— Ладно, продолжайте.

— А это все. Я предложила ей сделать кошачью маску — и к костюму подходит, и лицо спрячет. Она засияла, как ребенок, который получил «Нинтендо» на Рождество. Когда я уходила, она была счастлива и готова действовать, только…

— Да?

— Она сказала мне, что плакала не от того, что ее избили, а из-за разрушенных планов на победу в конкурсе. Я тогда гадала, почему это так важно — не плакать, когда тебя бьют.

— А сейчас?

— А сейчас я знаю.

— Итак, вы оставили ее окрыленной, она помчалась делать маску, потом вернулась вечером, когда никого не было, чтобы порепетировать в ней… Почему?

— Она не хотела, чтобы кто-то знал, что с ней случилось. Скорее всего, она собиралась проверить, не будет ли маска мешать ей видеть, сужать угол зрения, не сделает ли ее неуклюжей… Ведь как она двигалась — это же была песня!.. Если бы испытания маски прошли гладко, она могла бы надевать ее на все последующие репетиции, и никто бы даже не догадался, что под ней скрывается.

Молина захлопнула блокнот.

— Посетите группу психологической поддержки. Держитесь подальше от расследования. Если вспомните что-то еще, сразу мне звоните. А теперь — марш домой.

Молина сделала паузу, ее синие глаза нехорошо блеснули:

— Я поймаю этого мерзавца!

И она пошагала прочь, направляясь к своим.

У Темпл болела каждая косточка, но она не собиралась выполнять указания Молины. И так уже в последнее время она только и делала, что слушалась ее указаний. Пришло время немножко понарушать руководящие планы.

Она вернулась в «Каравансерай лонж», где простаива-щие стриптизеры уже начали заказывать еду и питье. Над их пестрой компанией витала атмосфера некоего пикника, из-за дождя вынужденного остаться в помещении: раз уж мы тут застряли, что ж, проведем время с пользой!

То же самое собиралась сделать Темпл.

Она не стала подсаживаться к Линди: выспрашивать того, с кем ты уже знакома — чересчур легкий путь. К тому же, проводник на незнакомой территории может быть полезен, только если не мешает совать нос во все углы, чтобы разглядеть то, чего нет ни в одном путеводителе.

Темпл остановилась у столика, за которым сидела единственная женщина в гостиной, чей серебристый цвет волос был натуральным.

— Можно, я присяду?

— Присаживайтесь на здоровье.

Темпл села и украдкой оглядела соседку по столу. Типаж доброй бабушки: седая «химия» на голове, хлопчатобумажное клетчатое платье из тех, что не стройнят владельца и одобрены уличным дресс-кодом для ношения женщинами преклонных лет. Если бы не пуговицы спереди, отделанные тесьмой кармашки и большой отложной воротник, это был бы просто балахон. А так это был балахон с пуговицами, воротником и карманами.

— Вы тоже участвуете в конкурсе? В категории «За шестьдесят»? — вежливо спросила Темпл, постаравшись не запнуться на одиозном названии.

Старушка возмущенно взглянула на нее, но тут же рассмеялась:

— О, небо, нет, конечно! Я чересчур старая и толстая для любой категории. Вы что, думаете, детка, в этих конкурсах нет никаких стандартов?

— Извините. Я не слишком в них разбираюсь. Я тут занимаюсь связями с общественностью и как раз пытаюсь вникнуть…

— Пиар? — в светло-карих глазах старушки появился радостный блеск. — Тогда вы должны познакомиться с моей Келли. Вот она как раз идет!

Темпл обернулась, чтобы посмотреть в направлении ее взгляда, наполненного материнской гордостью.

Длинноногая высокая брюнетка пробиралась меж столиков, неся в руках два стакана и две бутылки пива из бара и по-собачьи зажав в зубах маленькое пластиковое ведерко с попкорном.

Добравшись до их стола, блудная дочь ловко наклонилась и жестом профессиональной официантки освободилась от своей ноши. Затем бросила на Темпл любопытный взгляд сквозь густую решетку накладных ресниц, прилепленных и снизу, и сверху.

Мама Келли сочла за честь представить Темпл дочери:

— Это пиар-леди вашего конкурса, лапуля.

— О, привет! У нас куча публикаций в прессе, слыхали, да?.. Я репетирую такой номер — супер.

Темпл оглядела Келли. Бело-голубая присборенная хлопчатобумажная кофточка стиля «крестьянка» и, в тон ей, ненатурально голубые яркие глаза. Вот глаза Молины, поразительно синие, но явно данные природой, сверкали в соответствии с ее характером и были очень убедительны. Голубые контактные линзы этой девушки не подходили ей, как и лицемерная атмосфера покоя и комфорта южных провинций.

— Вы — мать и дочь? — спросила Темпл неуверенно.

— Я раньше была темнее и тоньше, — сказала мать смущенно и хихикнула.

— А я была короче, — подмигнула дочь. Темпл рассмеялась:

— А на сцену пошла только Келли?

— Я же не хотела рушить ее шансы! Меня зовут Милд-Ред. Миддред Бартлз. Как вы поживаете?

Никто не говорит «как вы поживаете» в наше время, а Миддред говорила. Темпл нашла это очаровательным.

— Темпл Барр. Признаюсь, я поражена. Мне казалось, большинство матерей стриптизерш предпочли бы не знать, чем занимаются их дочери.

— Они глупые матери, — ответила Милдред добродушно. — Детишки в наши дни делают, что захотят. Вы можете либо воевать с ними, либо присоединиться к ним.

— Но не на сцене?

— Нет, мэм. Я — закулисная мать. Группа поддержки. Я помогаю ей на репетициях, шью все ее костюмы. Езжу с ней везде за компанию. Жизнь на дороге может быть очень одинокой.

— То есть, стриптизерши не заводят романов с мужчинами из клубов?

— Хос-с-споди, вот уж нет! — воскликнула красотка Келли. Ее лазурные глаза поймали взгляд Темпл. — Мало ли, как это выглядит, но стриптиз — просто работа, и за нее платят нормальные деньги. Все, что происходит между клиентом и стриптизершей, происходит только на сцене и возле сцены: немножко позаигрываешь, чуть-чуть поболтаешь и, если повезет, получишь много чаевых.

— А если мужчина захочет большего?

— Тогда я делаю неприступный вид и даю ему понять, что он переходит границы. Некоторые девушки, — добавила она неодобрительно, — хотят быть шлюхами, но они на этой работе не удерживаются. Клубам неохота иметь дело с работницами, которые исчезают посреди сезона. И большинство из нас не хотят пятнать свою репутацию.

К этому времени Темпл уже не находила смешными упоминания о том, что стриптизерши берегут свою репутацию.

— Но вы, наверное, знаете, что публика, в основном, считает вашу профессию… э-э-э… фривольной?