Страница 10 из 12
Я занималась новой историей. Так настоял отец, ая не смела перечить. Пошла на исторический факультет, а сама мечтала о филфаке. Мое собственное желание - западная филология. Языки - английский, французский, испанский. Очень любила Испанию. После окончания университета в школе преподавать я не хотела и быстро переключилась на литературу. Это уже в Академии общественных наук. Религия меня тогда еще не интересовала. Уже в 60-х годах я к этому пришла.
Бывают удивительные вещи в жизни. Начинаешь верить в Книгу судеб, в которой все про тебя написано. Посещали меня и мысли о самоубийстве. Я вспоминала о маме и страшилась сама себя. Как-то один из моих друзей позвал меня с собой в церковь. В результате я стала постоянной прихожанкой. Меня крестили. Вдруг открылся огромный мир. Это был важный шаг. Я все время исповедовалась у священника, которому бесконечно доверяла. Мне кажется, что он жалел меня. Как-то батюшка сказал мне: «Ты все спешишь, и от этого все твои беды. Вот подожди - явится принц заморский.» А ведь провидцем оказался!
Даже учась в университете, я не могла избавиться от чекиста, который всегда маячил у меня за спиной. Мне было стыдно перед однокурсниками. Я умоляла отца, чтобы он избавил меня от него. «Ну что же, - сказал отец, - черт с тобой! Пускай тебя убьют». Сказал, конечно, полусмеясь, но слежка прекратилась.
После смерти отца всем родственникам дали пенсию. Получила ееяи мои дети, а вместе с пенсией и кое-какие привилегии. Но тогда я уже не жила среди кремлевской элиты. Я жила вне их. Сама по себе. Я увлекалась искусством, живописью, музыкой, литературой, особенно поэзией. И друзьями моими были замечательные актеры, киношники, режиссеры, писатели, критики, поэты, художники. Эти люди - мои вторые университеты: Алексей Каплер, Роман Кармен, Фаина Георгиевна Раневская, Сергей Аполлинариевич Герасимов с Макаровой, Лепешинская, Мессерер, Давид Самойлов, Константин Симонов. И потом эти замечательные женщины, мои тетушки, вернувшиеся из лагерей, ссылок и тюрем.
Все они были очень милы и добры ко мне. Никто не думал, что раз я дочь Сталина, то прочь от нее. Никто меня не обвинял в том, что я имела какое-то отношение к политике.
Я написала письмо Маленкову. Он был тогда Председателем Совета Министров СССР.
У меня это письмо сохранилось. Вот его текст:
«Приношу глубокую благодарность Правительству и лично Вам за внимание и за участие к моим детям и ко мне в это тяжелое для нас время. Вместе с тем, считаю своим долгом отказаться от некоторых предоставленных моей семье прав, как от излишних, пользоваться которыми я не считаю для себя возможным:
1. От закрепления дачи «Волынское» с обслуживанием.
2. От временного денежного довольствия в размере 4 тысяч рублей в месяц.
Вместо закрепления за моей семьей дачи «Волынское» прошу Вашего разрешения о предоставлении мне права снимать на летние периоды две-три комнаты в дачном поселке СМ СССР «Жуковка» по Рублево-Успенскому шоссе за отдельную плату.
Еще раз приношу благодарность.
С уважением С. Сталина».
Кремлевская элита восприняла это письмо как вызов, как оскорбление, как упрек другим. Меня вызывали в разные кабинеты, втолковывали, чтобы я помнила, чья я дочь, и что мне положено то, что я должна получать. Я не хотела быть на глазах у этих людей, а меня упорно толкали в их круг.
Я даже решила сменить фамилию. Я и раньше заикалась отцу, что хочу взять фамилию мамы. Что Сталин - это его псевдоним, ко мне не имеющий отношения. По-настоящему мы с Василием, как и Яша, должны быть Джугашвили. Отец промолчал. Я поняла, что он обиделся. В 1957 годуя все-таки сменила фамилию на Аллилуеву. Василий презирал меня за это и сказал, что не простит. Он был и остался Сталиным.
Но, конечно же, обычной жизни обычного человека у меня никогда не было и не будет. На роду написано. От своих родителей я никогда не откажусь. Так что это такая судьба моя. Надо нести свой крест. Я всегда жила просто. Не выпендривалась, не вылезала, не принимала участия ни в каких политических обсуждениях. Какие-то ангелы-хранители держали меня на своих крылах. Надо прожить свою судьбу, испить свою чашу до дна, оставаться честной, не лгать самой себе».
Из интервью александра Бурдонского:
«Она очень способный, даже талантливый человек. А потом у нее всегда был какой-то особый шарм. В детстве мы с мамой часто приезжали к Светлане. Это были светлые моменты. Мне очень нравилось у нее. Вы знаете, даже сейчас попадая в какую-то квартиру, я вдруг ощущаю неуловимую схожесть с домом Светланы. Даже запах, тонкий аромат ее духов. Со мной там совершенно по-другому говорили. Нравилась мне сама атмосфера, множество книг, фотографий известных людей, звучащая где-то музыка. Это был мир, интерес к которому вошел в меня с детства.
Мне кажется, что этот человек несправедливо скручен спиралью судьбы. Ее внутренний разлад закончится только с уходом ее из жизни. Если она это понимает, то дай бог, если нет, то, значит, еще продолжает бороться, надеяться на что-то лучшее.».
«Была без радости любовь, разлука стала без печали...»
С каждым новым днем, проведенным в разговорах со Светланой Иосифовной, мы поневоле все глубже вторгались в ее полную трагизма судьбу, и не было ответа на вопрос: кто ведет нас по жизни, кто поднимает на вершину и бросает в бездну? Провидение или наши собственные страсти и амбиции? Зачем были эти страдания? Зачем она обидела стольких людей, и они ее не простили? И тоже обижали, и не простила она? Все было. Не было лишь одного - сил остановиться.
Конечно, всегда она жила страстями. Но никто и никогда не узнает истинную историю скромной рыжеволосой девочки, воспитанной в занятиях и работе в ее советском заточении. Будучи в центре всеобщего нездорового интереса, Светлана научилась быть осторожной, немногословной во всем, что касается ее личной жизни. Наши беседы не стали исключением. Ее романы, любовные переживания, замужества неизменно выводились за рамки общения. Мы получали бесцветные односложные ответы, лишь иногда дополненные каким-то эмоциональным замечанием или характеристикой. Так что нам придется самим выстроить эту историю.
Приступая к этой теме, невозможно не вспомнить о том, что в Светлане слились цыганская и грузинская крови. Ее бабушка и мама выходили замуж в 16 лет. Еще в школе кремлевская затворница тоже начала терзаться влюбленностями. Поговаривали, что она увлеклась сыном Лаврентия Берии красавцем Серго. Но он уехал из Москвы, и как-то само собой все забылось.
Осенью 1942 года брат Василий, находящийся в то время в очередной отставке и пребывающий по этому поводу в бесконечном загуле, задумал фильм о летчиках и решил сам его консультировать. В ту пору в Зубалове, где на дачных вечеринках гремела музыка, рекой лилось вино и почитали за честь присутствовать знаменитости, стали появляться и киношники. Здесь Светлана впервые увидела сорокалетнего и уже очень известного кинорежиссера Алексея Каплера. Прославился он и своими бесконечными романами с московскими красавицами. В тот вечер среди роскошных, нарядно одетых женщин Светлана чувствовала себя забытой сироткой. В скромном мосшвеевском платье она сидела в углу и молча перебирала пластинки. И вдруг ее пригласил на танец Каплер. Похвалил, как хорошо и легко она танцует. И пошло-поехало.
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«Я разговаривала с ним, как на исповеди. Все лилось из сердца. Встречались каждый день, ходили на выставки, в театры, на просмотры фильмов, в рестораны. Он был для меня такой замечательный открыватель искусства. Все время были на людях, на виду. За мной, конечно, ходил чекист. И донесли отцу в таком, вы знаете их манеры, вульгарном тоне. И несчастный Алексей Яковлевич, который не причинил мне никакого зла, пострадал. Его отправили на десять лет в лагеря, как шпиона. Хорошо еще, не расстреляли.».
Светлана начала учиться в университете, была даже сталинской стипендиаткой, но науки не очень увлекали ее, тем более что все давалось легко. Она по-прежнему увлекалась, влюблялась, мечтала о несбыточном счастье. По-прежнему бывала на развеселой даче у брата Василия. Там она познакомилась с Григорием Морозовым. Молодой человек был образован, хорошо воспитан, обаятелен. Учился в Институте международных отношений. Вскоре вспыхнул роман.