Страница 29 из 45
Владислав заметил, как кожа между зеленеющими синяками и отеками на щеках Льва побагровела, и он, не выходя за рамки приличия, продолжил то, ради чего собственно и затеял разговор о Сюзанне и Анастасии.
— Я узнал еще вчера, а сегодня провожал ее домой…
— Только не говори, что ты и ее споил, и вы с ней…
— Нет. Настя меня отшила, но я старался произвести на нее впечатление, как и на Сюзанну. Она держалась молодцом, и заслуживает уважения, как минимум. Как ты думаешь, почему она не сказала тебе, что в положении?
— Почему? Потому что гордость не позволила, наверно, — предположил Лев, — я же ее бросил. Отец знает? А ее бабушка? Они же меня съедят вместе с гипсом, — его голос задрожал, и он закрыл глаза, тяжело дыша. — И что мне теперь делать? Как смотреть им троим в глаза?
— Думаю, тебе нужно откровенно поговорить с Настей, и вы вдвоем примете общее решение.
— Отец опять начнет говорить о свадьбе. Это уже было… Знаешь, Настя, на самом деле, хорошая, и я все еще люблю ее по-своему. Но и Сюзанну забыть не могу. Они обе засели у меня в голове и никак не оставят меня в покое. А теперь еще ребенок… Лучше бы она сделала аборт. Может еще не поздно. Точно, я предложу ей денег на аборт — она еще молодая: зачем ей становиться матерью в неполные двадцать.
— Не смей предлагать ей подобную чушь. Не опускайся еще ниже в ее глазах — она и так разочаровалась в тебе, и, несмотря ни на что, она, а не Сюзанна, возилась с тобой, когда ты даже ложку в руках держать не мог. Ты и сейчас не умеешь. Имей совесть, брат.
— По-твоему я должен на ней жениться?
— Я бы на твоем месте… я бы наверно женился на Насте!
Лев не считал, что сделать Анастасии предложение — это наилучший вариант. Его и раньше тяготили мысли о свадьбе, а теперь, когда под угрозой его полноценное здоровое будущее и возможно, что до конца своих дней он будет нуждаться в услугах сиделки, Лев не мог взвалить заботу о себе — муже инвалиде, на хрупкие плечи Анастасии. Да, и захочет ли она ухаживать за ним, если он однажды уже предал ее чувства, показав себя не с лучшей стороны? Лев боялся отказа не меньше, чем поставить свою подпись в акте бракосочетания. Терзали сомнения и угрызения совести, и казалось, что за разгульную жизнь его наказал Бог. Не только из-за Анастасии — были и другие причины, из-за которых Лев хотел бы укусить себя за локоть, но разве достанешь.
В день, когда со Львом произошло несчастье, едва не лишившее его жизни, он познакомился с журналисткой. Ее звали Анна. Она снимала репортаж о вреде фастфуда здоровью человека и в частности брала интервью у посетителей пиццерии, а затем и у Льва. Лев с удовольствием ответил на все ее вопросы, а затем пригласил отобедать с ним в закрытом зале, и она без колебаний согласилась. А вечером Лев с цветами, вином и конфетами пришел в отель, где она снимала номер на время командировки. Но в этот раз напористость сыграла с ним злую шутку — Анна ударила его по лицу и с криками выгнала вон, бросив в спину и букет, и конфеты, и даже наполовину распитую бутылку вина, которая вдребезги разбилась о пол. Затем произошел скандал с администратором отеля, и Льву пришлось уплатить штраф за пятно на ковровом покрытии и, несолоно хлебавши, возвращаться домой. По пути он зашел в первый попавшийся бар, и последнее, что он помнил, как земля уходила из-под ног, когда кто-то выводил его на свежий воздух.
Лев обдумывал слова, которые хотел бы сказать Анастасии, но она не приходила. День, два, и даже на третий — они не увиделись, и Льву не пришлось опять извиняться и предлагать деньги, но уже не на аборт, как он хотел сначала, а как компенсацию за моральный ущерб. Лев был готов признать ребенка, дать ему свою фамилию и платить алименты на его содержание, но вопрос о свадьбе Лев снял: «Какая может быть свадьба, если я на ногах стоять не могу» — оправдывался он.
Поскольку Анастасии разрешили взять лишь три дополнительных выходных, она вышла на работу, и Львом полностью занимался Владислав. Николай Зольтеман ежедневно навещал сына, но его визиты были непродолжительными: приносил измельченные блендером супы, фруктовые пюре, соки, и уходил, не волнуя лишний раз сына своим недовольством и претензиями. Большую часть времени он проводил в пиццерии: контролировал затраты продуктов, качество блюд, сводил дебеты и кредиты и присматривался к работе поваров и официантов, раздумывая над сокращением штата. Ежедневно встречался с Прасковьей Малевской и выводил ее в свет, приглашая то на творческий вечер городских поэтов, то на художественную выставку, а бывало, они просто гуляли по заснеженному парку, кормили голубей и разговаривали о чем-то далеком от проблем: о городских пейзажах, солнечных лучах, стихах и воспоминаниях о своей молодости.
При первой же возможности Анастасия снова пришла в больницу навестить Льва. На ней было заношенное пальто, вязаная шапка, варежки с орнаментом и теплый шарф — почти новый, чего не скажешь об остальной одежде. Она несла в пакете банку со свежим еще горячим бульоном с перетертым разваренным картофелем. Чтобы бульон быстро не остывал на морозе, она окутала банку в два кухонных полотенца и, прижав к груди, так и шла от самого дома до второго этажа больницы, где встретилась лицом к лицу с Сюзанной.
Сюзанна стояла на лестничной площадке и разговаривала по телефону. Разодетая — в норковой шубе с капюшоном, в сапогах на высоком каблуке с красными бантами. Огненно-рыжие волосы волнистым каскадом ниспадали на плечи. Зеленые, как у кошки, глаза привлекали внимание своим хищным взглядом.
«Забудь этот номер. Между нами все кончено» — услышала Анастасия ее слова, сказанные грубо и властно. Бросив на Сюзанну мимолетный взгляд, Анастасия и не думала здороваться с ней, а тем более разговаривать, но Сюзанна бесцеремонно преградила ей путь, глядя сверху вниз. Она бросила телефон в разноцветную квадратную сумку похожую на кубик Рубика и, вертя в руках кожаные перчатки, потребовала объяснений:
— Как ты смеешь, нахалка, уводить у меня из-под носа моего мужчину? — прошипела она.
— Не понимаю, о чем ты? — на ходу ответила Анастасия, не задерживаясь, но Сюзанна, схватив ее за рукав, развернула к себе.
— Не прикидывайся дурочкой, тихоня! Зольтеман мой! Тебе ясно?
— Если твой, то чего бесишься? Иди к своему Зольтеману и отрабатывай на нем свое актерское мастерство. Передо мной драматические сцены разыгрывать не надо — я насквозь тебя вижу.
Анастасия предприняла очередную попытку отделаться от Сюзанны, но та настойчиво не давала ей пройти:
— Ты издеваешься? — закричала она не своим голосом. — Лев во второй раз бросает меня ради тебя! Но я не допущу, чтобы какая-то жалкая оборванка нарушила мои планы! Забудь сюда дорогу, оставь Льва в покое — он мой! И не думай, что со своей беременностью ты займешь мое место — Лев никогда не женится на тебе. Ты слышишь, никогда!
Анастасия округлила глаза. «Она знает? Кто ей сказал? Владислав!» — мелькнуло в голове.
— А я за него замуж и не собиралась, поэтому не нервничай — мы друзья, и все!
— Я запрещаю тебе иметь любые отношения со Львом! — выпалила Сюзанна. — Поэтому разворачивайся и убирайся отсюда, и чтобы глаза мои тебя больше не видели.
Анастасия на миг остолбенела — ребенок толкал ее в животе, словно упирался и бил ножками, протестуя против грубости. Предчувствуя угрозу для своей не рожденной девочки, Анастасия отступила:
— Я уйду, — покорно согласилась она. — Тебя не затруднит передать Льву бульон? Можешь сказать, что это ты сварила, — Анастасия протянула ей помятый целлофановый пакет, но Сюзанна вырвала его из рук и со злостью бросила в сторону урны. С глухим звоном треснуло стекло, и на полу образовалась лужица.
— Я не варю бульоны! — истерически кричала Сюзанна. — И никогда бы не додумалась использовать один и тот же пакет дважды, но тебе этого не понять — ты наверно не знала, что пакеты не стирают, а выбрасывают в мусор? До чего же ты примитивная, как старуха! Уходи немедленно!