Страница 5 из 8
На торце ближайшего дома белой краской было выведено крупно:
«СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ — УБИЙЦЕ РЫБОИНСПЕКТОРА САТТАРА АББАСОВА!»
Центр кривой неряшливой площади занимал белый глинобитный домик, раскрашенный цветами и самодельной, в примитивном жанре, вывеской «Парикмахерская Гарегина».
Утро выдалось не особо жарким.
Тура шел на работу. Идти было недалеко.
Водная милиция размещалась в подъезде жилого дома, внутри пыльного большого двора, где играли дети и сушилось белье. Рядом с угловым подъездом стояло несколько машин.
Тура поздоровался с дежурным, поднялся по лестнице к себе в небольшую канцелярию.
Его секретарь Гезель — молодая женщина, готовящаяся уйти в декретный отпуск, сидела за машинкой.
Рядом стояли подчиненные Туры — тяжелый, с брюшком, майор Бураков и лейтенант Орезов. С ними спорил и выступал молодой, среднего роста крепыш с побитым оспой лицом, начальник Рыбоинспекции Кадыров. Голос, который еще входя услышал Тура, принадлежал ему:
— Сидят передо мной в автобусе в обнимку и целуются…
Они не видели Туру. Бураков спросил флегматично:
— Ну и что такого?
— Как что такого? — возмутился тот. — Неприлично это! Порядочная девушка не даст себя целовать в автобусе! Да еще взасос! Аятоллу бы сюда! Он бы им показал!..
Гезель, поглаживая свой большой живот и тихо усмехаясь, заметила:
— У вас, Шавкат Камалович, не очень современные взгляды. Кому они мешают, если целуются в автобусе?
— Как, кому мешают? Подумай, что ты говоришь? — заорал Кадыров. — Он почти в трусы ей залез! Это мыслимо ли раньше было?
Бураков со смехом отметил:
— А откуда ты знаешь, как раньше-то было?
Кадыров не успел ответить, потому что заметил в дверях Саматова, махнул на своих оппонентов рукой и сказал Туре сочувствующе:
— Ох, тяжело вам будет, товарищ подполковник, с таким штатом работать! — Он представился. — Кадыров Шавкат Камалович, начальник Рыбоинспекции Восточно-каспийской зоны… Люди уже в автобусах целуются, а им «ну и что!» Даже мусульманка не видит в этом ничего плохого!.. Ну, ладно… — Он посмотрел на часы. — Мне надо идти… На суд. Подонок-браконьер — Умар Кулиев… Вы еще услышите эту фамилию. Пытался сжечь меня вместе с Рыбоинспекцией. А сжег другого человека. Воина-афганца… — Он махнул рукой.
Вслед за ним спохватились и ушли Бураков и Орезов.
— Почты много? — спросил Тура у секретаря.
— Совсем мало, — она подала ему папку.
— На контроле что-нибудь есть?
— Две бумаги до двадцатого. Я за этим слежу. И одна у Буракова…
Тура вошел в кабинет, положил папку на стол, подошел к окну. Внизу он увидел Кадырова, садившегося в машину. Когда тот отъехал, в углу двора показался уже знакомый Туре рыжий мужчина в зеленой брезентовой робе, на которого он едва не налетел накануне.
— Гезель! — позвал Тура. — Посмотри в окно… Ты не знаешь этого человека? В робе, рыжий… Видишь?
— Это Пухов Сергей! — Гезель, не вставая, бросила взгляд во двор. — Рыбоинспектор… Наверное, к Буракову пришел. По браконьерским делам… Он редко у нас бывает. Позвать?
— Да нет. Не надо!
— Участок у него самый браконьерский! Метеостанция… А это судмедэксперт — Анна Мурадова…
Под двору шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд — платье «куйнек». Этакое среднеазиатское «макси». Во всем облике Мурадовой было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.
Тура вернулся к бумагам. Он весь ушел в чтение, когда Гезель вдруг сказала:
— Начальник областного управления приехал… Полковник Агаев.
Тура взглянул в окно, но увидел только машину — черную «Волгу» со шторками, доставившую высокого гостя. Он взглянул и в дальний угол двора, где был до этого рыжий рыбоинспектор. Того уже не было.
В коридоре послышались шаги, чей-то добрый знакомый голос произнес:
— Здравствуйте, Гезель… Где же он? Почему не встречает гостя? Не показывается?
Тура поднялся, пошел навстречу.
— Только не через порог… — Агаев уже входил в кабинет. Улыбающийся, красивый в своих полковничьих погонах на щегольски пошитой форме. Они обнялись. — Тура! Сапам! Как я рад! Сколько мы не виделись?
— Сто лет прошло!.. — Тура улыбнулся.
— Слышал я про твои беды, — Агаев потрепал его по плечу. — Ну что можно сделать?! Что мы в силах!
— Я знаю: ты ходатайствовал за меня! Писал! В МВД показали твое письмо Генеральному…
— Главное — ты здесь!
— Как Лора? Как девочка?
— Все в порядке! Я надеюсь, ты вечером их увидишь…
Открылась дверь, на пороге появилась Гезель:
— Товарищ полковник! Уже по вашу душу звонят… Как они узнали, что вы здесь?!
Агаев вышел в приемную, взял трубку. Голос был спокойный.
— …Ну, ничего-ничего… Я сейчас подъеду… — Он положил трубку, обернулся к Туре, вышедшему в приемную. — Митрохин разыскивает. Первый. Ты еще не был в обкоме?
— Нет.
— Он вызовет. Может, даже сегодня. Обстоятельный мужик. Знакомится с каждым… Значит, до вечера? Так, Тура?
— Может, завтра? Я ведь только появился. Не знаю ни обстановки, ни людей…
— Как тебе удобно… Мы на все согласны. — Агаев любил Туру, это было заметно. — Что же касается обстановки, Тура, то она тут… если честно, сложная. Общий заговор молчания. Система браконьерской мафии. Подпольная рыбозаготовительная индустрия. Ты приедешь, и я введу тебя в курс дел…
Тура шел по новому для него городу — все привлекало к себе его внимание.
И якорные цепи, подвешенные вдоль тротуара в качестве ограждения, и маленькие автобусы, похожие на похоронные, с черной полосой вдоль кузова.
И этот призыв краской на кирпичной стене, который он уже видел:
«СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ — УБИЙЦЕ…»
Под призывом, рядом с парикмахерской, сложа на груди руки, стоял пожилой человек в белом халате, седой и величественный, как артист-трагик.
Когда Тура подошел, парикмахер сказал ему радостно, словно старому знакомому:
— Пора! Пора ко мне! Мимо моего заведения никак не пройти, товарищ подполковник…
Тура улыбнулся и спросил:
— А откуда вы знаете, кто я?
Он хмыкнул:
— У нас город маленький, новостей мало. Вы — новый начальник водной милиции. Так?
— Ну, так.
— Позвольте представиться… Гарегин Согомонович Мкртчан, последний оплот капитализма в этом городе.
— А почему капитализма?
— Потому что я единственный на всем восточном побережье кустарь. Я — капиталист. Эксплуататор. Вот держу эту парикмахерскую и борюсь седьмой год с фининспектором. Он считает, что я оскорбляю своей парикмахерской общественное сознание…
— А кого же вы эксплуатируете на своем капиталистическом оплоте? — серьезно спросил Тура.
— Себя! Свой талант! Я мог бы пойти работать в обычную парикмахерскую и зарабатывать не меньше, потому что я — мастер! Отбросьте свои сомнения, тем более, что у вас нет на них времени. Вы же, наверняка, поедете сегодня представляться в обком!
Туру поразила осведомленность капиталиста-парикмахера:
— Почему вы решили?
— Вы приехали вчера. Секретаря обкома не было. Вернувшись, он ездил на Сажевый комбинат, потом на плотину. Ему наверняка было не до вас. Неизвестно, сможете ли вы сегодня выкроить еще хоть минуту для себя… Только присядьте на минуту… — Он все-таки увлек Туру, заставил сесть в кресло. Не закрывая рта, быстро накинул на него пеньюар и принялся намыливать ему щеки.
Тура смотрел в окно. На площади, против окон остановилась милицейская машина, набитая молодыми людьми. В машине кончилось горючее и вся компания вывалилась на тротуар. Двое из них были в милицейской форме, в том числе молодой, с пышной копной волос, которого мафиози на берегу назвал Миришем.
Тура с интересом наблюдал.
— …Потому что только от неуважения к людям можно поверить, что парикмахер — это массовый работник бытового обслуживания. Парикмахер — это художник. Это, если хотите, — маэстро! Композитор или писатель может работать в цеху? На конвейере?.. — Голос Гарегина уютно журчал над ухом Саматова.