Отстрел

Они же сообщили: подъезд и квартира нашпигованы спецтехникой. В помещении установлен монитор. Транспорт вдоль фасада внизу и подъезд просматриваются. Так же, как и холл у лифта и выход на лестничную площадку. Черная лестница на этаже закрыта стальной дверью с согласил соседей, и тут тоже установлен черный наблюдающий глаз.

Водитель и двое секьюрити, вышедшие из черной «Волги», обошли соседние подъезды, двор. Кусты вокруг были предварительно срублены как препятствовавшие обзору. Осмотрели и стоявший поблизости автотранспорт, не поленившись заглянуть в каждую машину. Сунулись и к Бутурлину, сидевшему на водительском месте рядом с разведчицей оперативного отдела и читавшему «Мышеловку», но не Агаты Кристи, которую терпеть не мог, а санктпетербуржца Никиты Филатова. Бутурлин вопросительно-лениво поднял глаза…

Без пяти семь к «Волге» присоединилась вторая машина — черный «форд» 121 AT 93-00. Двое вышедших из него секьюрити сразу вошли в подъезд. Было еще тихо. Послышался щелчок закрываемой дверцы лифта. Один, по-видимому, поднялся лифтом, второй шел на своих двоих…

Еще через несколько минут из подъезда показались трое. Генерал Гореватых держался в середине — недосягаемый для огня киллеров, окажись они в этот момент во дворе. Броском пересекли тротуар. Все биссектрисы грамотно перекрыли секьюрити. На долю секунды вице-президент «Рассветбанка» все же открылся. Сидевшая с Бутурлиным разведчица успела нажать «выдержку» спрятанного в одежде миниатюрного «Кодака». Дверцу «посольского места» в «Волге» держали открытой. Гореватых, снова закрытый телохранителями, уже сидел наискось от водителя. Машины к этому времени были уже на ходу. Сразу погнали. В последнюю секунду к кортежу присоединился джип со сканирующей техникой, до того стоявший у соседнего дома. Там контролировали движущийся вокруг транспорт.

—Да-а… — Бутурлину осталось только крякнуть.

Скрытное наблюдение за вице-президентом «Рассвет-банка», не говоря уже об аресте Гореватых, представлялось делом трудным и стремным. В случае неудачной попытки вопрос о провокации РУОПа против уважаемого отечественного банкира и коммерсанта был бы неминуемо поднят на самом верху, в Государственной думе.

Иванова повязали случайно. В машине муниципальной милиции, вывернувшей из переулка, увидели, как мчавший впереди мотоцикл внезапно отделился от грунта и взмыл над дорогой.

Появившегося из подземного перехода человека менты заметили лишь потом, как и стальной трос поперек проспекта.

Неизвестный подхватил чемодан пострадавшего, хотел линять. Колеса лежащего «Харлей-Дэвидсона» еще вертелись. Раненый не подавал признаков жизни.

Менты не думали, что человек, возникший из перехода, виновен в случившемся. Трос мог быть натянут подростками из чисто хулиганских побуждений. За ним погнались. На его несчастье, навстречу шла вторая милицейская машина. Улица была хорошо освещена. Обе патрульные машины резко нарушили правила движения. Первая ПМГ еще тормозила, а несколько ментов уже выскочили, выхватывая оружие. Убежать ему все равно бы не дали. После предупредительных выстрелов неизвестный остановился, предварительно скинув чемодан.

— Сдаюсь, ребята!..

Оружия у него не было. Сгоряча он получил всего пару раз по шее…

Бутурлин узнал обо всем ночью из сводки-ориентировки.

«…Автотранспортное происшествие со смертельным исходом. Мотоциклист был сбит в результате удара о трос, у натянутый поперек улицы… Проходивший мимо гр-н Иванов Т.С. пытался похитить чемодан-кейс с имуществом пострадавшего, но был задержан и доставлен в 123-е…»

Фантастическую сумму обнаруженного в кейсе нала валютой не указали из оперативных соображений. Личность мотоциклиста не была установлена.

Бутурлин сразу идентифицировал виновного: «Ганс!..»

Они разговаривали в 123-м.

Беловатые, алюминиевого цвета волосы, голубые глаза…

Мать Барона все запомнила в портрете.

Иванов, он же Ганс, был по-офицерски подтянут. На вопросы отвечал кратко, точно. За плечами у него были годы армейской службы.

Его версия случившегося была определенна. В упрощенном варианте все сводилось к известному: «Бес попутал!»

С нее его было трудно сбить.

— Слышу: как фугас… Мотоцикл и тот не уцелеет, не то что череп. Мне бы все-таки вызвать «скорую». — Он улыбнулся открыто, без жесткости, какая приходит вместе с ложью. Бутурлина насторожило не это: нестандартность избранного способа. — А я за чемодан! Кожаный, хороший… Давно искал! У меня ни чемодана, ни сумки…

— Бывает…

— Я и не думал, что в нем! И сейчас не знаю! Все равно бы выбросил! Что это — халатность? Или присвоение находки? Мне только чемодан и нужен был. Вы курите?

— Пожалуйста.

Бутурлин достал сигареты:

— Диверсионная школа?

— КГБ. Она иначе называется:

— А специализация?

—Водитель, он же прикрепленный охранник… — Иванов использовал версию многократно, но все в разных структурах — в охранно-сыскной ассоциации, «Рассветбанке», теперь в милиции. — После убийства Ганса Шлейера оказалось, что никто, кроме водителя, не успел даже вытащить оружие, не то что им воспользоваться. Сразу пошла мода на водителей-охранников…

—Я что-то не помню…

Задержанный пояснил:

— Ганс Шлейер, промышленник, приговоренный в ФРГ к смерти «Красными бригадами». Классический пример… Он знал о приговоре, поэтому никуда не выезжал без шести своих личных охранников. Четверых в машине сопровождения и еще двух с ним самим…

— Да, да…

— В таком окружении ему вроде ничего не грозило. Тем не менее через три месяца Ганса Шлейера убили. На перекрестке, у дома, подставили переодетого женщиной террориста с детской коляской…

Бутурлин знал эту историю.

В нескольких метрах перед машиной Шлейера «мамаша» толкнула коляску на проезжую часть. Водитель затормозил. Машина с секьюрити ударила в багажник идущей впереди. Из автобуса на обочине выскочило четверо…

—Шестьсот пуль в течение двух минут… Никто из охраны даже не вынул оружия, оно оказалось в чехлах у всех, кроме водителя— секьюрити…

«Кличку он получил за историю с Гансом Шлейром».

Паспорт выдан в Наманганской области.

Бутурлин больше не сомневался.

«Гнеушев. Засланный к Рэмбо казачок!»

У себя в РУОПе он первым делом с ходу прошел в бар.

—Чашку кофе.

Молоденькая овца из секретариата, приехавшая ни свет ни заря, тусовалась в коридоре. Снова одарила близостью крепких загорелых ляжек, высоких сильных голеней.

«Рано или поздно это должно состояться…»

Овца что-то почувствовала, оглянулась растерянно. Период неопределенности отношений закончился. Обоих уже тащило друг к другу. Она могла пойти за ним в кабинет. Лечь грудью на стол… Желание овцы стало внезапно ощутимым. Это была сладкая мука. И совсем не ко времени…

Штурм Фонда психологической помощи Галдера начался не на рассвете — в любимый час ментов, — а перед началом рабочего дня. Точнее, за несколько минут. Момент этот считался наименее подходящим. Руоповцы подъехали к зданию с тыльной стороны. Сгруппировались у соседнего подъезда. Подойти ближе мешал телеглаз.

Команда прибыла небольшая. Во главе с Бутурлиным и Савельевым. С зачуханной собачонкой. Пинчер был величиной с кошку.

Один из оперов, легкий, в курточке, в кроссовках, с помятым лицом — результатом бурно проведенной ночи, стоял у соседнего дома. По сигналу Бутурлина он двинулся мимо Фонда. После его прохода от машин, стоявших на стоянке, у входа, повалил дым. Раздался грохот взорванных петард. Опера уже не было. Телефоны Фонда были заранее блокированы. Вызванные жильцами, появились пожарные. Мгновенно навели порядок. Старший лейтенант — пожарный позвонил в офис. Он составлял акт о гашении или возгорании. Пожарная машина, маневрируя в узком дворе, сдала назад, перекрыв возможности телеглаза. Закрытая ею группа РУОПа переместилась в узкий проход к двери Фонда с тыла. Он заканчивался дверью, которая выглядела как забитая, — крест-накрест сверху наложены были металлические плашки. На двери не было ни «глазка», ни звонка, чтобы не дешифровать. Наблюдение за этой дверью вели с помощью телеглаза.