Отстрел

«Фирму создали несколько месяцев назад с одной целью — оттянуть часть трехмиллионного навара из швейцарского сейфа!»

Грабители типа Мумина и его людей еще пару лет назад находились в состоянии перманентной войны со всеми группировками и нападали первыми каждый раз, когда для этого представлялась возможность. Но теперь перед Рэмбо сидели реализовавшие себя люди, которым их положение и образование — несомненно высшее — позволило войти в высшую криминально-политическую мафию.

Мумин заметил:

—Если Пап — значит, военные! У них повсюду тут подставные фирмы, которым сбрасывается валюта…

Рэмбо сидел в непривычной позе, по-турецки, положив руки на колени. Пока шел разговор, Рэмбо ни разу не пошевелился. Сидевшие в комнате на этот час были его партнерами. Хозяева еще раз коротко обменялись репликами на своем языке, по-видимому, это был таджикский.

—Вам знаком банкир? — Рэмбо показал фотографию.

Мумин по-восточному коротко цокнул языком. Это могло быть и отрицанием, и знаком того, что не хочет говорить.

—Мы с ним не работаем.

—Серьезные люди через несколько дней собираются в Иерусалиме… — Рэмбо пошевелился. — Вы знаете, о ком я говорю. Там и Неерия Арабов. Разговор идет о честном партнерстве.

Он блефовал.

Хозяева не были удивлены. Рэмбо понял, что они обдумали все заранее, до его прихода, как только им позвонил Валижон. Он, по-видимому, уже интересовался Савоном.

Мумин засмеялся, снимая возникшее напряжение.

—На нас могут повесить человека, который приезжал на похороны Нисана и не вернулся. Но мы не имеем к этому отношения.

Рэмбо никого не обвинял.

— Его разыскивают как не выполнившего обязательства по защите фирмы…

— Думаем, с ним разобрались военные. Москвичи. Я, кстати, закончил Московский университет.

— Факультет — экономический?

— Философский…

Мумин был открыт для разговора.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Вообще-то, как мы слышали, за Савона стоило бы в первую очередь спросить с Серого.

— У нас Серого вспоминают обычно вместе с его другом!

— Сметана умнее. Он делает карьеру. Будет еще в Думе. Это не Серый. Вы поинтересуйтесь при случае: о чем он нашептал Савону во дворе старого здания университета? Не о своем же брате?

Валижон дремал в круглом, на высокой ножке кресле, похожем на коньячную рюмку. Несмотря на поздний час, из валютного бара снизу все еще доносилась музыка. Увидев входящих — Рэмбо и его секьюрити, — наманганский Мегрэ поднялся и вместе с ними вошел в лифт.

Все трое были в порядке. Ни с одним из них ничего не произошло.

Хотя Валижон нажал на вторую кнопку, в соответствии с программой кабина доставила их наверх, на обзорную площадку.

За карнизом виднелись купола древних бань, водоем. Возвышавшиеся над плоскими крышами порталы медресе сверху были похожи на гигантские книги, раскрытые, говно для общего прочтения. Всюду внизу виднелась сухая, с колючками, выжженная земля, подходившая к самому зданию. Такая же, какую он накануне видел в Израиле.

День не закончился.

«Срочно позвонить Бутурлину…». Фотография генерала Гореватых требовалась именно сейчас. Рэмбо думал о сказанном Мумином под занавес. «Кто-то сообщил о разговоре Савона и Серого в Манеже в Москве…» Существовала связь между убийством Нисана и судьбой брата Серого.

Постояв положенные секунды, лифт закрыл дверь, бесшумно начал скольжение.

—Тебе звонили из Иерусалима… — заметил Валижон.

В Иерусалиме было спокойно.

Игумнов, оставив Неерию в квартире его родственничка, спустился в подъезд. «Тойота», которую для них взял в аренду глава «Смуи», была на месте. Машину Голан лично пригнал в аэропорт Бен-Гурион вместе со своим секьюрити, русским парнем. Игумнов получил в пользование также переносной телефон-«чудофон», как называют израильтяне.

—Вот твой номер. — Телефоны начинались с 052.

Увидев машину, Неерия был удивлен. Перед тем как выехать из аэропорта, спросил:

—Ты водишь машину?

У них не было взаимопонимания.

Игумнов пожал плечами.

Бывший автогонщик, инспектор ГАИ на спецтрассе, он обеспечивал проследование правительственных членовозов на дачи. Случалось и преследовать убийц по Московской кольцевой в той, другой жизни, о которой теперь предпочитал не вспоминать.

Был исход субботы. День заканчивался.

Религиозные ортодоксы — харедим — на шоссе, как один в черных костюмах, в белых сорочках, в шляпах, с длинными пейсами, время от времени что-то громко кричали хором, как только на проезжей части появлялась машина. Протестовали против нарушений святости Субботы. Машин было немного, они проносились на скорости. С десяток полицейских у перекрестка пытались их уговорить по-хорошему. Было видно, что все бесполезно. Высокий мужик недалеко от Игумнова, с рыжими пейсами, худой, похожий на козла, в черных чулках с открытыми тощими икрами, в шляпе, надломленный, как перочинный нож, орал громче других. Руки его во избежание провокаций со стороны полицейских были демонстративно засунуты глубоко в карманы. Полицейские теряли терпение. Игумнов их отлично понимал. В какой-то момент старший смены в полицейском джипе у рации что-то сказал, и миштара — полиция — вооружилась короткими деревянными палками. Харедим продолжали бесноваться. Полицейские пробовали приблизиться, но те быстро отбегали. Рыжий, похожий на козла, отступал со всеми, но тут же возвращался. Полицейские начали планомерно теснить крикунов с тротуара. Игумнов наблюдал. Когда миштара придвигалась, козел только вертелся, не уступая ни сантиметра тротуара, руки он по-прежнему держал в карманах. Громко что-то орал, прячась за спинами. Наконец ему все-таки врезали. Игумнов надеялся, что это сделал кто-то из бывших русских ментов. Козел, как водится везде, бросился к полицейской машине жаловаться. Старший послал его… Игумнов чувствовал профессиональную солидарность.

Дела Неерии и его собственные как секьюрити были гораздо сложнее. Голан снова предупредил, на этот раз Игумнова:

— Мы сможем обеспечить охрану Неерии. Но только после того, как он отчитается за три миллиона долларов!

— Я жду сообщения Рэмбо. Он над этим работает…

— Может, найдете ему гаранта в Израиле. У тебя есть кто-нибудь?

—Я как раз об этом думаю…

Игумнов поднялся в квартиру к Неерии.

— Вы не уходите? — Родственники Неерии — нехилые, вооруженные жители территорий, поселенцы — были Арабову надежной защитой. — Я хочу отлучиться…

— Вы возьмете машину? — Неерия поднял крупные влажные глаза.

Игумнов вспомнил ортодоксов на улице.

—Нет, тут недалеко.

На перекрестке Меа-Шеарим и Царей Израиля было пустынно. Стена здания, сложенная из иерусалимского камня, была похожа на поленницу березовых дров под окнами у дома в Шарье. Такие же щербатые камни лежали под ногами. Игумнов стоял в центре ультрарелигиозного квартала — узких безлюдных улочек эпохи средневековья, оживших старинных гравюр. Отсутствующие жители находились в многочисленных синагогах по соседству, в глубине каменного лабиринта, они должны были вот-вот появиться с окончанием молитв, с первыми вечерними звездами на исходе Субботы.

Игумнов прошел вдоль Меа-Шеарим — узкой, тускло освещенной. Нижние этажи темных домов сплошь поблескивали витринами запертых лавок. В большинстве было одно и то же. Серебряные чаши, кубки, семисвечники за металлическими узорными шторами… Юдаика, амулеты для беременных… Все, что необходимо для жизни верующего. Против сглаза. Молитвенники…

Объявления на русском на столбах обещали бесплатное обрезание, удачный бизнес.

«Хотите 10 000 долларов — приходите к нам…». «МНОГО ДЕНЕГ! ЗВОНИ!..»

Автобусы все еще не ходили. Ветер тащил полиэтиленовые пакеты на мостовую. По неубиравшемуся в течение полутора суток тротуару шелестели обрывки газет. Из-за угла внезапно донеслись голоса.

Игумнов свернул в переулок к синагоге. Из крепостного вида здания, с небольшими бойницами-окнами, уже накатывали во двор волны молящихся: долгополые черные сюртуки, черные чулки, гольфы, шляпы… Средневековые одеяния — серые чулки на худосочных щиколотках, туфли, гольфы, поднимавшиеся выше колен, меховые широченные шапки, камзолы. Игумнов остановился поодаль — отсюда ему был виден каждый выходивший из здания. Игумнов внимательно вглядывался.