Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 5



То ли эту песню Лёня сам придумал, то ли услышал? Девочки кружились, взмахивали руками, а в руках у них были ленты. Ленты на лету сплетались, и в комнате шелестело и шуршало.

Одна из девочек подпрыгнула, накинула ленту на что-то невидимое.

— Поймала! Поймала! — закричала она и стала раскачиваться, будто на качелях.

Серебряное пятно металось по стенам, и Лёня догадался: девочка раскачивается на лунном луче.

— Ах! — вскрикивала она от восторга. — Лечу! Лечу! Ах!

Она проносилась так низко над постелью, что Лёня зажмурил глаза: как бы она не увидала, что он не спит.

пела девочка.

За окном что-то метнулось. Лёня почувствовал тень, словно бы над лицом провели рукой.

— Ай! — вскрикнула девочка.

«Она упала! Луч оборвался», — подумал Лёня.

В комнате зашелестело, торопливо, беспорядочно, словно убегали.

Женя, грохоча пружинами, сел на кровати.

— Лёнь, ты спишь?

Старший брат затаился и не ответил.

— Луна! — сказал Женя, сладко почмокал, натянул одеяло на плечи, ткнулся головой в подушку и заснул.

3

Лёня тихонько приподнялся. Луна была высокая, крыша сарая за окном сияла, словно вставшее на дыбы озеро. Сияло, затуманившись сверху от ночного холода, стекло. В комнате каждый предмет всяк по-своему, но светился, играл.

Лёня поглядел на свои руки. Они были теперь точно из серебра. И одеяло, любимое, давнишнее, показалось ему лесной поляной, на которой росли диковинные травы. Между этих трав сверкал голубой ручеёк. Лёня потрогал его: это была лента, невесомая и тоненькая.

«Её потеряла девочка с качелей! — догадался Лёня. — Неужели проснусь завтра — и ничего не будет?»

Он зажал ленту в кулаке, кулак положил под голову и крепко закрыл глаза, чтобы скорее наступило утро, а то ведь и ленту проспишь.

«Отчего луч оборвался? — подумал он, засыпая. — Может, облако прошло или пролетела птица?»

И вскочил: «А перстень?»

Выбрался из постели, встал на пол босыми ногами и замер: не потревожил ли он покой музейного кресла, зеркала, стульев, вещей?..

Зеркало сияло само для себя, старикашка-придворный дремал, поджав ноги… Лёня бесшумно опустился на колени и полез под стол. Перстня под столом не было. И под радиатором не было. И под сервантом. От луны в комнате светло, да и перстень — не иголка, золотой ведь, блестящий.

«Женьку, что ли, разбудить? Пусть тоже ищет».

— Человек! — услышал он тоненький плачущий голос. — Человек, отдай мою ленту!

Ну, как тут было не вздрогнуть? Даже очень храбрый человек вздрогнул бы. В лужице лунного света стояла воздушная девочка. Она сложила ладони лодочкой. У неё дрожал кончик носа, дрожали губы, даже бант на голове дрожал.

— Ну пожалуйста! Без ленты меня не пустят на праздник Полнолуния.

— Возьми! — Лёня разжал пальцы: лента была у него в кулаке.

— И ты ничего не просишь в награду? — удивилась девочка.

— Но ведь лента не моя, а твоя.

— Ты добрый. Конечно, добрый! Ты сумел не потревожить покой вещей. Но почему ты не спишь?

— Женька перстень мамин уронил. Сразу мы не подняли, а теперь я не найду никак.

— Это же так просто. Я спрошу о перстне моих друзей.

— Мастера?

— Его зовут дядюшка Шорох, а у меня и у моих сестёр имя одно на всех. Мы — шуршавы.



Тин-тинь!.. — прозвенело над головой.

— С Полнолунием, милая Шуршава.

Стоя ногами на потолке, размахивал шляпой с длинными волнистыми перьями опять-таки очень странный, несовременный и совсем какой-то не такой человек.

— Ах, это ты, братец Нечаянные Звоны!

— К вашим услугам, кузина! А где прелестные сестрицы?

— Они готовятся к балу, а я…

Тонни-тонни-тонн!.. — серебряно зазвенело на окне.

— Красиво? — спросил Нечаянные Звоны.

— Очень! — сказал Лёня.

— Я польщён. Моё искусство признают даже люди.

— Братец, с тобой очень неудобно разговаривать.

— Ах, простите, кузина!

Нечаянные Звоны раскинул руки и, кругами, опустился на пол. Поклонился, щёлкнул шпорами на высоких ботфортах, а прозвенело на потолке: плинь-плинь-плинь!..

Лёня и Шуршава посмотрели на потолок, и Нечаянные Звоны рассмеялся, довольный, в свою кружевную перчатку. Он был на голову выше Лёни, но вдвое, а может, и втрое тоньше его. Это был замечательно утончённый человек и весь в кружевах: кружевной воротник, кружевные камзол и рубашка, кружево парика, кружево жестов…

Нечаянные Звоны выхватил из-за пояса дирижёрскую палочку, сделал выпад к серванту.

Юнь-юнь-юнь!.. — будто на ксилофоне, сыграло под Женькиной кроватью.

— Вы удивлены? Но ведь я — Нечаянные Звоны, — сказал и скрылся.

— Братец, мне нужно тебя спросить о чём-то очень важном! — взмолилась Шуршава.

— О перстне с янтарём? — Нечаянные Звоны выглянул из-за зеркала. — Кузина, у меня ни одной свободной секунды. Я тоже спешу на бал. Впрочем, вот вам намёк: сегодня слишком много летучих мышей.

— Летучих мышей? — удивился Лёня. — Но ведь только март. Летучие мыши погружены в спячку.

— Как знать! — Нечаянные Звоны кинул вверх два сверкающих хрустальных шарика, они стукнулись — и ничего, ни звука.

— Это одна из его шуток! — объяснила Шуршава. — Он чем-то напуган. Знаешь что, пошли к Весёлому Пешеходу.

Девочка взяла Лёню за руку и повела в соседнюю комнату.

4

Нет, это не маятник раскачивался на старых маминых ходиках. Это вышагивал звонконогий человечек с циферблатом, как с рюкзаком, за плечами. Он шагал, шагал, и всё на одном месте. Но это его нисколько не тревожило. Он был весел и беззаботен, словно там, куда он спешил, его ожидал праздничный стол.

— Здравствуй, братец! — Шуршава помахала Весёлому Пешеходу лентой. — Я пришла к тебе с мальчиком Лёней…

— Сестрица! Я шагаю день и ночь. Днём — поторапливаю людей, а ночью, когда мои башмаки гремят на весь дом, я даю знак дядюшке Шороху, что ему пора приниматься за дело. Все события мира, большие, малые, крошечные, совершаются на моих глазах…

— Дорогой братец! — попробовала вставить словечко Шуршава. — Мальчик Лёня потерял…

— Разве можно перебивать старших? — рассердился Весёлый Пешеход. — Ты даже не пробуй угадать, сколько мне лет. Да, я выгляжу молодо! Но потому, что не даю себе расслабиться. Я шагаю, шагаю. И этот огромный циферблат мне не в тягость. Правда, однажды у меня отнялись ноги. Это было во время войны. В наш дом попала бомба, и моё сердце остановилось. Люди вернули меня к жизни. И с той поры я иду без устали. Нет ничего прекраснее — всегда, каждое мгновение быть в пути!

— Дорогой братец, я тебя не перебиваю! — сказала Шуршава. — Но скоро бал.

— Ах, эти нетерпеливые шуршавы! Впрочем, скорее сделай то, что собиралась сделать потом.

— Я собиралась подарить мальчику Лёне голубую горошину. Если съесть половину этой горошины, то можно проникнуть в страну Золотоголовой Птицы. Но мы пришли спросить тебя о янтарном перстне…

— Скорее дари горошину! — вскричал Весёлый Пешеход.

— Вот она, — Шуршава положила Лёне на ладонь голубое драже. — Вторую половину нужно съесть, когда…