Страница 4 из 6
Пробка рассосалась, и я снова в пути. Никто никого не знал, это было великолепно. Неожиданно огромный разряд распорол шоссе, и первый раз за день я почувствовал себя неплохо.
9/30/91 11:36 PM
Итак, после нескольких дней пустоты в голове я проснулся этим утром с готовым названием, приснившемся мне: "Стихи последней ночи на земле". Полностью отражает: поэмы завершения, боли и смерти. Ну и несколько других. Даже немного юмора. Название будет помогать этой книге в это время. Придумав название, ты придумываешь и порядок, стихотворения сами выстраиваются. И мне нравится мое название. Если я увижу такую книгу, я куплю ее и попытаюсь прочитать несколько страниц. Некоторые названия придуманы специально, чтобы привлечь внимание. Но это не работает, потому что ложь не работает.
Ладно. С названием покончено. Что дальше? Снова роман и стихотворения. Что же случилось с рассказами? Они ушли от меня. Есть причина, но я не знаю какая. Если бы я работал над ними, может, быть я нашел бы причину, но такая работа ни к чему бы не привела. В том смысле, что время можно потратить на роман или стихотворения. Или на стрижку ногтей.
Кто-то должен, наконец, изобрести приличный аппарат для стрижки ногтей на ногах. Уверен, это возможно. Тот, который имеется, слишком неуклюж. Я читал, что один бродяга пытался захватить винный магазин с помощью ногтестрижки. Не сработало. Как Достоевский стриг ногти? Ван Гог? Бетховен? А, может, не стригли? Скорее всего. Обычно мной занимается Линда. Теперь-то она все делает отлично, но раньше доставалось моей бедной коже. С меня хватит боли. Любой.
Я знаю, что я скоро умру, и это кажется мне странным. Я эгоистичен, моя чертова задница хочет извергать все больше слов. Сочинительство подогревает меня, проносит сквозь золотой свет. Но действительно, сколько я еще продержусь? Продолжать нечестно. Смерть — топливо в баке. Она нужна нам. Она нужна мне. Мы взрываемся, если остаемся слишком долго на одном месте.
Странная вещь, после смерти человека взглянуть на его обувь. Печально. Как будто вся жизнь сосредоточена в этих ботинках. Не в одежде. Одежда — это когда только что умер. Кладешь шляпу, перчатки и ботинки на кровать, смотришь и сходишь с ума. Не надо. В конце концов, они теперь знают то, что не знаешь ты. Наверное.
Сегодня последний день на скачках. Околачивался у тотализатора в Голливудском парке. На все 13 забегов. Удачный день. Вышел бодрый, полностью обновленный. Даже скука не приблизилась ко мне. Да, я был крутым. Замечательно. Замечаешь вещи. Как колеса машины, когда сдаешь назад. Панель управления. Ты — в чертовом космическом корабле. Ты в движении, аккуратно следишь за дистанцией и скоростью. Какой бред! Но только не сегодня. Ты поднялся. Как странно. Но ты не удивлен. Это еще повторится.
Завтра выходной. Кругом — встречи, тысячи бегущих лошадей. Так же величественны как заливы, словно они и есть.
На автостраде, ведущей к Южной Гавани мне на хвост сели копы. Вовремя. Я сбросил до 60. Он тоже. Я удерживал. Не давал пойти на обгон. Он выжал 75. Копы не любят аккуратных. Прошло пять минут. Он взревел на полных 90. До свидания. Ненавижу вытаскивать билет как все. Надо почаще пользоваться зеркалами заднего вида, это просто. Правда, в конце концов, ты все равно попадешь на заметку. А попав, надейся, что ты не пьян и у тебя нет наркотиков.
И вот я здесь, в этом изумительном месте со своим «макинтошем». Ужасная музыка по радио, но день не может быть на 100 процентов хорош. Если на 51 — считай, что ты выиграл. Сегодня — 97.
Мейлер написал толстую книжку про ЦРУ и тому подобное. Норман — профессиональный писатель. Однажды он спросил мою жену: "Хэнку не нравятся мои книги, да?". Норман, лишь нескольким писателям нравится читать других писателей. И то, только тогда, когда те уже давно мертвы. Писатели любят лишь свое дерьмо. И я таков. Я не могу даже с ними разговаривать, смотреть на них, или, что еще хуже, слушать их. Но самое ужасное — пить с ними, они озабочены собой, выглядят такими жалкими, словно желают укрыться под материнским крылом.
Лучше я буду думать о смерти, чем о писателях. Намного приятнее. Я собираюсь выключить чертово радио. Композиторы тоже иногда перебарщивают. Если уж надо с кем-то поговорить, я предпочту компьютерщика или гробовщика. С выпивкой или без. Лучше с.
10/2/91 11:03 PM
Смерть приходит к тем, кто ждет ее и к тем, кто не ждет. Как много переживаний сегодня, бессмысленный день. Вышел с почты, машина забарахлила. Я — приличный гражданин. Хожу в автоклуб. Итак, мне нужен телефон. Сорок лет назад телефоны были везде. Телефоны и часы. Мог оглянуться и увидеть, сколько время. Больше нет. Больше нет свободного времени. И общественные телефоны исчезают.
Ведомый интуицией, я зашел на почту, спустился вниз: в темном углу, одинокий и незаметный стоял телефон. Старый добрый грязный телефон. В районе двух миль такого больше не было. Я знаю, как обращаться с телефоном. Возможно. Информация. Раздался голос оператора, и я почувствовал, что спасен. Спокойный уставший голос поинтересовался какой город мне нужен. Я назвал город и автоклуб. (Ты должен знать, как совершать множество мелких дел, повторять их снова и снова, или ты — мертвец. Смерть бродит по улицам. Нежданная). Женщина дала мне номер, но он оказался неправильным. Какой-то офис. Потом я дозвонился до гаража. Ответил крутой парень, мачо, очень воинственно настроенный. Замечательно. Я все ему рассказал. "Подождите 30 минут".
Я вернулся в машину. Вскрыл письмо. Стихотворение. Боже! Про меня. И про него. Мы встречались, наверное, два раза лет 15 назад. Он даже напечатал меня в своем журнале. Он сказал, я был великим поэтом, но я пил. И жил ужасно, в нищете. Безработный. Теперь молодые поэты пьют, бродяжничают и не работают, считая, что это круто и приближает их к великим. К тому же, я атаковал многих в своих стихотворениях, в том числе и его. Я думал, что он весьма нелестно писал обо мне. Неправда. Он был, на самом деле, приятным человеком, говорил, что опубликовал в своем журнале множество других авторов за прошедшие 15 лет. А я был неприятным человеком. Великим писателем и большим говнюком. Он так и не смог добраться до меня. И он писал "ты", как "твой". Проблемы с правописанием.
В машине стало невыносимо жарко. 100 градусов по Фаренгейту. Самый жаркий октябрь с 1906 года.
Я не собирался отвечать на письмо. Он напишет еще. Другое письмо — от агента, с прилагающимся произведением. Я взглянул. Говно. Если у вас есть какие-то предложения, а может идеи по публикации, мы будем очень благодарно.
Другое письмо — от женщины, благодарной мне за то, что я послал ее мужу несколько строк и какой-то рисунок, о котором они просили. Он был очень счастлив. Теперь же они в разводе, и может ли она приехать и взять у меня интервью?
Дважды в неделю меня просят об интервью. Но мне не о чем так часто говорить. Можно много о чем написать, но не рассказать.
Я помню когда-то, уже давно, немецкий журналист брал у меня интервью. Я вливал в него вино и говорил 4 часа. Основательно накачавшись, он признался, что он — не журналист, просто хотел меня увидеть.
Я отбросил письмо в сторону и уселся ждать. Подъехал тягач. Молодой паренек улыбнулся мне. Великолепно. "Эй, сюда", — крикнул я.
Я вылез, рассказал ему о своих проблемах.
— Оттащи меня в гараж «Акуры».
— Твоя гарантия в порядке?
Он хорошо знал, что нет. Это был не 1989, а уже 1991.
— Не имеет значения. Оттащи меня к дилеру «Акуры».
— Чтобы починить, потребуется, наверное, неделя.
— Разве. По-моему, они очень расторопны.
— Послушайте, — сказал парень, — у нас есть свой гараж. Мы доберемся до него, и, наверное, уже сегодня починим. Если нет, то как только сделаем, мы вам позвоним.
Я представил, как моя машина стоит у них в гараже целую неделю. А потом мне скажут, что нужен новый распределительный вал. Или головка цилиндра.