Страница 12 из 17
— Двое с правого фланга — шагом марш, остальные кру-гом!— скомандовал Краснов.
Лицо лейтенанта стало меняться, он будто даже выше стал.
— Повторяю,—сказал он спокойно,—красноармейцы остаются на месте. Они бойцы моего подразделения и по нашим уставам все команды передаются через их командира, то есть через меня. Это же вы должны знать?— спросил Русанов после паузы, внутренне удивляясь и радуясь своему спокойствию и продолжая вглядываться в лицо капитана.
«Как лежит гимнастерка на нем, будто только со склада»,— думал лейтенант. С того момента, как он убедился, что его бойцы насторожились и тоже что-то подозревают, к нему вернулась уверенность. Он видел, как Брылунов весь напружинился, точно готовясь к прыжку.
— Что вы стоите, черт вас возьми! — скрипнул зубами капитан и вдруг вздрогнул. Над ним раздался резкий металлический треск.
Бойцы, услышав шорох в репродукторе, затаив дыхание, подались вперед. Скрипнул песок, колыхнулось оружие, и все замерло.
«Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»
«Он!»—пронеслось, как вздох облегчения, от сердца к сердцу.
Капитан и его группа стояли, как парализованные.
«...Все имущество..., которое не может быть вывезено, должно, безусловно, уничтожаться», — спокойно звучал знакомый голос.
Словно в ответ на эти слова донесся потрясающей силы взрыв. В просвет арки ворот, над серединой Казенного бора поднялась и повисла огромная огненная туча. Сразу, вслед за первым, раздались еще три взрыва.
Русанов будто взобрался на высокую гору. Переполненный нахлынувшим на него чувством, он с облегчением прислонился к столбу, на котором продолжал звучать репродуктор.
... «Уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов...»
Капитан, втянув шею, потянулся рукой к пистолету. Сухо захрустела кожа кобуры. Бойцы угрожающе колыхнулись. Лейтенант повернулся и посмотрел на капитана тяжелым и презрительным взглядом.
— Опустите руку, герр капитан, или как вас там!— сдавленным голосом произнес лейтенант.
Опалив щеку, пуля врезалась в столб у виска Русанова. В тот же миг лейтенант увидел как Брылунов бросился вперед и схватил руку с дымившимся пистолетом.
Скрип песка, бросок оружия, свист вскинутых штыков, и кольцо бойцов сомкнулось.
Русанов сейчас не видел врагов, они были в кольце, но представлял их до поразительной остроты: их хрящеватые кадыки, застывшие, как у ящериц, глаза, слежалая необношенная форма на них, видно, взятая с ограбленного склада.
— Вы ранены?!—бросился к Русанову Брылунов и, увидев на уровне головы лейтенанта в столбе свежую пробоину, успокоенно добавил:
— А все же у нас нервы покрепче!..
ЯСНОВ
На рассвете по пересохшей южной степи пробежал дождь. Планета Земля, казалось, вдруг вспыхнула: где заря, а где отсвет фронтовых пожарищ,— трудно разобраться.
Наше орудие притаилось прямо возле указателя дорог. На прибитой к столбу фанерной стрелке какая-то добрая душа нарисовала красную звездочку, а ниже, во всю длину фанерки вывела название города.
Тогда все фронтовые стрелки показывали на восток...
Вот-вот должно начаться то, что уже повторялось несколько дней — новая атака на город. От нарастающего, будто подземного гула указатель дорог вздрагивает. При каждом взрыве с фанеры соскальзывают скупые, еще не успевшие испариться дождевые капли.
Началось!.. Где-то справа трещат мотоциклы, «юнкерсы» ходят колесами по самым головам, а в перекрестие оптического прицела ползет брюхатая махина. Она неуклюже переваливается через бугры, взбивает волны пыли и несется прямо на орудие.
Я выбираю точку в ее бронированном теле, подвожу, подвожу... сейчас будет выстрел... и вдруг!..
Лучше бы вообще в природе не существовало «вдруг!..» Старая женщина прямо на перекрестии прицела!.. Седые волосы распущены, лицо возбуждено, она смотрит мне в глаза, идет на ствол орудия да еще смуглолицого мальчика тянет за собою.
Судите сами — каково мне было тогда.
Стою перед командиром полка и комиссаром. От взрывов землянка трясется и осыпается. Майор сердито кричит в телефон, а батальонный комиссар дает мне взбучку. До меня доходят только отдельные слова и отрывочные фразы.
«Противник»... «подавить волю к сопротивлению»... «первая жертва». «Нельзя доверить орудие»...
«Это, наверно, я первая жертва».
Командир полка резко бросает трубку.
— Перед второй батареей опять танки...
Это моя батарея.
— Струсил?—окинув меня уничтожающим взглядом, спрашивает он комиссара.
— Вместо того, чтобы бить по врагу, побежал...— спокойно говорит тот.
— Лучший наводчик? С поля боя?!—передергивает плечами майор.
— Вместо того, чтобы скомандовать «выстрел», забежал перед стволом орудия...— говорит комиссар.
— Тьфу! Что же он там увидел?.. Муху на стволе?..— уже кричит командир.
— Беженка с мальчишкой оказались перед пушкой... поторопился их спрятать в укрытие...
— А-а-а, это другое дело,—говорит майор.—Это совсем другое дело...
— Хорошо еще, что номерные не растерялись. Танк бы проутюжил и расчет и орудие... Пожалуй, оставлять командиром...
Землянка тряслась и гудела, телефон дребезжал, и майор, наверно, не расслышал последних слов комиссара.
— Ясно!— воскликнул он нетерпеливо.— Отправляйтесь в свой расчет!— приказал мне.— Да хорошенько запомните слова батальонного... Лучший наводчик...— Последние слова прозвучали иронически.
Да, я был лучшим наводчиком. На учебных стрельбах занимал первые места, в общей суматохе боя тоже вел себя будто не хуже других. Так то же расчет какой был!..
В ночь перед этой неудачей меня перевели в другую батарею на место раненого сержанта Яснова. Утром дай, думаю, я покажу своим подчиненным, как нужно бить по движущимся целям... И вот показал...
«Хорошо еще, что так обошлось»,— раздумываю, подходя к огневой позиции нашей батареи.
Атака танков отбита, тишина. По ходу сообщения приближаюсь к укрытию своего орудия. Слышу, мои подчиненные не иначе как меня «прорабатывают»...
— А зачем мальчик возвращался да еще с таким грузом за плечами?— с добродушным смешком спрашивает хриплый бас в землянке.
— Узнать фамилию нашего командира...— не без ехидства отвечает тенорок.
— А зачем фамилию?
— Представить вояку к награде... За геройство... Хи-хи!..—это я «вояка».
— И ты дал позывные?..
— А как же, дал, еще какие... Полевая почта—такая-то... Сержант Яснов, Устим Федорович.
— Так это же наш бывший командир...
— Ну и что?.. Он нами пока руководит... А новый... наперегонки со снарядами бегает.
«Еще неизвестно, как бы ваш Яснов вышел из такого положения»,— с досадой думаю и вваливаюсь в землянку.
— Смирно!., расчет в полном составе... немцы решили пообедать, а потом наступать!..— докладывает хозяин тенорка, наводчик. В его глазах поблескивают плутоватые огоньки. Чувствую, мой авторитет в этом расчете умер, не родившись. А все из-за этой старухи и ее мальчика...
Оставляем город. Опять цепляемся то за реку, то за высоту. Номерные побаиваются как бы их бывший командир не застрял где-нибудь вместе с медсанбатом. Они все же надеются, что сержант вернется. Не понимаю: чего он им так дался. Все меряют его аршином. Только и слышно: сержант то сделал бы так, а это этак...
— Выходит, Яснов сам за вас все делал?— спрашиваю их однажды.— Пушка неделю не чистится, банник отдали соседу в наймы, «Явдоху» на дрова употребили... Встать!— командую и тут же приказываю, кому чем заняться.
Делают, а сами то один, то другой, нет-нет да и посмотрят на меня этаким хитрым взглядом.
«Песочил вас, наверно, Яснов как следует, спуску не давал, вот вы и не можете его никак забыть»,— думаю. Я и раньше замечал, что требовательного командира подчиненные начинают по-настоящему ценить, когда того уже нет с ними.
— Кто «Явдоху» пустил на дрова?— спрашиваю.