Голод. Трилогия

Сна.

Даже задвинув плиту над Джоном в подвале, она не чувствовала себя дома достаточно комфортно. Ему еще нужно будет умереть

совсем,

слишком хорошо разбирался он в охранной системе дома. Она умиротворенно расслабилась. Может быть, она помечтает, как когда-то, о благословенных лесах прошлых времен – или о бесконечном, многообещающем будущем Неспокойные сновидения чаще всего приходили в тяжелые времена, когда она была напряжена, измотана. В кризисных ситуациях

Сон

требовался ей каждые двенадцать часов, вместо двадцати четырех. Чем сложнее были проблемы, тем чаще ее отвлекал от них

Сон.

Она забралась под одеяло, ощущая запах накрахмаленного белья, дрожа от восторга при мысли о том, как здесь безопасно, и думая о бедняжке Саре, даже и не подозревающей, что ждет ее. Так глупый мотылек летит прямо в огонь.

Беседа прервалась – пора было заняться делом. Электроэнцефалограф, регистрировавший биотоки мозга, выдавал кривую, которая свидетельствовала о том, что наступил сон.

– Закатывание, – заметила Сара, когда качнулась стрелка электроокулографа У миссис Блейлок закатывались глаза – признак сна первой стадии. Нервно прокашлявшись, Сара отхлебнула кофе. Том не мог ею не восхищаться. Внутри она сейчас просто разрывалась на части, и он чертовски хорошо это знал, но лицо оставалось невозмутимым Вот это профессионал! Появились сбои альфа-ритма – наступило дремотное состояние. Затем прыгнула стрелка кожного гальванометра и участилось биение сердца.

– Оп! Должно быть, укололась булавкой. На ней есть булавки?

– Может, ее электроды тревожат? Через мгновение окулограф отметил движение глаз слева направо.

– Ну вот, она опять читает.

Сара качнула головой. Тому хотелось хоть как-то поднять ее настроение.

– По крайней мере, она ценит твою работу. Читает твою книгу.

– Мне бы хотелось побольше о ней узнать, Том. Незаметно подошедший к ним Джефф Уильямс из лаборатории анализа крови кашлянул и сказал:

– Мне не хотелось бы прерывать любовную сцену, дорогуши, но у меня для вас проблема. Вы перепутали кровь.

– Как это перепутали? Что ты несешь?

– Кровь, которую вы дали мне, маркировка 00265 А – Блейлок М. Это не человеческая кровь.

– Именно человеческая. Я ее взяла у этой вот пациентки. – Сара указала на монитор.

Джефф достал компьютерную распечатку.

– Посмотрите, что вышло. Машина очень старалась провести анализ, но здесь кое-чего не хватает. – После идентификации крови дальше на листе шли нули там, где должны были быть значения составных компонентов.

– Машина сломалась, – заметил Том, возвращаясь к монитору. – Снова засыпает. Еще одна попытка. Приятных сновидений, дорогуша.

– Проблема не в компьютере, доктор. Я прогнал тестовую программу и другие образцы крови вместе с вашим. Вы дали мне не человеческую кровь. Что бы это ни было, машина ее не может проанализировать.

Сара подняла на него глаза.

– Вы знаете, насколько мне помнится, бывали времена, когда анализ крови делали вручную, при помощи одной лишь центрифуги.

– Я сделал это и вручную. Вот что я обнаружил. – Он бросил им листочки с цифрами. – Это не человеческий тип крови, насколько я понимаю. Прежде всего, здесь гораздо больше лейкоцитов.

– Человеческое существо могло бы жить с этим?

– Эта кровь лучше, чем наша. Она очень похожа, но более болезнестойка. Клеточный материал плотнее, в ней меньше плазмы. Для того чтобы перекачивать подобную массу, требуется сильное сердце и могут, конечно, происходить незначительные засорения капилляров, но тот, у кого в венах течет такая кровь, может забыть о болезнях, если сердце у него достаточно сильное, чтобы ее перекачивать. Том указал на экран.

– Вот пациентка, которая прекрасно себя чувствует с этой кровью в своих венах. Перед тем, как делать дальнейшие выводы, я думаю, нам лучше еще раз взять у нее кровь на анализ.

– Конечно.

– Это ее кровь, – резко бросила Сара. – Я не могла ошибиться. – Том моргнул, поразившись свирепости ее тона.

Джефф, должно быть, тоже это заметил, потому сто, помолчав, он мягко заметил:

– Это не может быть ее кровь, Сара. А если это все же так, то она не человек. А я в это поверить не могу.

– Может, это врожденный дефект, или она… мутант?

Джефф покачал головой.

– Во-первых, мы имеем дело с очень густой кровью. Человеческое сердце могло бы ее перекачивать, но с трудом. Состав совсем другой. Количественные соотношения не имеют смысла. Сара, эта кровь не может быть человеческой. Ближе всего к ней, возможно, кровь одной из больших обезьян…

– Это не от моих обезьян, – сказала она безжизненным голосом. – Я не могла сделать такую ошибку. – Голос ее стал тише. – А лучше бы сделала.

Вместе с Джеффом Сара сходила в палату и взяла еще один образец крови. Миссис Блейлок заснула всего за несколько минут до этого. Когда игла вошла в руку, губы ее приоткрылись, но веки даже не дернулись. Том смотрел на кривые, ожидая признаков того, что сон был потревожен. Но, натренировавшись брать кровь у резусов, Сара все сделала безупречно. Миссис Блейлок не проснулась.

Том собирался уже отвернуться от экрана, но что-то остановило его. Его вдруг охватило волнение, словно в предчувствии опасности. Ему захотелось, чтобы Сара поскорее ушла оттуда. Когда же она наконец вернулась, он кивнул на кривые.

– Какая-то ненормальная модель сна… – неуверенно сказала она.

– Я бы сказал, что она находится в коматозном состоянии, если бы не эти выбросы в дельта-ритме. – Дельта-ритм свидетельствовал об умственной деятельности на сознательном уровне. – Она похожа на мертвеца, который каким-то образом сохраняет сознание.

– По альфа-ритму не слишком ли глубокий это сон? Кривая сильно вытянулась.

– Это могут быть посторонние шумы. Например, мимо проехала машина, а там было включено радио. Такие проблемы у нас бывали и раньше. Слишком низкий уровень сигнала.

– Дыхание почти дошло до нуля. Том, в той комнате так тихо. Очень тихо. Просто мурашки по коже.

– Ну так не ходи туда больше. Он ощутил на себе ее взгляд.

– Хорошо, – тихо сказала она. На этот раз она сама вложила свою руку ему в ладонь, и они пристально посмотрели друг на друга. Слова им были не нужны.

*

Лондон: 1430 год

Желтый свет просачивается сквозь тяжелые занавеси. Она задернула их, чтобы отгородиться от уличного шума и вони. Несмотря на то что сейчас май, с неба капает угрюмый холодный дождь. Напротив, через Ломбардскую улицу, отбивают время колокола церкви Святого Эдмунда, короля-мученика. Мириам просто готова лезть на стену от сырости, грязи, бесконечно звонящих колоколов – Луллию приговорили к пыткам!..

Она спускается в садик за домом, лишь бы избавиться от звона. Но все напрасно – здесь тяжело отдается в ушах колокольный звон Святого Свизина, что высится за вонючими водами Уолбрука. Крысы разбегаются в стороны при ее появлении. Она тоскливо смотрит на свои любимые розы – шесть кустов уже погружены на корабль, а эти придется оставить. Она всхлипывает на ходу, представляя себе ужасные картины пыток: эта несчастная лежит на дыбе, руки ее становятся пурпурными, наливаясь кровью в железных тисках!

Они слишком задержались здесь, давным-давно следовало им покинуть Лондон, уехать из Англии. Ведь есть еще места в Европе – на диком востоке, – где такие, как Мириам, и горя бы не знали. Они с Луллией строили планы, мечтали – и все пошло прахом! Луллию схватили и обвинили в колдовстве.

Ведьма – что за суеверный вздор! – Леди, фартинг, пожалуйте фартинг! Она бросает несколько медных монет крысоловам, которые начали вылезать из Уолбрука. Целые толпы их живут, питаясь крысами, у этой сточной канавы. Она видела, как они пожирают крыс сырыми. Она видела, как они выжимают кровь из крыс в глотки своих детей. Она слышала их песни.

Время от времени приходили люди короля и убивали некоторых из них. Но крысоловов не становилось меньше; как крысы, плодились они в погруженных во мрак невежества руинах, называвшихся Лондоном. Все здесь не так. Смерть и болезни свободно разгуливают среди людей. Ночами горят дома, и в шуме дождя слышен грохот рушащихся зданий. Грязь здесь всегда по щиколотку, улицы – сточные канавы, забитые протухшими объедками и рванью. Рынки полны карманников и воров. Ночью появляются убийцы и надрывают глотки психи. И над всем этим висит бесконечная коричневая пелена торфяного дыма. Этот город не грохочет, как Рим, не постукивает, отдаваясь эхом, как мраморные улицы Константинополя, – он громко стонет, подобно зимнему ветру, пришедшему с болот. И время от времени весело цокают копыта лошадей, впряженных в ярко размалеванный экипаж, где покачивается на подушках аристократка в шелках.