Ничего кроме надежды

Болховитинов чувствовал, что начинает дуреть от бесцельной работы, от бессмысленной отчетности, требующей ежедневных рапортов с идиотически подробным указанием местонахождения засыпанных воронок, количества затраченного труда в человеко-часах, количества использованного материала (щебня) в кубометрах, и самое главное – от бесплодного ожидания, когда же наконец начнет что-то происходить на этом участке фронта. На востоке оборона рейха трещала по всем швам, русские всей мощью ломили к Одеру, выходя уже прямо на Берлинское направление. А здесь американцы после затяжных боев овладели развалинами Ахена, подошли к Юлиху и Дюрену, еще южнее 1-я французская армия, отразив новогоднее контрнаступление Бласковица в Эльзасе, собирала силы для удара на Мюлуз, Кольмар, Страсбург. Англичане же сидели на достигнутых еще в сентябре рубежах, не проявляя признаков жизни.

В один из последних дней января, поздно вечером, к Болховитинову пришел незнакомый парень и с голландским акцентом объявил, что его зовут Яан и что он от Виллема.

– От Виллема? – переспросил Болховитинов, сразу насторожившись. Доверия парень почему-то не внушал.

– Виллем, да. Он сказал, что хорошо вас знает.

– Может быть, но я не помню человека с таким именем.

– Он сказал, вы тоже его знаете. Должны помнить, он сказал, однажды помогли ему добраться до Вагенингена.

– Ах, тот! – Болховитинов, была не была, решил довериться. – Парень с противотанкового рва? Да, был такой, очень спешил уехать. Не могу сказать, что я его знаю – откуда было узнать, мы разговаривали всего два раза, но случай тот помню. Он тогда благополучно скрылся?

– О да, все благополучно.

– А... что с девушкой? Вы ведь с той стороны?

– Никакой девушки я не знаю, – сказал Яан, не отвечая на второй вопрос. – Виллем говорит, что вам можно доверять. Это так?

– Ну... надеюсь! Хотел бы, во всяком случае, чтобы доверяли.

– Хорошо. Вы здесь занимаетесь дорогами?

– Латаю дырки, да. Медленнее, чем их делают.

Парень достал из-за пазухи и развернул на столе потрепанный лист крупномасштабной карты, изданной (как можно было понять из надпечатки в углу) картографическим управлением Нидерландской королевской армии.

– Посмотрите сюда, – сказал он. – Через неделю... карандаш есть? Спасибо. Через неделю в этих вот местах – смотрите... здесь... здесь... и здесь, видите? – дороги должны стать непроезжими.

– Каким образом?

– Здесь мосты, смотрите.

– Какие мосты? Обычные мостики через канавы!

– Не совсем канавы – четыре, пять метров ширины, глубина до полутора. Если мосты уничтожить...

– Можно объехать стороной.

– Объехать сможет только гусеничная машина, но не колесная. Здесь все будет затоплено.

– Затоплено?

– Да, это нетрудно сделать – шлюзы. А по затопленному грунту не пройдет даже гусеничный транспорт.

Болховитинов подумал, пожал плечами.

– Ну, допустим. Так чего вы хотите от меня?

– Я же сказал. Вам все передадут, сумеете заложить заряды?

– Никогда этим не занимался, хотя у нас был специальный курс подрывных работ. Что ж, попытаюсь вспомнить, если надо.

А вдруг все-таки провокатор, подумал он. А, семь бед...

– Нет, «пытаться» нельзя, – возразил Яан, – надо делать, и делать хорошо. Сколько человек в вашей команде?

– Вообще шесть – пятеро дорожников и еще один при лошади, но он сейчас болеет. Весна, сырость, его ревматизм скрючил. Так что лошадью правлю я.

– Это очень кстати. Тогда слушайте внимательно...

Утром мальчишка из усадьбы, где была реквизирована фура с гнедым мерином, как обычно в восемь часов привел упряжку к дому, где квартировал Болховитинов. Один за другим стали подъезжать на велосипедах и старики.

– Господа, у меня для вас хорошая новость, – объявил он, когда все пятеро были в сборе. – Записываю вам полный рабочий день, и можете быть свободны. Мне тут надо съездить кое-что привезти, так что вы мне сегодня не понадобитесь.

Старики обрадованно зашушукались – погода была собачья, ранняя весна пришла на Нижний Рейн дождями, ледяными ветрами с побережья, пронизывающий холод ощущался сильнее, чем в декабре при минусовой температуре. Питер, бывший в команде за старшего, спросил, не разгрузить ли фуру – в ней оставалось еще полкузова щебня – и не понадобится ли господину инженеру кто-нибудь на подмогу, чтобы погрузить-разгрузить.

– Нет, там все сделают, – ответил Болховитинов. – И щебень пусть остается, к чему завтра делать лишнюю работу – грузить его обратно. Я ничего громоздкого везти не буду, места хватит.

Старики, довольные, разъехались, Болховитинов забрался на козлы, поднял воротник шинели, поглубже натянул на уши отвороты форменного черно-коричневого кепи.

– Н-но! – крикнул он, шевельнув вожжами, и тронул хворостиной массивный гнедой круп: – Пошел, холера!

Через полчаса он подъехал к обычной с виду крестьянской усадьбе из небогатых. В воротах, скособочившись и посасывая трубочку, стоял человек; завидев упряжку, поднял руку, показал жестом – заезжайте, и сам похромал в ворота. Болховитинов заехал, вошел в дом, его провели в жарко натопленную кухню. Яан сидел у стола.

– Привет, – сказал он. – Холодно?

– Собачья погода.

– Это хорошо, меньше шансов встретить какого-нибудь знакомого...

Он полез в шкаф, поставил на стол глиняную бутылку, стаканчик.

– Выпейте, вам надо согреться... – С удовольствием. А себе?

– Мне еще работать, – сказал Яан. – Грейтесь, я скажу, когда будет готово...

Болховитинов вытянул стаканчик обжигающей можжевеловой водки. Согреться и в самом деле желательно, не хватает только подцепить простуду. Он посмотрел в окошко – Яан вместе с тем кривобоким возились у фуры, зарывали что-то в щебень. Хорошо, что проявил предусмотрительность – еще сегодня утром подумал, что щебень пригодится. Если бы эти европейцы к водке догадались предложить хотя бы кусок хлеба с салом, совсем было бы неплохо. Но ничего не поделаешь, в каждом монастыре свой устав.

– Мы готовы, – сказал Яан, заглянув в дверь.

– Поехали, – ответил Болховитинов.

Тем временем подоспели еще трое на велосипедах. По виду их было не отличить от работавших с Болховитино-вым стариков, на этих тоже была обычная для здешних мест рабочая одежда – деревянные сабо, толстые брюки в заплатах, вылинявшая от стирки синяя саржевая куртка, надетая поверх фуфайки или свитера, пестроклетчатый шарф вокруг шеи, а на голове – кепка или потерявшая форму шляпа. Выехали за ворота, Болховитинов оглянулся на велосипедистов и подумал, что сейчас никто, встретив команду дорожников, не заметил бы перемен в ее личном составе.