Страница 53 из 77
Сражения Доминика Ларрея
Наполеон дал 60 сражений. В стольких же битвах участвовал Доминик Ларрей — знаменитый хирург и человек-легенда наполеоновской армии. Он был в Италии, Африке, Сирии, при Аустерлице, в Германии, Польше, Испании, Австрии и России.
«Ларрей, — говорил Наполеон, — был исключительно честным человеком и лучшим другом солдат, которого я когда-либо знал. Всегда бодрствующего и неутомимого в поисках раненых, Ларрея постоянно можно было видеть на поле сражения в сопровождении группы молодых хирургов, старающегося обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни в телах солдат и офицеров. В самую неприветливую погоду, в любое время ночи и дня Ларрея можно было найти среди раненых. Он почти не разрешал своим помощникам хотя бы минуту отдыха и всегда держал их на постах. Он не давал покоя генералам и вытаскивал их из постели по ночам всегда, когда хотел обеспечить пристанище и помощь раненым и больным. Они все боялись его, так как знали, что он немедленно отправится ко мне с жалобой на них. Он не преклонялся ни перед кем из них и был непримиримым врагом поставщиков».
Профессионал, одержимый своим делом, и великий гуманист — таким узнала его армия в Египте и Сирии. В армии вспыхнула эпидемия чумы, и Ларрей сообщил об этом Наполеону. Главнокомандующий с риском для жизни посетил чумной лазарет, подбадривая солдат, — но ни он сам, ни его врачи уже не могли помочь беде.
«Прежде чем покинуть Яффу, — рассказывал Наполеон доктору О'Мира, — и после того как большое число больных и раненых было принято на борт кораблей, я узнал, что в госпитале находятся солдаты, столь опасно больные, что их нельзя сдвигать с места».
Он попросил начальников медицинской службы высказать свое мнение относительно того, что делать дальше. Врачи сказали, что есть несколько безнадежно больных солдат, которые вряд ли проживут более суток. Пораженные чумой, они могут распространять эту болезнь. Остававшиеся в сознании понимали, что обречены, и умоляли предать их смерти.
«Ларрей придерживался того мнения, что их выздоровление невозможно и эти бедняги не смогут долго просуществовать; поскольку они еще могут оставаться живыми, когда в город вступят турецкие войска, которые привыкли причинять жестокие мучения своим пленникам, Ларрей считал, что было бы актом милосердия пойти навстречу пожеланиям этих бедняг и на несколько часов сократить их жизнь. Деженетт не поддержал это предложение, заявив, что в соответствии с его профессией он должен лечить больных, а не умерщвлять их. Немедленно после совещания врачей ко мне пришел Ларрей и информировал меня о сложившихся обстоятельствах, а также о мнении Деженетта, добавив при этом, что, возможно, Деженетт прав. “Но, — продолжал Ларрей, — те солдаты не смогут прожить дольше, чем несколько часов, от силы двадцать четыре или двадцать шесть часов; и если вы оставите кавалерийский арьергард, чтобы защитить больных от передовых отрядов турок, то этого будет достаточно”».
Наполеон так и сделал. Кавалеристы вскоре доложили ему, что все больные скончались еще до того, как отряд покинул город.
Правда, это лишь одна версия события. В другой раз, рассказывая об этом случае, Наполеон заметил, что через несколько часов оставшиеся «были перерезаны». Сложно установить истину в том, что касается слов и действий военных, но правдивость рассказа о поведении доктора Ларрея не вызывает сомнений.
Во время битвы при Эйлау Ларрей отметил потерю чувствительности у раненых во время ампутации конечностей при температуре минус 19 градусов. На это сообщение впоследствии будут ссылаться приверженцы «холодовой» анестезии.
В те времена обезболивание не представляло собой стройной системы мероприятий, а операции часто делались без всякой анестезии. Чем дольше идет операция без обезболивания или при несовершенном обезболивании, тем выше вероятность смерти больного от операционного шока. Пока эфирный наркоз не был известен, хирурги стремились делать операции как можно быстрее и постоянно совершенствовали свою технику.
Во время кампании 1807 года у французов было много солдат с больными ногами. Наполеон хотел знать, почему это происходит. Ларрей ответил, что ноги восемнадцатилетних юношей недостаточно сильны, чтобы переносить нагрузки длительных маршей. Император прислушался к его мнению и изменил призывной возраст с восемнадцати до двадцати лет — правда, лишь на время.
Наполеон всегда считался с мнением Ларрея. Он часто говорил, что знаменитому доктору надо поставить памятник за заслуги перед армией. Император пожаловал Ларрею титул барона.
В 1812 году Ларрей был столь же энергичен, как двадцать лет назад. Между тем многие армейские начальники, как замечает Альбер Вандаль, устали от войны: они «идут отяжелевшим шагом, еле волоча ноги, без прежнего увлечения и былой энергии! Они слишком богаты, слишком знатны; в них нет уже прежних порывов слепой, беззаветной преданности; они размышляют и критикуют».
Наполеон приказал поставить для Великой армии огромное количество водки. Однако вскоре этого напитка, который уступал русской водке по крепости, но превосходил ее качеством, стало не хватать.
Ларрей рассматривал русскую водку как наркотик, который на время снимает усталость и возбуждает. Увы, затем больной, уставший и голодный солдат испытывал настоящий паралич.
«В этой стране, — писал Сегюр, — вино и виноградную водку заменяют водкой, которую перегоняют из хлебных зерен и к которой примешивают наркотические растения. Наши молодые солдаты, истомленные голодом и усталостью, думали, что этот напиток поддержит их силы. Но возбуждение, вызванное им, сопровождалось полным упадком сил, во время которого они легко поддавались действию болезней».
Были и смертельные случаи. Ларрей повествует о том, как в Можайске умирали рекруты Молодой гвардии: «Напившись, они отходили, покачиваясь, на несколько шагов от товарищей, кружились, падали на колени или садились и, посидев несколько минут неподвижно, тут же умирали без всяких стонов. Угнетенное душевное состояние, всевозможные лишения и чрезмерная усталость делали их восприимчивыми к вредным элементам этого напитка».
Ларрей требовал, чтобы подчиненные помогали и своим, и чужим солдатам. В Смоленске он распорядился, чтобы всех раненых русских солдат перенесли в госпиталь. Там они получали такое же лечение, уход и питание, что и французы.
«Хирурги работали день и ночь, — рассказывает Сегюр, — но уже на вторую ночь не хватало перевязочных средств. Не было белья, и его пришлось заменить бумагой, найденной в архивах. Дворянские грамоты употреблялись вместо лубков, и пакля заменяла корпию».
То же было ранее — в Вильно и Витебске. «Наши хирурги, — продолжает Сегюр, — употребляли даже свои рубашки на перевязку раненых, так как белья уже не хватало».
Настал день великой битвы «под стенами Москвы», которой не суждено было стать решающей. Наполеон хотел поставить победную точку, но все еще только начиналось!
Стендаль говорит о том, что вокруг Наполеона царило глубокое молчание: «Рассказывают, что во время самых великих его сражений в том месте, где он находился, можно было, если не считать гула канонады, дальней или близкой, услышать полет осы: люди боялись кашлянуть».
В отличие от главнокомандующего полевой хирург не знает, что такое «глубокое молчание». Он должен работать без сна и отдыха и постоянно слышит скорбные звуки. Раненые стонут, кричат и зовут на помощь.
Офицер Фабер дю Фор[289] записал в своем дневнике: «Страшное впечатление представляло после битвы Бородинское поле. При полном почти отсутствии санитарной службы и деятельности все селения были набиты ранеными в самом беспомощном положении. Селения погибали от беспрестанных хронических пожаров, свирепствовавших в районе расположения и движения французской армии. Те из раненых, которым удалось спастись от огня, ползали тысячами у большой дороги, ища средства продолжить свое жалкое существование».
289
Фабер дю Фор Христиан Вильгельм фон (1780–1857). В 1812 году — лейтенант, впоследствии — генерал вюртембергской армии. Художник