Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 23



В Дубровицах народу собралось много. «…По высочайшему соизволению, все как окрестные всякого чина и состояния, так и на 50 верст разстоянием от Дубровин вокруг находящиеся жители приглашены были для соторжествования и с удовольствием через 7 дней торжества сделано было угощение…»

Прямо из Дубровиц 18 февраля 1704 года, как сообщает в своем дневнике окольничий И. А. Желябужский, «государь изволил идти в Петербурх».

Вопреки поздним преданиям, Петр I никогда больше не был в Дубровицах. Шла война со Швецией, строился Петербург, и царь редко бывал в старой столице. А сам владелец Дубровиц, уже не имея сил и желания сопровождать бывшего питомца, погрузился в домашние заботы. Утратив прежнюю власть, он люто запил, и с тех пор не интересовал ни новоиспеченную придворную знать, ни иностранных послов.

При освящении Знаменского храма в Дубровицах Петр I и престарелый владелец усадьбы в последний раз стояли вместе на ярусных деревянных хорах. «Трудно представить себе что-либо очаровательнее этого итальянского Louis XIV,- описывал эти хоры поднявшийся на них в 1910 году Сергей Маковский,-этих сочных, бесконечно-разнообразных завитков, бантов, цветочных и фруктовых гирлянд, кронштейнов, балюстрад и кистей, нависших наподобие сталактитов из густого сплетения виноградных и дубовых листьев. Изысканное богатство этих трехъярусных хоров, охватывающих полукругом стены притвора, изумительная резьба, обрамляющая образа иконостаса – шедевры, каких мало».

На эти великолепные хоры ведет каменная лестница, спрятанная в северо-западном пилоне с рельефом Симеона Богоприимца. Первый ярус хоров, куда выводит лестница, охватывает только стены притвора, а второй, кроме того, имеет еще и широкий балкон. Туда ведет деревянная винтовая лестница, по которой при необходимости поднимаются и на крышу нижнего яруса храма, к подножию статуи Василия Великого.

Иконостас церкви и хоры первоначально позолочены не были. По белому фону резьбу покрывала палевая краска. Одновременно с позолотой, положенной в XIX веке, основной фон стал лазоревым. Это колористическое решение намного уступало изначальному, палево-белому.

«В том созидателя таковое было намерение,- указывал вполне справедливо С. И. Романовский в «Географическом словаре»,- как одна сама собою архитектура способна усладить и удовольствовать зрение каждого, почему и зрителева мысль одною б здания занималась красотою: ибо столь она превосходна, что ежели живо и подробно описать и в существенном виде на хартии представить здание очам любопытствующего, то потребна к тому Архимедова трость и Апеллесова кисть».

Другими словами, чтобы повторить этот шедевр, надо знать геометрию, как Архимед, и быть художником, как Апеллес, легендарный живописец, влюбившийся в написанный им портрет наложницы Александра Македонского и получивший в награду за свое искусство саму натурщицу.

«Не гербы предков, блеску тень…»

Когда пришло время позаботиться о будущем семьи, Борис Алексеевич решил поделить свое огромное состояние между детьми. Он установил доли наследства, оговорив при этом право пожизненно распоряжаться всеми вотчинами. Согласно завещанию, Дубровицы, как основное голицынское имение, предназначались старшему сыну – Алексею Борисовичу. Большие Вяземы передавались Василию Борисовичу, а Хотмынки и Марфино -Сергею Борисовичу.

При жизни Бориса Алексеевича все его многочисленное семейство проводило лето чаще всего в Дубровицах. Посещавший это имение Иоганн Корб указывал, что вместе с детьми Голицын воспитывал юного черкеса, неизвестно при каких обстоятельствах похищенного в Кабарде.

При крещении черкесу дали имя Александр Бекович Черкасский. Необычное отчество подтверждало легенду о его происхождении: русскому правительству было известно, что отец похищенного был беком, то есть горским князем. Голицын женил Александра Бековича на одной из своих дочерей – Марфе.



Женихов дочерям князь Борис Алексеевич выбирал из старинных княжеских фамилий – Ромодановских, Черкасских, Хованских, Прозоровских…

Рассматривая родословную потомков князя Б. А. Голицына, нельзя не обратить внимания на то, что роднился он весьма разборчиво – только с самыми родовитыми, по меркам XVII столетия, боярскими семьями, открыто пренебрегая отпрысками худородной аристократии, объявившейся при Петре I.

Старшего сына Алексея Борисовича отец женил в 1684 году на последней представительнице боярского рода Сукиных. Средний сын в 1702 году взял в жены Анну Алексеевну Ржевскую, предки которой происходили от смоленских князей. Женой младшего сына стала дочь боярина, вице-канцлера и адмирала Федора Головина – Прасковья (да и вторым браком С. Б. Голицын, уже после смерти отца, был женат на представительнице древнего боярского рода Милославских).

Вместе с неудачами на служебном поприще одряхлевшего Бориса Алексеевича постигли и семейные невзгоды. Умерла в зрелом возрасте одна из его дочерей. В 1710 году погиб сын Василий с молодой женой. Во время пира в доме князя Я. И. Кольцова-Мосальского их задавил, как и других знатных особ, обрушившийся потолок. В марте 1713 года скончался сорока двух лет от роду старший сын, Алексей Борисович Голицын, так и не успев вступить во владение обещанными Дубровицами.

В «Записках» Куракина А. Б. Голицын назван майором Преображенского полка. В 1706 году он был послан к «черным», армейским, полкам в полуполковники, а вскоре стал и полковником. Не его ли ранняя смерть переполнила скорбью Бориса Алексеевича, заставив удалиться в монастырь? Немного не дожил Б. А. Голицын и до трагедии семьи Бековичей.

С 1707 года А. Б. Черкасский в составе группы петровских пенсионеров изучал за границей морское дело. По возвращении в Россию Петр I определил его в Преображенский полк, рассчитывая использовать происхождение Черкасского в дипломатических и военных сношениях с народностями Северного Кавказа, а затем и в персидских делах. В 1714 году, в год смерти княэя Бориса Алексеевича, Петр направил Бековича в Хиву. На пути из Астрахани в Хиву случилось несчастье: на глазах Бековича утонули в Волге его жена и две малолетние дочери. А в Хиве погиб и сам А. Б. Черкасский.

Усадьба Дубровицы досталась вдове старшего сына Бориса Алексеевича – Анне Ивановне и ее старшему сыну Сергею Алексеевичу Голицыну. Последний женился, как видно, не без волеизъявления знатного деда на последней представительнице старинного служилого рода Толочановых, впавших в опалу еще с В. В. Голицыным. В царствование императрицы Анны Ивановны князь Сергей Алексеевич пребывал в невысоких армейских чинах, так ничем я не отличился и к тому же утратил связь с царский двором.

Императрица Елизавета Петровна вспомнила о внуке воспитателя своего отца, вернула его из дальних городов и в 1753 году назначила московским генерал- губернатором с чином тайного советника. Для престижа рода высокий ранг владельца Дубровиц, наверное, немалая заслуга. Но москвичам С. А. Голицын не запомнился, и его имя прочно забыто. За пять лет управления первопрестольной князь не оставил ни плохой, ни доброй памяти.

Вспоминаются по этому поводу строки державинской «Оды на знатность»:

И в более поздние времена среди сменявших друг друга поколений дубровицкой ветви Голицыных, пожалуй, не было ни одного первостепенного или даже второстепенного исторического деятеля. Словно потомков князя Бориса Алексеевича имел в виду Г. Р. Державин, когда писал:

В соседнем с Дубровицами Лемешове строится по заказу московского генерал-губернатора новая кирпичная церковь. Она занимает место деревянного Ильинского храма, который, если помните, был перенесен сюда из усадьбы Б. А. Голицына. В письменных источниках о Лемешове упоминается одновременно с Дубровицами в 1627 году. В ту пору Лемешово значилось деревней, где было всего четыре двора. Судя по описи, через двадцать лет к ним прибавилось еще шесть. Сперва деревня называлась иначе – Олешкова или Алешкова, йотом была известна как Млешово, и только к концу XVII столетия писцы остановились на современном варианте. В Окладных книгах за 1704 год записано таким образом: «за князем Борисом Алексеевичем село Лемешово, что была деревня Алешкова, а в селе крестьян 15 дворов, в иих 70 человек…»