Северные новеллы

Мы бросали пищу ворону, он неуклюже прыгал с кочки на кочку, подбирал клювом то хлеб, то кусочек мяса. И вдруг панически забил крыльями, взлетел на ближайшую лиственницу. В чем дело?.. Ах, вон оно что! Это Лорд прибежал из тайги. Пес с ходу бросился на лиственницу, опершись передними лапами о ствол, зашелся в азартном лае. И все поглядывал на нас. «Почему не стреляете? Неужто не видите дичь?!» — как бы спрашивал его недоуменный взгляд.

— Лорд, нельзя! — сказал я.

Пес перестал лаять и побрел к палатке. «Я свои обязанности выполнил, а ты поступай как знаешь, хозяин»,— сказали мне его глаза.

Я бросил на кочки затвердевший комок каши. Ворон запрыгал с ветки на ветку, постепенно снижаясь. Потом решился: спикировал на кочку, подхватил клювом пищу и тотчас взлетел, потому что на него с лаем бросился Лорд, возмущенный такой наглостью.

Маршрутные пары разошлись в разные стороны; за работой я забыл о вороне. Но вечером, подходя к стоянке, я заметил, как из незастегнутого полога палатки вылетел наш знакомый и уселся на ветвь ближайшей лиственницы. Он недовольно каркал. Мы ему явно помешали.

Зашли в палатку. Вор успел поживиться основательно. В углу при входе, где хранились продукты, из разодранных пакетов на брезентовый пол высыпана крупа, сахарный песок, следы тяжелого клюва были даже на банках со сгущенным молоком.

Преступление было совершено, и преступник сидел рядом. Роль следователя выполнял Лорд. Он обнюхал рассыпанную крупу, песок, «визитную карточку» грабителя, выскочил наружу и залаял, царапая когтями ствол лиственницы, на которой преспокойно сидел ворон. Теперь пес играл роль прокурора и просил нас, судей, приговорить преступника к высшей мере наказания. Мы вышли из палатки.

— Да хватит вам, Лорд, успокойтесь,— сказал я.— Ему ведь тоже есть хочется. Не обедняем.

Пес мотнул головою, словно не соглашаясь с моими аргументами, и вновь зашелся в злобном лае.

И здесь произошло нечто неожиданное и уморительное.

Вместо естественной для птицы реакции страха при виде лающей собаки ворон — скок! скок! — спустился на самую нижнюю ветвь лиственницы, почти под нос псу, вытянул книзу шею и... загавкал: «Гав! Гав! Гав!»

Мы не поверили своим ушам. А наш Лорд даже оторопело замер.

Но вот все повторилось сначала: Лорд залаял, и ворон незамедлительно затявкал по-собачьи. Похоже было, что птица дразнила своего грозного врага.

Лорд как-то неожиданно по-щенячьи взвизгнул, словно получил удар, отбежал ко мне и жалобно заскулил. Он и просил и требовал: «Убей, чего ждешь, отомсти за издевательство! Меня еще никто так не оскорблял!» И даже подскочил к моей «ижевке», лежавшей возле палатки, и рванул клыками за кожаный ремень, как бы подсказывая, что мне делать.

— Простите, Лорд, но я не могу выполнить вашу просьбу,— сказал я.

Пес словно понял смысл фразы. Он посмотрел на меня, да так, что мне стало не по себе: «Ну ладно, любезный. И ты ведь меня попросишь о чем-нибудь». Вильнул хвостом, побежал в тайгу. До утра он не показывался. Обиделся.

На рассвете меня разбудил твердый звук, раздававшийся за палаткой. Я выбрался из спальника и осторожно приоткрыл полог.

Ворон сидел на нашем кухонном столе — большом плоском камне, поднятом на чурбаны, и долбил клювом стоявшую на нем закрытую поллитровую банку с консервированным борщом. Чтобы банка не передвигалась, он придерживал ее лапой. Но все попытки разбить стекло, продырявить жестяную крышку не увенчались успехом. Тогда птица взлетела, зажав в когтях банку. Я поспешно вышел из палатки и проследил за полетом жулика. Ворон пролетел марь. Дальше тянулась каменистая коса реки. Он выпустил из лап свой груз. Банка хлопнулась о камни, разбилась. Пернатый спикировал и принялся не спеша склевывать пищу.

Недаром «ворон» «вор он».

Лорд появился только за завтраком. В зубах он нес небольшую утку. Бросил добычу возле палатки, улегся на мху. Я поднес ему миску с едой, хотел потрепать по холке. Пес огрызнулся и передвинулся подальше от кухни.

А ворон тут как тут! Сидит на лиственнице, смотрит на нас то одним, то другим глазом, вертя головою. Мы решили не нервировать нашего Лорда, не бросать пищу птице. Когда уйдем в маршрут, ворон, конечно, догадается подобрать объедки.

Пес между тем задремал, положив на вытянутые передние лапы лобастую голову. Видно, умаялся, лазая по тайге.

Все произошло так быстро и неожиданно, что мы и глазом не успели моргнуть.

Ворон сорвался с ветви, проворно подлетел к пойманной собакой утке и тотчас взмыл, унося в когтях ворованную добычу. Лорд проснулся от громких хлопков крыльев, с лаем бросился вдогонку.

— Во дает!

— Средь бела дня!

— Прямо из-под собачьего носа!..

Собака бесновалась на земле, а птица невозмутимо села на толстую ветвь лиственницы, придерживая утку когтями, принялась пожирать ее. Вниз летели пух и перья. Она быстро расправилась с добычей. Затем спустилась к самой собачьей морде. И — «Гав! Гав! Гав!» С Лордом случилось нечто похожее на истерику.

Дальше — больше. Дело дошло до форменного хулиганства.

Однажды, когда Лорд спал, греясь в скупых лучах северного солнца, ворон подлетел к нему и долбанул клювом в лоб. Другой раз ударил крылом по морде.

Мы дали птице кличку Карл. Это имя походило на крик северного ворона.

Через три недели вертолет перебрасывал наш отряд в новую «выкидушку», на новую точку работ за шестьдесят километров. Все маршруты здесь пройдены, и геологическая съемка закончена.

Когда в долине показался грохочущий Ми-4, Карл отлетел на порядочное расстояние и уселся на зубчатой вершине скалы. Мы быстро загрузили в машину вещи, палатку, пробные мешки с образцами пород и один за другим залезли в багажное отделение. Устроившись на откидном дюралевом сиденье, я глядел на черневшую точку на вершине скалы — нашего Карла и мысленно прощался с ним. Особого сожаления не было. Лорду будет спокойнее, иначе он свихнется от такого соседства.

Место для новой «выкидушки» геологи выбрали удачное: на берегу быстрой, бурливой реки, у подножия скалы — надежной защиты от жестоких северных ветров.

К вечеру сидели у костра, чаевничали. Лорд дремал; иногда он вздрагивал, просыпался и беспокойно оглядывал верхушки деревьев. Но нет, на ветке не сидел ворон — его смертный враг, и пес, успокоенный, опять клал голову на вытянутые лапы.

Но вот он вскочил. Тело вытянуто в струнку, глаза устремлены в небо. Пять минут спустя до нашего слуха донеслось знакомое: «Кырл! Кырл! Кырл!..» Крик северного ворона собака услышала намного раньше людей. Лорд заметался по стоянке, заскулил. Может, не Карл? Может, другой ворон? Ах, пронесло бы!..

Увы! Это был наш Карл. Птица спикировала на стоянку и хозяйкой уселась на ближайшей лиственнице. Она нашла нас. Каким образом? Это для людей навсегда останется тайной.

И гордый, независимый ездовой пес, перед которым заискивали все поселковые собаки, не раз вступавший в поединок с разъяренным медведем, подошел ко мне и по-щенячьи беспомощно ткнул в колени свою лобастую голову. Тело его била крупная дрожь, как от сильного озноба.

«Гав! Гав! Гав!..» — вдруг раздалось с лиственницы.

Мы стали серьезно подумывать, как бы навсегда избавиться от настырного ворона. Иначе он доведет Лорда до ручки. Изловив Карла, посадить его в ящик? Не дело. Разве житье свободной птице в неволе? Да и умный, сообразительный Лорд, будьте уверены, найдет способ прикончить врага. А если, поймав Карла, с очередным вертолетом переправить его в поселок? Там-то он приживется — пищи навалом — и едва ли пустится в трудную трехсоткилометровую дорогу отыскивать нас. На том и решили. Но вскоре произошло событие, перечеркнувшее наши планы.

Карл повадился летать на середину реки. Как раз напротив палатки из воды торчал небольшой, скользкий от наросшего на гранит мха валун. Спикирует наш Кар- луха на этот валун и подолгу сосредоточенно щиплет, выклевывает зеленый мох: видно, в речной воде, напоенной камчатскими минеральными источниками, растение целебнее, чем на суше. Вокруг ревет поток, иногда волна захлестывает ворона, но он, на минуту взлетев и стряхнув с перьев воду, непременно опять сядет.