Страница 11 из 12
Глаза Пенелопы лукаво прищурились, а нос слегка сморщился, придавая ее лицу еще более милое выражение.
– Боюсь, что да.
– Что ж, тогда зря я съел вторую порцию сосисок. – Желудок Габриэля отозвался в подтверждение его слов.
– Не падать духом, милорд, – нежно прожурчал голос Пенелопы. – Я в вас верю.
Габриэль замер, затаив дыхание. Помнит ли Пенелопа, что когда-то давно она произнесла эти же самые слова, чтобы подбодрить его перед их первым танцем? Или она просто успокаивает его, как малого ребенка, отказывающегося принимать отвратительное на вкус лекарство? Так или иначе, Габриэлю оставалось только поверить, что Пенелопа и теперь будет с ним такой же внимательной и обходительной, как тогда, на свадебном балу.
– Если тебя это утешит, – добавила она, – знай, что любые мои начинания оборачиваются определенным успехом.
Габриэль невольно содрогнулся, но быстро подавил страх. Пенелопа ведь вовсе не имела в виду ничего из того, что он ненароком себе представил.
Габриэль не смог сдержать любопытства и спросил:
– Например?
– Например, пойдем сейчас прогуляемся. – Пен одарила его улыбкой, которая вскоре застыла неподвижной маской: в проеме двери появился мистер Картер. Искоса глянув на служителя, посетительница добавила: – Мистер Аллен настаивает, чтобы мы с тобой не уединялись во время прогулки. Я, конечно, объяснила, что в сопровождении нет необходимости, но это не помогло.
Хмурый санитар, плотно укутанный в шинель, прошел в угол комнаты. Очевидно, его самого не прельщала роль сторожевого пса.
– Собирайся. – Пенелопа прищелкнула пальцами. – Надень теплые сапоги и пальто. Сегодня прохладно.
Габриэля приободрила одна лишь мысль о времени, проведенном на свежем воздухе. Но весна еще не началась – февраль. Он выглянул в окно. Серый, скучный день: мрачные облака заволокли небо, идет мерзкий дождь со снегом. Габриэль перевел взгляд на Пенелопу и заметил раскрасневшиеся от легкого мороза щеки и кончик носа. В этой местности редко бывает слишком холодно, однако от промозглого ветра можно продрогнуть до костей.
– Предлагаю отложить прогулку на более погожий денек. Не хочу, чтобы ты простудилась.
Пенелопа отрицательно покачала рукой:
– Ерунда какая! Ты знал меня лишь в роли жены лондонского светского льва, но я, между прочим, выросла в загородном поместье. И некому было со мной поиграть, кроме Лилиан, а она терпеть не могла сидеть дома, ведь моя мать так и норовила придумать для нее какое-нибудь дамское занятие. Так что когда мне не хотелось быть одной, то приходилось гулять вместе с кузиной.
Но Габриэлю довод не показался убедительным. Он нахмурился.
– А я не говорила, что больше всего ей нравилось играть на болотах? – Пенелопа сморщилась. – Поверь, не такая уж я и хрупкая.
Трудно было представить, что нежная девушка, перепачкавшись грязью, лазила с кузиной по болотам. Все же…
– Я видел много здоровых и сильных мужчин, которых свела в могилу непогода, – возразил Габриэль. – Заболевают не только хрупкие.
– Не спорю: простудиться может каждый. Однако я настаиваю. – Пенелопа смерила Габриэля настойчивым взором. – Конечно, если ты не считаешь, что слишком слаб для этого.
Габриэль поспешил достать зимние вещи. Спустя несколько минут он покинул мрачную палату и впервые за несколько недель оказался на улице. К ним присоединился и Аллен. Пенелопа шла рядом с Габриэлем, а Картер с управляющим – позади. Они о чем-то говорили вполголоса.
Спустившись на нижнюю ступеньку лестницы, Габриэль остановился и полной грудью вдохнул свежий воздух. Вспомнилось детство, когда он, раскинув руки, радостно бегал вокруг дома. Габриэль краем глаза уловил понимающую улыбку Пенелопы, прежде чем она накинула капюшон.
Она повернулась к нему, и он заметил, как она сейчас похожа на Красную Шапочку, только одетую в черное:
– Аллен сказал, тропинка через парк ведет в лес. Проверим?
Может, она и выглядела как Красная Шапочка, но говорила скорее как Волк… Габриэль заподозрил, что эта прогулка – часть ее жуткого метода лечения. Однако кивнул:
– Пойдем.
Пенелопа ускорила шаг. Некоторое время они шли в тишине, которую нарушали лишь хруст засохшей листвы и стук тяжелых сапог Картера.
В жилах Габриэля закипала кровь. Возможно, в предвкушении того, что для него запланировала Пенелопа. Или просто потому, что она сейчас рядом с ним. Что бы там ни было, Габриэль уже не помнил, когда в последний раз чувствовал такой прилив энергии. Или он просто наконец становится самим собой? Он чувствовал себя лучше и лучше с каждым глотком свежего воздуха.
– Ты знаешь, что эмоции напрямую связаны с движениями? – прервала молчание Пенелопа. – Если ты посмотришь на впавшего в уныние человека, то заметишь, что он всегда сутулый, медлительный и вялый. Дышит поверхностно и медленно. Никогда не обращал внимания?
Габриэль покосился на нее.
– Нет. Не всматривался. Но после войны я сам был сильно подавлен. А вот во время приступов безумия меня трудно назвать малоподвижным. Ты не согласна? – сухо поинтересовался Габриэль.
К его удивлению, «Волк» одарил его поразительно кротким взором. Однако продолжала она не менее уверенно:
– Объясни, в чем заключалась «подавленность»? В периодических приступах тоски? Или временами ты надолго впадал в полное отчаяние?
Габриэль тяжело вздохнул.
– Ты вывела меня на прогулку, чтобы допросить?
– Поговорить.
Он спрятал руки в карманы пальто.
– Веселенькая утренняя прогулочка, скажу я.
– Уж извини.
Габриэль какое-то время молчал.
– Может, лучше обсудить это в моей комнате? Там по крайней мере тепло. – Он взглянул на угрюмого надзирателя, следующего за ними. – Картер был бы тебе очень благодарен.
– Не сомневаюсь, – согласилась Пенелопа. – Однако состояние Картера – не моя забота.
«Значит, она заботится обо мне?» Габриэль заметил, что происходящее внезапно перестало сердить его.
– У меня есть много причин вывести тебя прогуляться. Во-первых, цепочка «движение – эмоции» всегда срабатывает безотказно. Да, уныние подавляет, способствует лености, вялости и медлительности. Но если человек примет решение с этим бороться, намеренно начнет глубже дышать и больше двигаться, велика вероятность, что эмоциональное состояние заметно улучшится. Таково мое личное наблюдение, хоть я еще и не постигла, как именно это работает.
– Хм-м, – протянул Габриэль. Это было скорее согласие, нежели возражение, ведь уже после каких-то пятнадцати минут ходьбы он почувствовал заметное улучшение.
– Во-вторых, я знаю, что солдаты – люди, привыкшие много двигаться, и в движении чувствуют себя более комфортно. Вот я и подумала: прогулка поможет тебе вернуться к прежнему образу жизни.
Интуиция Пенелопы вновь поразила Габриэля.
– Ты не ошиблась, – подтвердил он, ощущая, как холодный воздух щекочет ноздри.
– Многие солдаты, которых я лечила, проводили на улице очень много времени. Учитывая твой военный опыт – примерно такой же, как у них, – тебе тоже следует больше времени бывать на природе.
Казалось, в помощи другим людям, солдатам, вся Пенелопа: будто это врожденный талант молодой леди. Габриэля тронуло это ее качество. Он пробежался взглядом по заснеженному зимнему пейзажу Викеринг-плейс, но перед внутренним взором упорно возникал разноцветный осенний сад вокруг его родного дома. Последний раз он был там именно осенью.
– Мои слуги удивлялись, как редко я бываю дома, – вспомнил Габриэль. – Порой мне даже приходилось придумывать оправдание своим отлучкам перед самим собой. Осмотр владений, различные визиты, встречи. Однако в большинстве случаев я просто не мог заставить себя сидеть в четырех стенах.
В те самые дни Габриэль чувствовал себя прекрасно. До того как безумие полностью овладело его сознанием, прогулки были единственным средством борьбы с ночными кошмарами. Но… как только дали о себе знать первые приступы, стал затворником. Он решил спрятаться ото всех, включая собственную семью, и так продолжалось до тех пор, пока его родственники не приняли решение отправить его в Викеринг-плейс. Неужели Габриэль сам способствовал развитию своей болезни? А ведь такое вполне возможно. Его жизнь рушилась день за днем, а он не предпринял ничего, чтобы хоть как-то исправить положение. Как же он был глуп, что не осознавал этого.