Страница 21 из 30
Хотя дело представлялось так, что цели социализма и демократии едины, никто не был вполне уверен, одной ли дорогой они идут. Обсуждалась проблема, следует ли достигать социализма -- а значит, как они верили, и демократии -- только с помощью демократических методов либо в борьбе допустимы отступления от принципов демократии. Это и была знаменитая дискуссия о диктатуре пролетариата; в марксистской литературе этот вопрос был темой академических дискуссий вплоть до большевистской революции, а после нее он превратился в большую политическую проблему.
Подобно другим расхождениям во взглядах, которые разбивали марксистов на группы, свара возникла из-за двойственности их догм, называемых марксизмом. В марксизме всегда есть, по меньшей мере, два подхода ко всему и ко всем, и примирение этих подходов возможно только с помощью диалектических уловок. Обычнейший прием состоит в том, чтобы использовать в соответствии с нуждами момента слова, допускающие, по меньшей мере, два толкования. С этими словами, которые одновременно в виде политических лозунгов служат гипнотизации психики масс, распространялось учение, заставляющее вспомнить об идолопоклонстве. Марксистская диалектика, в сущности, есть не что иное, как обожествление слов. Каждый из предметов веры воплощается словом-идолом, неоднозначность которого позволяет выражать им несовместимые идеи и требования. Интерпретация этих слов, намеренно столь же неопределенных, как речения дельфийской Пифии [87], в конце концов приводит к столкновению мнений, и каждый цитирует в свою пользу излюбленные пассажи из писаний Маркса и Энгельса, которые являются высшим авторитетом.
"Революция" -- одно из таких слов-фетишей. Промышленной революцией марксизм считает постепенную трансформацию докапиталистического способа производства в капиталистический. [88] Революция здесь означает то же самое, что и развитие, и противоположность терминов "эволюция" и "революция" здесь почти ликвидирована. В результате марксист имеет возможность, когда нужно, говорить о революционном настроении как о презренном "путчизме" ("бунтарстве"). И ревизионисты были вполне правы, когда в свою поддержку цитировали многие строчки из Маркса и Энгельса. [89] Но когда Маркс называл рабочее движение революционным и говорил, что рабочие -- единственный истинно революционный класс, он использовал термин "революция" в том смысле, который напоминает о баррикадах и уличных сражениях. Так что синдикализм также прав, когда апеллирует к Марксу. [90]
Так же туманно использует марксизм и слово государство.
Согласно марксизму государство есть просто инструмент классового господства. Приходя к власти, пролетариат прекращает классовые конфликты, и государство отмирает. "С того времени, когда не будет ни одного общественного класса, который надо было бы держать в подавлении, с того времени, когда исчезнут вместе с классовым господством, вместе с борьбой за отдельное существование, порождаемой теперешней анархией в производстве, те столкновения и эксцессы, которые проистекают из этой борьбы, -- с этого времени нечего будет подавлять, не будет и надобности в особой силе для подавления, в государстве. Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества -- взятие во владение средств производства от имени общества, -- является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним, и государство само собой засыпает" [69*]. Сколь бы темным или плохо продуманным ни было это понимание политической организации, данное утверждение настолько определенно характеризует власть пролетариата, что места для сомнений просто быть не может. Но все становится менее определенным, когда мы вспоминаем утверждение Маркса, что между капиталистическим и коммунистическим обществами должен быть период революционных преобразований и ему соответствует "политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата" [70*]. Если мы предположим вместе с Лениным, что этот период продлится вплоть до достижения "высшей фазы коммунистического общества", в которой "исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда, когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда", когда "труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни", тогда, конечно, нам нелегко будет понять, что же Маркс понимал под демократией [71*]. Очевидно, социалистическое сообщество столетиями не сможет найти места для демократии.
Несмотря на случайные упоминания исторических заслуг либерализма, марксизм полностью игнорирует важность либеральных идей. Он оказывается в затруднении, когда сталкивается с либеральными требованиями свободы совести и свободы выражения мнений, с требованием признать в принципе все оппозиционные партии и обеспечить равные права для всех партий. Когда он не у власти, марксизм провозглашает все основные либеральные права, ибо только они могут обеспечить ему свободу, необходимую для собственной пропаганды. Но марксизм не в силах постичь существо этих прав и свобод и никогда не предоставляет их своим противникам, когда приходит к власти. В этом отношении он похож на церкви и другие организации, строящиеся на принципе насилия. Эти также эксплуатируют демократические свободы, когда отстаивают себя, но, придя к власти, отказывают в таких правах своим соперникам. Так, -- вполне явно -- демократичность социализма демонстрирует свою лживость. "Партия коммунистов, -- говорит Бухарин [91], -- не только не требует никаких свобод ... для буржуазных врагов народа. Наоборот". И с потрясающим цинизмом он бахвалится, что коммунисты, пока не имели власти, защищали свободу слова просто потому, что было бы "смешным" требовать от капиталистов свободы для рабочего движения в какой-либо другой форме, чем требуя свободу вообще [72*].
Всегда и везде либерализм требует демократии прежде всего. Он не хочет ждать, когда народ "созреет" для демократии, ибо полагает, что демократия выполняет столь важные общественные функции, что ее введение не терпит отлагательств. Вне демократии мирное развитие государства невозможно. Требование демократии -- не результат политического компромисса или потворства релятивизму в вопросах мироустройства [73*], ибо либерализм доказывает абсолютную обоснованность своего учения. Скорее в склонности к демократии сказывается уверенность либерализма в том, что власть требует только господства над умами и что для приобретения такого господства годится только духовное оружие. Либерализм защищает демократию даже в тех случаях, когда в неопределенной перспективе он может ожидать от нее только ущерба. Либерализм убежден, что он не может править против воли большинства, что в любом случае бесконечно малые выгоды от искусственного поддержания либерального режима не оправдают возмущения спокойного хода государственного развития, которое сделается неизбежным в случае подавления воли народа.
Социал-демократы, безусловно, продолжали бы жульничать с лозунгом демократии, если бы, по исторической случайности, большевистская революция не заставила их до времени сбросить маску и продемонстрировать насилие, неотъемлемое от их учения.
[87]
дельфийская Пифия -- прорицательница в храме Аполлона в Дельфах; предсказания Пифии, обычно крайне туманные, нуждались в специальном толковании
[88]
Промышленной революцией называли задолго до появления марксизма совершившийся в Англии в конце XVIII -- начале XIX в. переход от ручного производства к фабричной машинной индустрии. В одной из самых ранних работ Энгельса "Положение Англии. Восемнадцатый век" (опубликована в августе 1844 г.) термин "промышленная революция" используется как общепринятый (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.2. С. 598--617). Но уже в этой статье промышленная революция рассматривается как основа революции социальной, что в дальнейшем всячески акцентировалось Марксом и Энгельсом.
[89]
Мизес имеет в виду "молодых марксистов" -- Эдуарда Бернштейна (1850--1932) и его сторонников, выступивших на рубеже нашего века с ревизией ряда положений канонического марксизма, в частности по вопросу о путях перехода к социализму. В своей книге "Предпосылки социализма и задачи социал-демократии" (1899 г., русский перевод -- 1901 г.) Э. Бернштейн утверждал, что главным законом общественного развития являются не насильственные перевороты, а мирная эволюция.
[90]
Синдикализм (анархо-синдикализм) -- течение в рабочем движении, сформировавшееся в конце XIX в. Синдикалисты под влиянием анархистов отрицали легальную политическую борьбу и считали, что средством свержения буржуазного общества должны быть непосредственные действия: всеобщая стачка, бойкот, вооруженные выступления, организуемые синдикатами (профессиональными союзами).
[69*]
Engels, Herrn Eugen Duhring Umwalzung der Wissenschaft, I Aufl., Stuttgart, 1910, S. 302 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 292>
[70*]
Marx, Zur Kritik des Sozialdimokratischen Programms, von Iotha, S 23 <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 27>
[71*]
Ibid., S. 17 <там же, С. 20>; см. также Lenin, Staat und Revolution, Berlin, 1918, S. 89 <Ленин В. И., Государство и революция. // Полн. собр. соч., Т. 33, С. 95>
[91]
Бухарин Николай Иванович (1888--1938) -- видный деятель русского и международного коммунистического движения, автор работ по философии и политической экономии
[72*]
Bukharin, Das Program der Kommunisten (Bolschewiki), Zurich, 1918, S. 24 ff. <Бухарин H., Программа коммунистов (большевиков), М., 1918, С. 21 и след.>
[73*]
так считает Кельзен [92] (Kelsen, Vom Wesen und Wert der Demokratie // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 47 Bd., S. 84; см. также Menzel, Demokratie und Weltanschauung // Zeitschrift fur oflentliches Recht, II Bd., S. 701 ff.)