Разумная жизнь

— По крайней мере, на все путешествие. На три недели.

— Сэр… гости, гости… на берег, сэр, пожалуйста, сэр.

Ударили склянки, и палуба под ногами Флоры задрожала. Ветер с дельты Темзы дышал морем. Вопящие чайки кружили над подъемным краном. Корабельная сирена взвыла. Расстояние между кораблем и пирсом увеличивалось, винт корабля взбивал темную воду. Крысы видно не было.

ГЛАВА 36

Шагая вдоль пирса, Хьюберт смотрел на корабль, черный, лоснящийся в тусклом свете огней гавани и судоремонтного завода. Темнота будет висеть еще час, и слишком рано подниматься на борт. Он хотел есть. Он повернул обратно, чтобы отыскать кафе для ночной смены портовых грузчиков, стюардов и полиции. Сделав несколько шагов, он увидел, как к трапу подкатило такси. Вышла девушка. В тусклом свете Хьюберт узнал Флору. Она была в вечернем платье, с плотно закутанными шалью плечами.

— У меня нет франков, возьмите английские деньги, — предложила она таксисту. — Это больше, чем во франках.

Высунувшись из машины, таксист что-то сказал, Хьюберт не расслышал. Флора топнула ногой.

— Вы должны! — закричала она неестественным голосом.

Таксист ответил, что не в его правилах возить приплывших морем английских проституток на их корабль из респектабельных французских борделей, они вырывают кусок из горла у французских девочек. И не за это он сражался, утопая по пояс в грязи с 1914 по 1917 год. Мадемуазель должна платить во франках или он отправится в полицию.

Хьюберт навис над плечом Флоры.

— Сколько вам должна леди?

Таксист испуганно назвал цену. Высокий, широкоплечий Хьюберт, с мрачно соединившимися бровями над черными глазами, в тусклом свете казался устрашающим.

— Ждите, пока мы с леди заберем вещи из ее каюты. И повезете нас обратно в город. Это недолго.

Флора отметила покорность во взгляде таксиста.

— Да, месье, договорились.

Хьюберт взял Флору за руку.

— Где твоя каюта? И не разгуливай в этом платье. Пока переоденешься, я напишу записку начальнику хозчасти, пусть отдаст капитану. Ты пойдешь со мной, — объявил Хьюберт, поднимаясь по трапу.

Флора повторила слова таксиста:

— Да, месье, договорились, — но голос ее дрожал.

— Не разговаривай, — велел Хьюберт, — у нас еще будет время. И встряхнись. Я очень хочу есть. — „Она в шоке, — подумал он, — но это сейчас пойдет на пользу, она не станет упираться“.

В каюте Флора переоделась, набила сумку вещами, разными тряпками. Когда в сумке не осталось места, он закрыл ее и помог надеть пальто.

— Ну что, пошли. — Он вывел Флору с корабля к такси. — Садись, — и дал указания шоферу. Когда он сел рядом с Флорой, подкатило другое такси, из него вывалилось трое мужчин, молодых, веселых и пьяных англичан. Флора забилась в угол.

— Я убежала от них. Я…

— Хочешь, чтобы я их скинул в воду? — спросил Хьюберт. — Пожалуй, не стоит, а то мы задержимся с завтраком. — Поезжайте, — велел он таксисту. — Тебе будет лучше, когда выпьешь горячего кофе и съешь рогалик. — Было бы глупо сейчас распускать руки, подумал он, она не пинала его по голени и пока еще не укусила.

Когда машина тронулась, Хьюберт, обернувшись, заметил, что между таксистом и пассажирами возникла перебранка. „Если повезет, — подумал он, — наблюдая, как трое мужчин едва стоят на ногах, они споткнутся и сами свалятся в воду“. — У тебя очаровательная компания, — заметил он.

Флора промолчала. Она отвернулась и смотрела в окно.

На полпути к Марселю Хьюберт остановил машину и купил газету.

— Мне надо узнать новости, — сказал он, влезая обратно. — Помнишь мисс Грин с лягушачьим лицом, которая пыталась заинтересовать генерала Лея Гитлером? О нем теперь много пишут. Она опередила время. Сейчас Гитлер — канцлер Германии. Давай, посмотрим, что французы говорят по этому поводу.

— Я читала в „Таймс“, — Флора не отрывала взгляд от окна.

— Так значит, ты все знаешь. — Хьюберт сложил газету, вытянул ноги и скользил глазами по заголовкам. — Может, ты не знаешь, — он рискнул взглянуть на профиль Флоры, — о планах Гитлера. Серьезный парень.

— Серьезный? — она слушала вполуха.

„Надо болтать без остановки“, — подумал Хьюберт.

— Если бы кто-то пропахал „Майн Кампф“, сразу бы это понял. Он планирует создать совершенную Германию, ни больше ни меньше. Он уничтожит такое уродство, как евреи, цыгане, иеговисты, полоумные, калеки, коммунисты. Германия станет нацией высоких, светловолосых, послушных нордических гигантов.

— Ужасной будет судьба темноволосых немцев, — Флора все еще глядела в окно.

— Разумеется. Так же как и французов, англичан, голландцев, бельгийцев. Даже генерал Лей, который, кстати, стал ярым сторонником нацистов, это заметил. Он перечислил множество темноволосых немцев и вспомнил про Феликса, представителя высших голландских кругов, он ведь брюнет. (Разве она не очень любила Феликса?) Господская раса, думает генерал, это несбыточная мечта, но поскольку фюрер антикоммунист, то он за него.

— О, — без всякого интереса в голосе протянула Флора. — Разве?

— Да, генерал до ужаса боится большевиков, коммунистической гнили в рабочем классе, очевидно, во время всеобщей забастовки в 1926 году он думал, что будет революция. Он тогда вооружился револьвером, отправляясь на север в Коппермолт.

— Я помню, — и Флора вспомнила мужчину из оружейной лавки в Сен-Мало и вздрогнула.

Откуда она знала? Ее профиль ни о чем ему не говорил.

— Антибольшевизм генерала так перевернул нутро дворецкого, что он оставил свое место и вступил в партию. Миссис Лей продолжает говорить, что Гейдж „такой хороший дворецкий“. Космо твердит: „В некоторых обстоятельствах это не мешает“, только иногда бьет по голове.

Флора засмеялась.

Хьюберт взглянул на нее с облегчением.

— Мы позавтракаем в том кафе, — сказал он. — Эта улица называется Каннабьер. Все марсельцы гуляют по ней. — Он велел таксисту остановиться.

Флора, сидя за столиком на тротуаре, пила обжигающий кофе, а Хьюберт с жадностью глотал яичницу-глазунью и рогалики, наблюдая, как постепенно с лица Флоры уходит бледность.

Набивая рот, он продолжал бессвязную болтовню, рассказывая ей, как они с Космо проводили время в Оксфорде, о путешествиях с Космо и друзьями по разным странам.

— Мы посылали тебе открытки. — Он говорил про лондонский театр, кино, концерты. Про комнату, которую делил с друзьями, пока не нашел отдельную и удобную, поскольку там он был независим. О том, что Космо избрал юриспруденцию, адвокатуру, что теперь он редко видит Мэбс и Таши, их нынешняя жизнь совсем не такая, как у него, что по работе ему пришлось встречаться с Нигелом и Генри. Может, она помнит, как Мэбс закатила сцену, разрывая помолвку? Сейчас она самая преданная жена. С тех пор как она заставила Нигела поменять портного, его ноги заметно удлинились. Все дело было в покрое брюк. Хьюберт признался, что очень благодарен судьбе, которая ему показала, что за будущее ждет его, если он останется работать в коммерческом банке. Может быть, это годится для Нигела или Генри, но только не для него. Он заметил, что Флора едва слушает его, она уже не так напряжена, но очень устала. Он не рассказал ей, что какой-то болван пытался завербовать его на секретную службу, чем сильно досадил ему. Он ушел с работы через четыре дня после того, как проводил ее в Тилбури, сел на поезд и поехал до Дувра.

— Я остановился на ночь в Париже, сыграл несколько робберов в бридж, заработал нам немного франков. (Вырвалось слово „нам“.) Ты, должно быть, помнишь, — продолжал он, — Алексиса Тарасова, ну, женатого на той армянской портнихе из России, злого демона триктрака? Летом он бросает свое такси и играет на турнирах бриджа в Ле-Туке и Биарице. Я играю из-за денег, когда не хватает, но не отношусь к этому так серьезно, как Алексис. Нет ничего скучнее, чем зависеть от бриджа, такими становятся моя мать, мой отчим и Джойс, ты ее видела с нами в тот день, она втянулась в это, выйдя замуж за своего магната Эрнеста, чтобы хоть чем-то заняться. („Кроме того, чтобы трахаться с Космо, со мной и со всеми подряд“). Веселая девочка Джойс, — сказал Хьюберт, — летает от цветка к цветку и скрашивает жизнь людей.