Разумная жизнь

— Будем надеяться, что, когда нам придется об этом думать, у нас не будет трудностей.

— О, не говори про это. У нас впереди еще два года. — Вита нахмурилась. Затем, увидев мужчин с ракетками для сквоша, проходивших мимо, она сказала: — Привет. Приходите к нам после игры.

— Спасибо, с большим удовольствием, — ответил один.

— Этот мог бы подойти, если бы уже не был занят.

— И с первых же дней, — сказал Денис. — А вот и наша выпивка, да, я совсем забыл, тебе письмо, пришло на адрес клуба.

Вита взяла письмо, слуга в клубной форме поставил устриц, кружки с крепким портером, тарелку с хлебом и маслом.

— Я не знаю, чей это почерк. — Вита покрутила письмо. Хорошая бумага. Но сперва устрицы. — Она отложила письмо и воткнула деревянную зубочистку в устрицу. — Вкусно.

Денис наблюдал, как она глотает, и легкое движение ее горла возбудило его.

— Послушайте, вы оба рискуете, — сказала женщина, проходя мимо их столика. — Устрицы в бочках из Бомбея опаснее самоубийства.

— Совершенно свежие, — пропела сладким голосом Вита. — Мы же знаем, что делаем.

— Я вас предупредила. По меньшей мере, вы рискуете расстройством, если не дизентерией, — не унималась сердобольная особа.

Вита проткнула другую устрицу и пробормотала:

— Сплетница, суется, сука, не в свои дела, — когда та отошла.

Денис ухмыльнулся. Он не уставал восхищаться отношениями жены с другими дамами. Он наблюдал, как его собака сумасшедшими кругами носилась вокруг таксы.

— Она доведет себя до сердечного приступа, — усмехнулся он, откусывая хлеб с маслом и глотая портер. — Посмотри. А от кого письмо?

Вита надорвала конверт, развернула лист и уставилась на подпись: Милли Лей.

— Кто это такая, Милли Лей? А, да, вспомнила — Динар.

— Замужем за отставным старым дураком — генералом, — один сын, одна дочь. В друзьях голландское семейство. А чего она хочет? — Сейчас собаки лежали без сил, глядя друг на друга, высунув языки. — Я думаю, нам бы лучше ее стерилизовать.

— Кого?

— Да Тару, дорогая. А почему тебе пишет миссис Лей?

Вита читала письмо.

— Они, похоже, пригласили Флору пожить у них. Любопытно. И подумали, что было бы неплохо сообщить о ней кое-какие новости, чтобы мы знали не только то, что пишут из школы. Выросла довольно хорошенькая — уже облегчение. Танцует хорошо, играет в теннис, плавает, ездит верхом. Ну конечно, что тут такого — у нее же две ноги. Что-то тут „о сухих школьных отчетах“. А мы когда-нибудь разве их читаем?

— Да я бегло просматриваю, когда плачу по счетам. Она так, середнячка.

— Но как я понимаю, дело не в этом. Нет ли тут намека на что-то? И вообще, с чего это она ее пригласила? Конечно, хорошо с ее стороны. — И Вита прочитала адрес: Коппермолт-Хаус, Нортамберленд.

На теннисном корте приземистая девушка закричала:

— Аут, это был аут!

— Ну если ты так говоришь, — сказал управляющий войсками охраны аэродрома, — меняемся местами.

— Дурочка, да он попал, — сказал Денис.

Над их головами коршуны, шурша крыльями, перелетели с крыши на ветку дерева.

Вита вернулась к письму.

— Довольно жуткий почерк, но какая бумага. Дама изложила все новости: „Сын — в Оксфорде, его друг тоже, тот, кого вы помните как Бланко. Но мы теперь называем его, конечно, Хьюберт“. Забавно.

— Да, я вспоминаю этих двух противных мальчишек.

— А я нет. А дочка собирается замуж и ее подружка Таши. Почему это нас должно интересовать? А, подожди, вот еще. Они обе были представлены ко двору и провели три сезона. Можешь вообразить, сколько это стоит? Видимо, они не такие уж способные. Правда? У Флоры бы получилось лучше. Но я не смирюсь с тем, чтобы она несколько лет болталась около нас. Я думаю, миссис Лей сует нос в наши дела, Денис. Неужели она полагает, что мы тоже должны Флору представить? Чушь какая-то.

Денис засмеялся.

— Ну, она из тех, кто воспринимает это как нечто само собой разумеющееся.

— Нет, этот номер не пройдет, — рассердилась Вита. — В этом нет никакой необходимости.

Денис улыбнулся. Ему нравилось смотреть на жену, когда она сердилась из-за пустяков.

— А ты ее часто видела, когда я оставил тебя во Франции? Вы подружились?

— Да нет. Она не моего плана. К тому же я была слишком занята.

— А что ты делала? — Что она делала весь тот июль, август и сентябрь?

Она почти не рассказывала об этом. Он повторил вопрос.

— Была занята чем?

— Флорой. Заказывала ей платья, часами торчала на примерках, целыми часами. Эта русская портниха шила ужасно медленно. Единственное ее достоинство — дешево брала.

— А еще что?

— Я скучала, тосковала по тебе.

— Неужели?

— И потом…

— И потом? — он подался вперед, а ее нос заострился, как всегда, когда она обманывала.

— И потом? — не унимался он.

— Денис, а ты не ревнуешь? — И ее бледно-серые глаза засияли, а белки побелели.

— Да.

В этот момент коршун, хищно наблюдавший за ними сверху, бросился на устрицу, которую Вита держала на зубочистке. Взмывая вверх, он крылом задел лицо Виты. Она закричала. Несколько человек, сидевшие поблизости, засмеялись, когда Вита, отмахиваясь от птицы, опрокинула кружку и коричневая пена потекла по ногам. Денис воскликнул:

— Он поцарапал тебе лицо! У тебя кровь! — взволнованным голосом проговорил он. — Пошли домой, дорогая, надо дезинфицировать. Они ведь питаются падалью.

Вита приложила руку к лицу, потом отняла ее и посмотрела — на ней была кровь.

— Она могла выцарапать мне глаза. — Вита начала всхлипывать. — О, Денис, мое лицо!

— Пошли, давай я отведу тебя домой. — Он обнял ее за плечи. — Вот мой платок.

Вита прижала его к лицу.

— Какая ловкая птица! И часто они так? — Приземистая девушка закончила игру в теннис.

— Слушай, Денис, — крикнул мужчина вслед, когда тот вел Виту к машине. — Краут полковника взял твою суку. У нее что — течка?

— Да должна, но пока как будто нет. Вот проклятье, кто-то привезет ее? Мне надо отвезти Виту.

— Как вы думаете, он должен соображать, когда у его собаки течка? — возмутилась женщина, усомнившаяся в устрицах.

— С женой, которая все время в таком состоянии? Нет, едва ли, — усмехнулась ее подруга.

— Они, как склеенные, никогда не увидишь отдельно, — заметила приземистая девушка. — Этих собак я знаю. Сука прямо стелется перед ним.

— Действительно! И некоторые люди вот так же, — особа, сомневающаяся в качестве устриц, никак не могла успокоиться.

Управляющий охраной аэродрома отдал приказания на урду, и недовольный служащий клуба принес ведро воды, чтобы разлить собак.

— Не дали поесть, — проговорила до сих пор молчавшая женщина.

Денис умыл лицо Виты. Она плакала от потрясения.

— Ну, все хорошо, дорогая, не плачь. — Он нежно обнимал ее, гладил по волосам.

— У меня останется шрам?

— Нет-нет. Конечно, нет. Полежи тихонько, я принесу пластырь.

— Я хотела тогда тебе сказать, ну, когда эта жуткая птица ударила меня, что у тебя нет никаких оснований для ревности. В то лето ничего не случилось. Ничего. У меня были жуткие скандалы с Флорой. Она была невыносимой. Я тебе не говорила, потому что чувствовала себя виноватой. Мне надо было сделать, как ты хотел: вернуться с тобой в Индию, оставить ее в школе, а не обращать внимания на чужие разговоры. Я так скучала, прямо до слез, и все время чувствовала себя виноватой, и это из-за таких, как Леи. Посмотри, что стало с моим платьем. Ему конец.

— Я отдам его слугам, они почистят. Давай, я помогу тебе раздеться. — Денис снял платье с Виты через голову. — Побереги лицо.

Вита облачилась в халат.

— Кто-то пришел.

— Ложись, дорогая, отдохни. Должно быть, привезли Тару. Я прослежу, чтобы ее заперли в конюшне.

— А ты еще говорил, что мы должны быть благодарны полковнику. — Вита засмеялась: — Ха-ха-ха! О Боже, у нее будут самые страшные щенки. — Она перестала смеяться. — Какой удар по ее родословной.