Страница 5 из 72
Киевское государство Б. Д. Греков рассматривает как одно из звеньев в цепи общественных образований на юге Восточной Европы: «Восточное славянство до этого события в деле создания государственности успело проделать немалый путь»[47]. «Как бы мы ни относились к отдельным фактам из жизни восточного славянства VI–VIII вв., не подлежит сомнению наличие у них в VIII–IX вв., в предкиевский период их истории, уже не родового, а классового общества»[48]. Киевское государство, или Киевская Русь, объединяло ряд земель. Каждая из них «имеет свою историю». Но сказанное не отрицает того, что Киев объединял территорию, «в состав которой входили и Новгород, и Суздаль, и Ростов»[49]. «Распад Киевского государства есть прежде всего результат роста отдельных его составных частей, каждая из которых стала проводить свою собственную политику, преследуя свои собственные цели»[50].
Таким образом, на основе марксистско-ленинской методологии Б. Д. Греков дал общее построение образования древнерусского феодального государства и наметил пути к решению частных проблем.
В самых общих чертах коснулся образования территории Киевского государства С. В. Юшков. Рассматривая территориальную структуру Киевского государства в X в., он пишет, что «киевские князья имели дело с территориями, занятыми отдельными племенами»[51]. Но в это время уже «определился процесс разложения племенных отношений и, следовательно, процесс распада племенных территорий можно в основном считать законченным»[52]. Таким образом, территориальные единицы Киевского государства составляли сначала «племенные княжения», затем — «феодальные сеньории», или «земли-княжения». Феодальные сеньории то увеличивались, то уменьшались, то дробились (?) «вследствие развития производительных сил, близости к экономическим центрам и торговым путям, а также в результате борьбы разных феодальных группировок»[53]. На чем основывается последняя характеристика образования территории «земель-княжений», неясно. Но в понимании явлений, определивших интересующий нас процесс, С. В. Юшков отходит от правильного пути. Вопреки данным археологии и памятников письменности, заставляющим нас предполагать, что процесс разложения первобытно-общинных отношений и рост частной собственности на землю веками развивался до образования Киевского государства, вследствие чего выделился господствующий класс (феодалов), руководивший государством, Юшков полагает, что «рост крупного землевладения внутри общинных земель должен был быть достаточно заметен в X в., но настоящее быстрое развитие его падает на XII и XIII вв. В X в., вероятно, крупное землевладение было не в состоянии выделиться из общинных земель как особый экономический комплекс, как особая «боярщина»»[54]. Отсюда понятно и другое утверждение этого автора, не оправдываемое источниками. Он полагает, что «руссы» — это «особая социальная группа», которая «стояла над славянством». Эта группа возникла в период разложения первобытно-общинного строя с развитием обмена и товарного производства. Поэтому эта «социальная группа» возникла в городах на торговых путях[55]. Термин «руссы» в значении особого социального слоя употребляется у Константина Багрянородного. Но мнение Юшкова, что такое значение является первоначальным, опровергается текстом договора Олега с греками, дошедшего до нас в древнерусском переводе. Вся концепция автора о существовании одновременно четырех «классов» — рабовладельцев, рабов, феодалов и феодально-зависимого сельского населения, — когда автор разделяет «руссов» и «бояр» (феодалов) и правящим классом считает «руссов», возбуждает сомнение; мы знаем, что договоры с греками заключались от имени «бояр», а не от имени «руссов».
В соответствии со своим пониманием общественно-политического строя Киевского государства С. В. Юшков выдвинул новую террию — теорию превращения в Киевской Руси дани в феодальную ренту. По ряду соображений принять эту теорию не считаем возможным[56]. Разумеется, частично дань в феодальную ренту переходила. Следует подчеркнуть, что дань остается особой разновидностью феодальной эксплоатации; источники не дают оснований полагать, что граница между поборами, собираемыми государственным аппаратом, и феодальной рентой отдельных землевладельцев стирается. Сказанное отнюдь не противоречит тому, что дань в раннюю феодальную эпоху обычно делилась, что из нее выделялись доли в пользу тех или иных феодалов. Конечно, с развитием феодального землевладения значение дани среди других источников обогащения знати падало.
М. Д. Приселков касался вопроса о территории «Русской земли» в связи с вопросом о полюдье, которому посвятил несколько страниц в статье «Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам»[57]. По его мнению, пределы «Русской земли» определяются полюдьем. В полюдье ездили из Руси в пределы «внешней Руси»; последний термин М. Д. Приселков взял у Константина Багрянородного.
Вывод, сделанный Приселковым, содержит в себе принципиально новое[58]. Он определяет пределы «Русской земли» территориями Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств, полагая, что они не знали полюдья. Ссылаясь на летописи, автор недооценивает показания русских источников. Если под «княжествами» он разумел известные нам княжества второй половины XI и XII вв., то их пределы только частично совпадают с пределами «Русской земли». Если же он говорит о каких-либо княжествах X в., то непонятно, откуда он черпает сведения о территории этих предполагаемых им княжеств. Пределы «внешней Руси» он определяет преимущественно течением Днепра, Ловати и Ильменя. Между тем Константин Багрянородный определяет «внешней Русью» только Новгород; что касается других городов и земель, то сказать наверное, что Константин Багрянородный относил их к «внешней Руси», мы не можем. К остальной территории середины X в., лежащей за пределами «внешней Руси», Приселков относит Галицко-Волынский край, Ростово-Суздальский, Полоцк, Туров. Процесс дальнейшего расширения территории Киевского государства он понимает несколько односторонне — как процесс покорения новых «областей» и постепенного освоения киевским княжеским домом этих «областей», игнорируя процесс классообразования на местах как фактор роста государственной территории.
Попытка собрать разбросанные в обширной литературе сведения об образовании Киевского государства была сделана В. В. Мавродиным[59]. Им собрано много сведений, но проблема образования государственной территории автором не выделяется.
М. Н. Тихомиров[60] примыкает к взглядам Иловайского, Ласкина в других, полагая, что название «Русь» — древнее прозвище страны полян.
Б. А. Рыбаков в статье «Поляне и северяне» приводит ряд интересных сопоставлений и наблюдений[61]. Он выделил территорию северян, сохранивших в X–XII вв. свою племенную физиономию (по данным археологии), и указал приблизительно пределы в Среднем Поднепровье древней, докиевской местной культуры. Не со всеми выводами автора можно безоговорочно согласиться. Он утверждает, что Чернигов не был северянским городом, что он лежал не в земле северян. В его аргументации существенное место занимает анализ летописных известий. Он рассматривает их по сводам, реконструированным Шахматовым. В «Древнейшем своде» и в «Начальном своде» он не находит указаний для локализации северян, в «Повести временных лет» он находит указание, что они жили по Десне, Семи и Суле; наконец, рассказ о северянах под 1023–1024 гг. в качестве свидетельства о местожительстве северян Рыбаков отводит.
47
Б. Д. Греков. Славяне. Возникновение и развитие Киевского государства. М., 1946, стр. 36–37. Первые звенья этой цепи Б. Д. Греков правильно усматривает в событиях VI–VII вв., когда анты, подобно западным и южным славянам, создали свою политическую организацию, что вполне отвечало условиям того времени («Киевская Русь», 1949, стр. 438).
48
Б. Д. Греков. Киевская Русь, 1944, стр. 253.
49
Его же. Феодальные отношения… 1937, стр. 6–7.
50
Его же. Киевская Русь, 1949, стр. 499–500.
51
С. Б. Юшков. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М., 1939, стр. 26.
52
Там же, стр. 27.
53
С. В. Юшков. Общественно-политический строй и право Киевского государства. 1949, стр. 325.
54
С. В. Юшков. Очерки…, стр. 51.
55
С. В. Юшков. Общественно-политический строй…, стр. 58–68.
56
Теория о превращении дани в земельную докапиталистическую или феодальную ренту в Киевской Руси была впервые предложена С. В. Юшковым. Но у самого С. В. Юшкова нет установившегося представления о том, что, собственно, следует разуметь под превращением дани в феодальную ренту. Так, в курсе «История государства и права» превращение дани в феодальную ренту он объясняет так: «Дань, которая первоначально взималась мехами, медом и воском, со второй половины X в. стала взиматься деньгами. Изменилась и единица обложения: раньше дань собиралась с «дыма», то есть со двора, теперь стала собираться с рала — с плуга. Наряду с этим население, платившее дань князю, должно было нести и всякого рода другие повинности, в частности давать корм княжескому агенту, сидевшему в погосте. Словом, дань стала с течением времени превращаться в феодальную ренту» (стр. 80). В недавно вышедшей книге «Общественно-политический строй и право Киевского государства» (М., 1949) С. В. Юшков делает существенные добавления или пояснения: превращение дани в феодальную ренту заключалось также в захвате земель, обложенных данью, князьями в свое феодальное владение и в раздаче князьями боярам и церковным учреждениям дани и населенной земли (стр. 286).
Если принять последнее объяснение, то можно говорить только о частичном переходе, ибо дань оставалась и в XI и в XII вв. Было, конечно, немало случаев, когда, освобождая от дани и суда, в сущности фиксировали веками вызревавшие отношения. Принципиальное различие между данью и феодальной рентой оставалось. Дань была разновидностью феодальной эксплуатации, но эксплоатации, осуществляемой не отдельными феодалами, а государственным аппаратом. Если принять, что С. В. Юшков прав в обоих случаях, т. е. что грань между данью и феодальной эксплоатацией, осуществляемая отдельными феодалами, стиралась, что дань, собираемая по погостам, превращалась в феодальную ренту, мы придем к необходимости пересмотреть учение о феодальной ренте, согласно которому древнейшими формами ренты при феодализме были отработочная рента и рента продуктами, а более поздняя — денежная. Мы знаем, что денежная рента предполагает уже сравнительно значительное развитие торговли, городской промышленности, товарного производства вообще, а вместе с тем и денежного обращения. На Руси денежная рента появляется в XV в. Менаду тем, дань на Руси в XII в. собиралась частично деньгами, гривнами (см. грамоту новгородского князя Святослава XII в., грамоту смоленского князя Ростислава XII в.). Следует иметь в виду возможность обращения различных натуральнохозяйственных поборов, шкурок, в серебро как по погостам, так и в более крупных центрах.
57
М. Д. Приселков. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам. «Уч. зап. ЛГУ», 1941, вып. 8.
58
Он не является развитием соображений С. Гедеонова. Интересы С. Гедеонова были сосредоточены преимущественно на этнографическом понятии «Русь». «Как племенное, — писал Гедеонов, — имя Руси принадлежит южным племенам, искони признававшим старейшинство Киева; сначала только полянам, древлянам, северянам и, кажется, южным дреговичам; впоследствии и прочим с ними слившимся югославянским народностям». «Русское имя, как принадлежность собственно днепровских земель, переходит из племенного в территориальный», когда имена племен сменяются названиями городов. «В теснейшем смысле Русью именуются только поляне и Киев» (С. Гедеонов. Варяги и Русь, ч. II. СПб., 1876, стр. 440–441).
59
В. В. Мавродин. Образование древнерусского государства. Л., 1945.
60
М. Н. Тихомиров. Происхождение названия «Русь» и «Русская земля». «Сов. этнография», 1947, вып. VI–VII.
61
Б. А. Рыбаков. Поляне и северяне. Сб. «Сов. археология», 1947, вып. VI–VII.