Страница 3 из 72
Соловьев не показал, как выросла русская государственная территория. Но он ввел в научный оборот новую мысль: государство расширяет свои пределы, занимая «обширные пустынные пространства и населяя их»[19]. Эта мысль, надолго укрепившаяся в нашей историографии, может быть выражена словами: распространение русской государственной территории следует отождествлять с процессом колонизации; «природа страны и быт племен условили и особенную форму распространения русской государственной области, именно колонизацию, которую мы замечаем с самого начала»[20]. Мысль эта поработила не одно поколение историков.
Мы отнюдь не хотим сказать, что изучение истории колонизации — задача, не стоящая полного внимания. Но в данном случае одна тема подменялась другою. Совершенно бесспорно, что в распространении государственной территории славяно-русская колонизация играла некоторую роль. Но отождествлять эти два процесса невозможно. Во-первых, не вся территория, заселенная славяно-русским народом, оказывалась тем самым государственной; во-вторых, были земли (на севере, например), заселенные не славянскими племенами и вошедшие в состав русской государственной территории, о чем нам придется говорить ниже.
Между тем проблема образования русской государственной территории значительно усложнилась после того, как М. Погодин провел работу по локализации многих древнерусских поселений, исправленную замечаниями Надеждина и Неволина[21]. Эта работа обнаружила наличие в XII–XIII вв. определенных территориальных волостей, «земель-волостей». Погодин правильно подметил признаки устойчивости границ «земель-волостей», т. е. в сущности феодальных полугосударств с определенной территорией. Но из этого наблюдения Погодин сделал заключение, что в установленных (для XII в.) пределах «земли-волости» существовали уже к середине IX в.; к этому времени они уже территориально сложились, причем совпадали будто бы с землями, которые ранее занимали племена[22]. Такое заключение обосновано Погодиным не было, да и не могло быть обосновано, так как оно не соответствовало действительности; территории волостей складывались совсем не так, как думал Погодин. Но его взгляды оказали большое влияние на последующие работы.
Некоторые буржуазные ученые стали рассматривать древнюю Русь как совокупность «множества единовременно существующих небольших государств», недооценивая политической роли южной Руси[23]. Образование территории этих «небольших государств» относили к очень древним временам (Сергеевич, Владимирский-Буданов). Вследствие этого и недостатка материалов многие ученые (Сергеевич, Владимирский-Буданов, Пресняков) полагали, что образование государственной территории находится за пределами доступного нашему изучению[24].
Представление о том, что образование составных территориальных частей древнерусского государства лежит за пределами доступного изучению, укрепляло позицию норманистов, дававших готовое решение. Они утверждали, что древнерусское государство образовалось благодаря варягам. Их «теории» оправдывали «призвание» иноземцев и иноземное вторжение и получили, особенно за рубежом, враждебное русскому народу направление, на что указывал еще В. Ламанский[25]: норманнской «теорией» иллюстрировалась мысль, что русский народ неспособен к самостоятельной государственной деятельности.
Вопроса об образовании территории древнерусского государства касались также и антинорманисты. Д. Иловайский полагал, что образование русского государства, территория которого простиралась от Ильменя до Тамани, следует относить к очень древним временам, но объяснять не деятельностью норманнов, а развитием государственного устремления у роксоланского племени, обитавшего на среднем Днепре. По Иловайскому, образование древнерусской государственной территории было следствием завоевания одним племенем других племен[26].
В. О. Ключевский развил ошибочное учение о торговом происхождении земель-волостей и ошибочную теорию образования государственной территории.
По мнению Ключевского, с течением времени «успехи промысла и торга» создавали среди разбросанных дворов сборные пункты обмена. Некоторые из них «превращались в более значительные торговые средоточия, в города, к которым тянули в промышленных оборотах окрестные погосты, а города, возникшие на главных торговых путях, по большим рекам, вырастали в большие торжища, которые стягивали к себе обороты окрестных городских рынков. Так племенные и родовые союзы сменялись или поглощались промышленными округами». Древнерусский город, возникнув «из незначительного, но счастливо помещенного сельского рынка… превращался в средоточие нескольких таких рынков, становился сборным пунктом обширного промышленного округа»[27]. Когда «хозарское владычество поколебалось, малые и большие города начали укрепляться и вооружаться. Тогда погосты стали подчиняться ближайшим городам, к которым они тянули в торговых оборотах, а малые города подчинялись большим, которые служили им центральными рынками. Подчинение вызывалось или тем, что вооруженный и укрепленный город завоевывал тянувший к нему промышленный округ, или тем, что население округа находило в своем городе убежище и защиту в случае опасности, иногда тем и другим вместе. Так экономические связи становились основанием политических, торговые районы городов превращались в городовые волости. Эти области старинных больших городов и легли в основание областного деления, какое видим на Руси впоследствии в XI и XII вв.»[28].
Итак, по Ключевскому, в основании территории земель-волостей XII в. легли области, сложившиеся с развитием внешнего и внутреннего рынков, с ростом городов как центров обмена и принявшие в силу военных условий форму политическую.
Бесспорно, что Новгород, Смоленск, Полоцк, Ростов, Киев выросли на больших водных магистралях. Но совершенно естественно, что наилучшим источником для обогащения поборами с населения служили наиболее населенные места, особенно там, где в силу местных условий население было достаточно платежеспособным. Население скучивалось преимущественно по большим речным путям, и понятно, что здесь вырастало большинство «областных» городов.
Все известные Ключевскому данные не давали оснований заключить, что городские «области» сложились под влиянием возраставшего обмена[29]. Археологические разыскания наших дней также не дают к тому оснований, хотя обнаруживают замечательную картину самобытного ремесленного производства. Несостоятельность концепции Ключевского раскрывается не только в характере его рассуждений, но и в некоторых общих предпосылках. Ключевский думал, что только потребность «оградить пределы страны и ее степные торговые дороги» и появление варяжской вооруженной силы предрешили создание русского государства[30].
Русская буржуазная историография начала нынешнего века не предложила каких-либо новых точек зрения на образование территории древнерусского государства. Пресняков, как мы отмечали, полагал, что процесс перехода от родоплеменных объединений к не племенным («городским волостям») неуловим для исследователя. Этот новый строй он не выводил «из племенного, как продукт его органической эволюции». Варяжские элементы, оседая, получили, по Преснякову, значение организующей силы. Их деятельностью будто бы были созданы основные элементы древнейшего государственного строя[31]. Предметом; специального изучения интересующий нас вопрос не сделался, хотя интерес к другому важному вопросу — об образовании территории Московского государства — порождал целые монографии. Так, М. К. Любавский в 1929 г. опубликовал труд «Образование основной государственной территории великорусской народности». Любавский касается в нем и территории в более раннюю эпоху. Первая глава (предшествующая главе, трактующей о «возвышении» Московского княжества) посвящена «заселению верхневолжского и окского бассейнов». Как и когда образовалась здесь государственная территория, читатель не узнает, хотя познакомится с данными о заселении края славяно-русским народом. Идея классового происхождения государства чужда автору. Образование государственной территории толкуется им как процесс колонизации.
19
С. М. Соловьев. Указ. соч., стр. 12.
20
Там же, стр. 207–268.
21
«Журн. Мин. вн. дел», 1948, т. XXIII.
22
М. Погодин. Исследования, замечания и лекции, т. IV. М., 1850, стр. 328–330.
23
См., например: В. Сергеевич. Русские юридические древности, т. I, 1902, стр. 1.
24
«Скрытый от глаз историка процесс возникновения первоначальных волостей совершался, надо думать, медлепно, но не мирно» (В. Сергеевич. Указ. соч.) «Время происхождения земского государства должно быть отпесено к эпохе доисторической» (М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. Изд. 7, 1915, стр. 12); «Переход от племенного быта к строю городских волостей остается неуловимом в сколько-нибудь конкретных чертах» (А. Е. Пресняков. Лекции, т. I, стр. 74). Однако указанные историки предлагали некоторые общие соображения по вопросу о том, как образовались «волости-земли». Сергеевич писал, что «волости» обязаны своим возникновением каким-то «предприимчивым людям», строившим города; в городах нуждались, как и в XVI в., «для бережения» (стр. 11). Владимирский-Буданов только отмечал превосходство в волости «старшего города» (стр. 10). Пресняков, оставаясь на почве того понимания государства, которое предполагает существование единой власти, считал, что наличие «земель-волостей» исключает существование государственной территории во времена «Киевщины». О Русской земле оп писал: «…еще глубже подрывается самое представление о такой древнерусской территории, которую можно бы назвать государственной, раздробленностью ее на отдельные земли-волости, отношения между которыми часто принимают характер междугосударственных» (стр. 155).
25
«Об историческом изучении греко-славянского мира». СПб., 1871.
26
Д. Иловайский. История России, т. I, стр. 19–20 и др.
27
В. О. Ключевский. Боярская Дума. Изд. 5, 1919, стр. 22–28. Курсив наш. — А. Н.
28
Там же, стр. 22.
29
В. О. Ключевскому были хорошо известны сведения, сообщаемые Константином Багрянородным о торговле Руси с Византией, хорошо известен нумизматический материал, свидетельствующий о значительном числе кладов с куфическими монетами, о наличии примитивных форм обмена в VIII–X вв., а также были известны данные о развитии ремесленной и иной промышленности в X–XII вв. Книга Н. Аристова «Промышленность древней Руси» вышла в свет еще в 1866 г.
30
В. О. Ключевский. Курс русской истории, т. I, М., 1904, стр. 173–174.
31
А. Е. Пресняков. Лекции…, стр. 47, 137.
Среди буржуазных историков нынешнего века как антинорманист выступал проф. В. А. Пархоменко, который в понимании общих вопросов образования древнерусского государства стоял близко к Иловайскому и Ключевскому. Образованию государства, по Пархоменко, предшествовали передвижения, завоевания и союзы племен. Государство сложилось на Днепре, «спаянное общностью интересов торгово-экономических, военных и других». Вопреки показаниям Константина Багрянородного, Пархоменко утверждал, что «связи Новгорода с Киевом» установились «лишь в 970 г.». Размеры «державы» Ярослава он определял весьма упрощенным способом: указанием на центры, где были посажены его сыновья (бассейн верхнего и среднего Дпепра и Новгород). См.: В. А. Пархоменко. У истоков русской государственности. Л., 1924, стр. 81, 111 и др.; Его же. Характер и значение эпохи Владимира. «Уч. зап. ЛГУ», серия историч., 1941, вып. 8, стр. 214.