Страница 4 из 17
— И с какой-нибудь болячкой, которой мы все можем заразитися. И тогда нам придется экономить на еде, чтобы платить врачу.
И здесь он по-настоящему рассердился на нее.
— Вообще-то, я рассчитывал на поддержку.
— Господи, Том, я пытаюсь…
— Хотя бы одно доброе слово услышать! «Молодец, что стараешься, Томе. Мы рады, что ты ради семьи готов переться черт знает куда». Что-то вроде этого. Разве я много прошу?
— Я только хочу сказать…
Но, прежде чем она успела договорить, дверь кухни открылась и закрылась. Он вышел на задний двор выкурить сигарету. На этот раз, посмотрев на Тину, Пит увидел несчастное и взволнованное лицо. В конце концов, ей было только восемь. Пит улыбнулся и подмигнул. Тина в ответ с сомнением улыбнулась, после чего вернулась к жизни подводного царства под названием Бикини-Боттом, где папы не теряют работы и не шумят, а детей не лишают карманных денег. Если те ведут себя хорошо.
Вечером, перед отъездом, Том отнес дочку в кровать и поцеловал. Еще он поцеловал миссис Бизли, любимую куклу Тины — чтобы повезло, сказал он.
— Папа? У нас все будет хорошо?
— Обязательно, дорогая, — ответил он. Она запомнила это. Уверенность в его голосе. — Все будет просто замечательно. А теперь спи.
Он вышел из комнаты, как всегда. Это она тоже запомнила, потому что никогда не видела, чтобы он так ходил.
Наверху крутого въезда, ведущего от Марлборо-стрит к центральной городской парковки, Том воскликнул:
— Эй, эй, ну-ка притормози!
— Ты что? За мной машины едут, — ответил Тодд.
— На секунду. — Том поднял телефон и сфотографировал людей, которые стоят в очереди. Их уже было человек сто. Может, и больше. Более рядом дверей баннер. На нем было написано: «1000 рабочих мест Гарантированно!» А ниже: «Мы поддерживаем жителей нашего города! — МЭР РАЛЬФ КІНСЛЕР».
Позади ржавой «Субару» 2004 года Тодда Пейна кто-то посигналил.
— Томми, не хочу портить веселье, пока ты сохраняешь в памяти эту замечательную картину, но…
— Поехали, я закончил. — перебил его Том и, когда Тодд въехал на парковку, где все ближайшие к зданию места уже были заняты, добавил: — Хочу показать эту фотографию Линде. Знаешь, что она сказала? Если мы приедем сюда к шести, будем первыми в очереди.
— А я тебе говорил! Тоддстер не обманет. — Тоддстер припарковался. Громко выпустив газы и зарычав, «Субару» замерла. — До рассвета здесь тысячи две народу соберется. С телевидения приедут. Из всех каналов. «Сити эт сикс», «Морнинг репорт», «Метроскан». Может, у нас интервью возьмут.
— Я соглашусь на любую работу.
Линда не ошиблась насчет одного: было сыро. В воздухе чувствовался запах озера, тот самый аромат, немного пахнущий канализацией. И было холодно, настолько, что дыхание почти превращалось в пар. Столбики с желтыми полосками «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ» выгибала толпа соискателей работы, превращая в зигзаг, сборки которого напоминали живой аккордеон. Том и Тодд заняли место между последними столбиками. Сразу же за ними пошло еще несколько человек, преимущественно мужчины, одни в плотных флисовых рабочих куртках, другие — в пальто типа «мистер Бизнесмен» и с прическами типа «мистер Бизнесмен», которые уже понемногу теряли свое взлелеянное совершенство. Том прикинул, что, если и дальше так пойдет, до рассвета очередь растянется до конца парковки, и это будет минимум за четыре часа до того, как дверь откроется.
Его внимание привлекла женщина, которая прижимала к груди младенца. Она стояла от них на расстоянии нескольких сборок. «Это ж какая должна быть безысходность, — подумалось Тому, — чтобы вот так посреди холодной, дождливой ночи выйти из дома с таким маленьким ребенком». Малыш висел в нагрудной сумке. Женщина разговаривала с каким-то тучным мужчиной с перекинутым через плечо спальным мешком, и ребенок переводил взгляд с одного лица на другое, словно самый молодой в мире любитель тенниса. Забавно.
— Не хочешь согреться, Томми? — Тодд достал из своего рюкзака бутылку «Беллз» и протянул назад.
Том уже почти сказал «нет», вспомнив последние услышанные от Линды слова: «И не дай Бог я почувствую, что от тебя спиртным пахнет, когда ты вернешься», но потом взял бутылку. На улице было холодно, и от одного глотка беды не будет. Он почувствовал, как виски течет вниз, обжигая горло и желудок. «Прополощи рот, перед тем как подойти к стенду, — напомнил он себе. — Ребят, от которых попахивает виски, на работу не берут».
Когда Тодд снова предложил сделать по глотку — было это около двух, — Том отказался. Но когда в третий поступило новое предложение, Том взял бутылку. Оценив уровень жидкости, он понял, что Тоддстер спасался от холода очень активно.
«Какого черта», — подумал Том и сделал немного больше чем глоток; на этот раз наполнив весь рот.
— Вот это дело! — произнес Тодд едва слышно, растягивая звуки. — Давай, покажи свою темную натуру.
Поток соискателей работы продолжался, их машины осторожно продвигались сквозь густой туман со стороны Марлборо-стрит. Очередь уже вышла далеко за столбики и больше не изгибалась зигзагом. Поэтому казалось, что он понимает, какие экономические трудности постигли страну — разве он сам не потерял работу, к тому же очень хорошую работу? — Но по мере того как прибывали машины и очередь растягивалась (ее конца уже было не рассмотреть), реальное положение вещей начал раскрываться перед ним в новом, ужасном свете. Возможно, «трудности» было не совсем уместным словом. Вот «беда» — то, что надо.
Справа от него, в лабиринте столбиков и лент, которые указывали дорогу к двери зала, заплакал ребенок. Оглянувшись, Том увидел, как мужчина со спальным мешком поддерживает краешек нагрудного сумки, чтобы женщине («Господи, — подумал Том, — она сама что тот подросток») было удобнее вытаскивать оттуда ребенка.
— Что это за чертовщина? — спросил Тодд уже совсем непослушным языком.
— Ребенок, — ответил Том. — Женщина с ребенком. Девочка с ребенком.
Тодд присмотрелся и воскликнул:
— Мать твою! Вот это настоящая безотве… безответ… безответственность.
— Ты что, опьянел уже? — Линде Тодд не нравился, она не видела в нем ни одной положительной черты, и в этот момент Том готов был с ней согласиться.
— Немного. Когда дверь откроется, я буду в норме. У меня есть мятные конфеты.
Тому захотелось спросить у Тоддстера, нет ли у него с собой візина — глаза у него совсем покраснели, — но он решил, что сейчас не хочет с ним разговаривать. Он снова посмотрел туда, где стояла женщина с ребенком, который заходился от плача. Сначала ему показалось, что она ушла. Потом он посмотрел вниз и увидел, что она заползает в спальный мешок здоровяка, держа ребенка на груди. Мужчина держал мешок открытым, чтобы ей было удобнее. Младенец продолжало скулить.
— Ты что там, не можешь заткнуть ребенка? — рявкнул мужской голос сбоку.
— Кто-то должен позвонить в социальную службу, — добавил женский голос.
Том подумал о Тине в таком возрасте, вообразил ее здесь, этим холодным рассветным утром, и подавил в себе желание крикнуть мужчине и женщине, чтобы они заткнулись… Или, еще лучше, набить кому-нибудь морду. В конце концов, они же все вместе здесь стоят, разве не так? Вся эта толпа бедолаг и неудачников.
Плач сделался тише, затих.
— Наверное, кормит его, — сказал Тодд и сжал себе грудь, показывая.
— Да.
— Томми?
— Чего тебе?
— Ты же знаешь, что Эллен потеряла работу?
— Черт, нет, ничего об этом не знал. — Он сделал вид, что не замечает страха, написанного на лице Тодда. И влажного блеска в его глазах. Возможно, это из-за выпивки или холод. А возможно, и нет.
— Ей сказали, что позовут обратно, когда все наладится, но они и мне то же самое говорили, а я уже полгода ищу работу. Я обналичил страховку. Эти деньги уже закончились. Знаешь, сколько у меня в банке осталось? Пятьсот долларов. Знаешь, на сколько хватит пять сотень, если буханка хлеба в «Крогер» стоит бакс?
— Ненадолго.