Страница 2 из 137
У М. Ю. Лермонтова было тогда, еще в Петербурге, предчувствие близкой смерти. В Ставрополе он сказал мне, что ему вовсе не чужд дар его древнего предка Томаса Лермонта, барда и вещуна,[4] родственника шотландских королей уже в XIII веке.
Нам было предписано ехать вместе в Дагестан, в экспедиционный корпус, но, презрев военную дисциплину, Лермонтов-фаталист подбросил полтинник с двуглавым орлом: орел — едем в Дагестан, решетка — в Пятигорск. Так нам выпал роковой жребий: ехать в Пятигорск, навстречу гибели поэта.
В Пятигорске мы остановились переночевать в гостинице армянина Найтаки. И сразу же Лермонтов узнал, что в Пятигорске находится и смерть его: Мартышка, или Мартыш, — так всегда называл он нашего сотоварища по юнкерской школе Николая Соломоновича Мартынова. И еще, потому что Мартынов был Соломоновичем по отчеству и отец его был откупщиком, называл он его в шутку «жидовином».
Узнав, что Мартынов в Пятигорске, Лермонтов тут же послал за ним.
Мартынов сообщил нам, что поселился в переполненном Пятигорске у Чиляева и что у этого домовладельца не сданы еще все комнаты. Утром мы и обосновались с Лермонтовым в маленьком домике чиляевской усадьбы, рядом с домом знакомой нам генеральши Верзилиной, во флигеле которой сняли комнаты Мартынов, Трубецкой и Глебов.
Так злой рок поселил всех участников близкой дуэли — ее бойцов и четверых секундантов — в одном дворе, за одним забором. Так Лермонтов оказался в западне.
«Лучше служить Аполлону в салонах Пятигорска, — сказал мне весело Лермонтов, главный актер в этой драме, — чем генерал-лейтенанту Аполлону Васильевичу Галафееву на линии в Дагестане».
На этом предисловие, написанное рукой Монго, Столыпина, друга и секунданта М. Ю. Лермонтова, обрывается. Далее следует рукопись того же Столыпина, написанная, судя по всему, на основании записок самого М. Ю. Лермонтова. Рукопись эта была обнаружена мной в июне 1981 года в Ватиканской библиотеке и снята на ксерокс с разрешения экклезиарха и префекта этой библиотеки в Ватикане.
Часть I
ПОТОМОК ВЕЛИКОГО БАРДА ЛЕРМОНТА
Народ, который забывает свое прошлое, не имеет ни настоящего, ни будущего
После недавнего ливня все вокруг сверкало на солнце: и притихшее Северное море, и блестящие скалы, и каменистый берег. И даже чайки казались белее и чище.
Ему было десять, ей — девять. Он стоял на берегу, приложив руку козырьком ко лбу, и смотрел на девочку в рыбацком ялике, сидевшую на веслах. Она обернулась к нему, выхватила из-за пазухи черный платок и стала размахивать им. Он зашатался и, схватившись за сердце, спотыкаясь, побрел туда, где рядом были выкопаны две мелкие ямки в песке с двумя крестами из прутьев в изголовье. Он повалился навзничь в одну из ямок и молитвенно сложил руки на груди.
Из-под приспущенных ресниц он видел, как девочка подошла к нему и воскликнула театральным голосом:
— Боже мой! Мой любимый принц! Мой верный рыцарь! Он умер, он умер!.. А в моей руке — волшебный эликсир. Я исцелить его спешила. О мой возлюбленный, ты любовь моя и моя смерть! Так пусть же и я умру с тобою!..
Она взмахнула руками, закрыла огромные зеленые глаза. Солнце вспыхнуло огненным нимбом за ее взлохмаченными ветром густыми волосами. Упав в песчаную ямку рядом, она тоже молитвенно сложила на груди руки. Из-под нежного века скользнула и пропала в кудрях слеза.
Полежав, он улыбнулся и захрапел, будто мужлан во сне. Девочка затопала ногами, закричала тонким голосом:
— Фу, как гадко! Противный мальчишка! Нет, ты не Тристан. Не получится из тебя рыцарь!.. — И, театрально рыдая навзрыд, побежала по берегу. Прибой лениво зализывал следы ее маленьких босых ножек на песке.
Джордж и Шарон любили играть в Тристана и Изольду. Эти представления они устраивали под шотландским городом Абердином летом 1606 года под тревожный плеск прибоя сурового Северного моря.
Всю жизнь потом не мог забыть Джордж эти следы на песке.
Родился Джордж Лермонт в канун дня Всех Святых, а это согласно поверью давало ему власть над невидимым миром фей и эльфов, что и подобало потомку великого барда Томаса Рифмотворца, возлюбленного королевы фей.
Король Иаков VI, сын ревностной католички Марии Стюарт, стремился подчинить себе чересчур ретивых последователей Джона Нокса — вождя Реформации в Шотландии. Подстрекаемая зажигательными проповедями пресвитеров против короля, 17 декабря 1596 года толпа эдинбургских жителей напала на городскую башню Толлбут, где всемилостивейший монарх вершил суд и расправу, и король едва спасся от своих разъяренных подданных. Покинув столицу, он повелел напустить на нее верных ему воинственных горцев и отчаянных драчунов Пограничья. Умерив свой гнев, Иаков помиловал горожан Эдинбурга и их магистратов, но пригрозил, что в случае новых беспорядков отберет у столицы ее исконные права.
— Боюсь, что наш сын, — сказал отец Джорджа его матери, — будет жить в бурное время.
Правда, в царствование Иакова VI[5] Шотландия впервые за долгие столетия не знала войны, но междоусобная брань между крупными вельможами и мелкими дворянами не прекращалась, и симпатии нетитулованного дворянина капитана Эндрю Лермонта неизменно принадлежали последним.
Первым воспоминанием Джорджа Лермонта в жизни стали неповторимый вкус материнского молока и волшебные песни и баллады о родной Шотландии, что певала мать над его колыбелью. В этих древних песнях слышались отзвуки его далеких предков — варягов, норманнов, в незапамятные времена пиратствовавших в Северном море, плававших на торговых кораблях «из варяг в греки» в чужедальнем краю из Балтийского моря и Финского залива по реке Неве в Ладожское озеро, а оттуда волоком по верховьям Днепра вниз по Славутичу до Черного моря и по нему во врата Константинополя. Вдоль этого водного пути на месте складов и строились первые русские города…
Мать часто пела ему, играя на арфе, и сызмальства запала в сердце Джорджа одна песня, которую в зрелые годы он не мог никак вспомнить, хотя где-то глубоко в сердце звучала она всю его жизнь. Никто никогда не говорил, что у мамы хороший голос, но не было для него святее и прекраснее песни, чем та колыбельная. Когда он подрос и узнал, что нет во всей Шотландии пернатого певца лучше малиновки, или королька, что прячется в осоке, называемого всеми сынами ее «шотландским соловьем», он сравнил колыбельную мамы с песней малиновки.
На всю жизнь запомнилось, как мама берет арфу, грациозным, полным милого изящества жестом воздев рукава, и пробегает пальцами по звучным струнам. Мама не раз говорила ему, что эта десятиструнная арфа (на такой арфе играл библейский Давид!) в XII столетии принадлежала великому барду и пророку Шотландии, автору «Тристана и Изольды» Томасу Лермонту.
По-английски маму звали Мэри, в честь королевы, по-шотландски — Mhore. Так называл маму отец.
У Мэри Лермонт, урожденной Дуглас (из клана Черных Дугласов), были необыкновенно тонкие, легкие, летучие волосы совершенно пепельного цвета, выдававшие в ней северных соотечественников Лермонтов. В Шотландию ее родители приплыли с Оркнейских островов, где немало было Лермонтов, сохранивших свою древнюю благородную фамилию.
Когда мама играла и пела, Джорди (так мама называла Джорджа на шотландский лад), рано невзлюбив сидеть на маминых коленях, плюхался на шкуру вепря и, подперев кулачком челюсть, смотрел на дивные чудеса в очаге и храбро тушил ладошкой вылетавшие оттуда мухами огненные искры.
А мама пела и пела ему песни и баллады Томаса Рифмотворца.
— Запомни, сын, запомни навсегда, на всю жизнь, — говорила, сидя над ним, мама, и глаза ее голубые, каким так редко бывает небо Шотландии, горели синим огнем, — что наши предки жили и славились среди людей и десять, и пятнадцать, и двадцать поколений тому назад. Я, твоя мать, из рода Лермонтов и Черных Дугласов, наиславнейшего из знатных родов нашей Каледонии.[6] Эти Дугласы причинили много зла бедному народу, воюя и против южников-англичан в Пограничье, и против своего же народа. Недаром прозвали этих феодальных лордов Черными Дугласами.
4
Вальтер Скотт, великий Вальтер Скотт, заслуживает быть представленным с неожиданной для него стороны. Благодаря его балладе о Томасе Лермонте «Менестрелы шотландского Пограничья», изданной в 1802 году, М. Ю. Лермонтов узнал о своем родстве с Томасом Лермонтом и отказался от ложного убеждения, что родоначальником Лермонтовых был герцог, а затем кардинал Лерма, не имевший к Лермонтам никакого отношения. И слава Богу, потому что был этот Лерма лихоимцем и казнокрадом, которого разоблачили после смерти его патрона Филиппа II и заставили вернуть награбленное в казну. (Вот к какому казусу приводит незнание генеалогии!)
5
Унаследовав трон после смерти королевы Елизаветы, король Шотландии Джеймс (Иаков) VI стал называться Джеймсом (Иаковом) I в Англии в 1625–1649 году.
6
Старинный поэтический синоним Шотландии, идущий от времен Юлия Цезаря, напрасно пытавшегося завоевать не только Англию, но и Шотландию.