Право на льготы

Ну я и полетел, по безднам любви и алкоголя. Английский язык в школе я учил пять лет. С гордостью умею считать на этом языке до десяти. Вот собственно и все основания для гордости и все знания. Прорвемся братцы! Мы что, не солдаты что ли?

Через сутки, ночью, прямо в аудитории признаюсь жутковатого вида англичанке в пылкой любви. Она требует доказательств. Доказываю, пять раз подряд. Итоговая оценка за экзамен: пять. На торжественном заседании под колокольный звон мне вручают студенческий билет. Открываю глаза. Как жаль, что это всего лишь сон. Моя комната залита солнечным светом, по бликам светила определяю время, скорее всего полдень. Определяюсь в пространстве: лежу дома на кровати. Все дребезжит и дребезжит телефон. Встаю, спотыкаясь бреду к аппарату связи, чувствую отвратительную сухость во рту, слабость во всем теле и сильнейшее желание выпить пива. Снимаю трубку телефона, чуть шевеля распухшим шершавым языком с трудом выговариваю:

-- Алё?

-- Вам к шестнадцати ноль-ноль сего дня надлежит прибыть в Комитет Государственной Безопасность, кабинет номер двенадцать, - слышу сухой безразлично казенный голос.

-- Колек? Пошел ты на хер! - еле отвечаю я и бросаю трубку.

Иду принимать душ, телефон опять трезвонит. Да пошли вы все! То в фонд Мира вызывают, то Политбюро меня просит пожаловать, а теперь уже и за КГБ взялись. Просто достали друзья-товарищи своими подначками. Принимаю твердое решение: хватит пить!

В полном соответствии с принятым решением иду в пивнушку. Там меня уже хорошо знают. Продавщица подает мне только неразбавленное и свежее пиво. С ее стороны - это подвиг. Раз кружка, легчает! Вторая кружка, а ничего жить можно. А как известно: Бог он Троицу любит. Беру третью кружку и смакуя не спеша пью пенистое холодное пиво. Бодро, полный жизнью и с переполненным мочевым пузырем возвращаюсь домой. У двери моей квартиры ждет пожилая тетенька и со смесью ужаса и сострадания смотрит на меня, у нее через плечо на ремне переброшена большая казенного вида сумка - почтальон.

-- Вам повестка, - скорбно говорит тетенька - почтальон и протягивает мне казенного вида бумажонку. Не глядя на меня тихонько, просит:

-- Распишитесь в получении.

Расписываюсь. Смотрю, а куда это меня вызывают? Все ясно, ждет меня не дождется контора глубокого бурения. Время прибытия 16. 00.

КГБ в СССР был окутан завесой таинственности. Граждане по-разному относились к этой, стоящей на страже мира и социализма, организации. Но почти все были уверены, там всё знают, обо всем ведают, а еще дураков там не держат. Одного из моих почтенных предков расстреляли в тридцать седьмом, затем реабилитировали в пятьдесят шестом и особых симпатий к товарищам из ЧК я не испытывал.

Ну да ладно. Войдя в здание областного управления, предъявляю дежурному прапорщику повестку и паспорт. Пока прапор звонит по белому служебному телефону, осматриваюсь. Пустынно, прохладно, торжественно, уныло. Да и хрен с вами!

Прапор удостоверившись, что я не шпион, объясняет куда идти. Бодренько уминая ботинками ковровую дорожку, шагаю по коридору. Кабинет номер двенадцать. Останавливаюсь и вежливо стучу в дверь.

-- Войдите, - приглашает молодой мужской голос. Тон голоса какой то неприятный. Или мне показалось?

Не успел ещё представится и сесть на новенький стул за полированный приставной столик, как хозяин кабинета сразу меня огорошил:

- Кто дал вам право выдавать военные и государственные тайны нашей страны? - грозно спрашивает чекист, пытается сверкать глазами и вопрошает, - Вы хоть знаете что за это положено?

Обалдев замер перед стулом. Вытаращив глаза, смотрю на молодого парня. Или он дурак или я уже до белой горячки допился. Военных тайн я никогда не знал, а государственные мне никто и думал доверять.

-- Садитесь, - смилостивился чекист, - разговор у нас с вами будет долгий.

-- Да что я такого сделал? - усаживаясь и недоумевая, задаю вполне уместный вопрос.

Медленно, торжественно раскрывает чекист, канцелярскую папку и начинает читать. Оказывается, что по моим лживым россказням, части и соединения сороковой армии не сажают деревья, не строят дома и не катают на боевой технике счастливых и благодарных афганцев, как это утверждают печатные органы советского правительства, а активно участвуют в боевых действиях. А вот это подлая клевета на советский строй, это очернение великой интернациональной миссии нашего народа. А еще я лью воду на реакционную мельницу мирового империализма, из чего однозначно следует ...

"Боже ж ты мой! - ерзая ягодицами на жестком сиденье канцелярского стула, и слушая как вещает мой разоблачитель, думаю я, и делаю для себя удивительное открытие, - Оказывается и в КГБ дураков полно"

-- Но у вас еще есть возможность искупить свою вину, - чуток помолчав бросает мне круг надежды и спасения так и не представившийся товарищ из конторы.

-- Это еще как? - растерялся я от его глупости.

-- Делом помочь органам, - доверительно сообщает чекист.

-- На работу что ли к вам пойти?

-- Можно и так сказать, - чуточку скривился товарищ.

"Господи помилуй! - наконец-то дошло до меня, - да они же из меня стукача хотят сделать"

Ах ты сучонок! Да у нас в части стукачей тут же мочили. Значит я в горах подыхал, пока ты тут херней занимался, а теперь я еще должен перед тобой тут на задних лапках выплясывать. Х..й тебе!

По полученному жизненному опыту год срочной службы за десять лет обычной жизни идет. То что этот болван меня "на пушку" берет совершенно ясно. То что он просто идиот это из его поведения сразу видно. Надо милый, надо тебя в говно мордой ткнуть. Последствия? Да и хрен с ними!

-- Если я дам признательные показания, вы даете гарантию что меня не расстреляют? - после краткой заминки с легкой тревогой интересуюсь я и волнуясь начинаю барабанить пальцами левой руки по полированной поверхности стола.

-- Ну, - насторожившись, тянет товарищ, - это зависит, от многих обстоятельств, -

и орет:

-- Давай колись!

И вот я колюсь. Настоящий пламенный интернационалист и убежденный комсомолец, был похищен агентами ЦРУ и не выдав никаких тайн геройски погиб под пытками. Вместо него был внедрен шпион (потомок злобных клеветников) которого в результате пластической операции, внешне не отличить от погибшего героя. Вот я и есть этот самый шпион, разоблаченный проницательным сотрудником государственной безопасности. Горько раскаиваюсь, молю сохранить мою шпионскую жизнь, готов служить великому делу социализма и вместе с ЧК защищать мир во всем мире. В таком вот духе. О шпионах я знал только по книжкам. И детали "признания" о своем задании и шпионской подготовке вдохновенно переработав черпал оттуда. Судя по внешней реакции товарища, свои знания о враждебной деятельности иностранных спецслужб, он тоже получал не только из циркуляров своего ведомства, но и из художественной литературы и соответствующих кинокартин. Сам-то товарищ наверно думал, что выражение лица у него "каменное", но было заметно, что его волнует и манит трепетная надежда: "А вдруг?! Это же какой взлет в карьере! Орден! Это минимум. Повышение по службе - вне всяких сомнений. Глядишь ещё и Москву переведут!"

-- Все изложите в письменном виде, - сурово приказывает товарищ, давая мне чистые листы белой бумаги и дешевую шариковую ручку, а сам по внутренней связи звонит и с нотками подобострастия просит:

-- Очень прошу вас зайти ко мне. Срочно! - короткая пауза и снова, - детали изложить не могу. Но дело чрезвычайно срочное! Да! Думаю, что оно как раз в компетенции именно вашего управления.

Пишу свое "признание", а сам все сомневаюсь, а вдруг он психиатра пригласил. Не задает вопросы, не уточняет детали. Может он как и я, просто под дурака косит?

Минут через десять, когда основная часть моего "признания" была уже готова, в кабинет заходит еще один товарищ. Возраста неопределенного, телосложения среднего, одет в летние голубенькие джинсики, белая рубашечка с короткими рукавами, обут в легонькие туфельки, лицо такое округлое заурядно простецкое. Прямо Иванушка - дурачок. Товарищ отведя "Иванушку" к окну тихо докладывает. "Иванушка" во время доклада смотрит в мою сторону и слегка улыбается.