Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 7

Наш механик в соседний город, столицу местных горняков и металлургов, за ней, за водкой-то, специально, с оказией, в пятницу ездил. Потому, как в нашем гарнизонном магазине, на который бронзовый Ильич нам рукой с постамента день и ночь показывал, в те времена были только вино, коньяк и ром. А этот ром был, к слову сказать, еще такой, которым негры из-за своей завоеванной независимости напрочь отказались травиться. Так он и назывался – «Ром для негров». Вот тянуло военторг на экзотику – и ром, и настоящий португальский портвейн, и венгерский токай, шотландский виски «Клуб 96», и ирландский джин – а водки нет! Какие-то извращенцы закупками руководили, да! Водку же почему-то в те времена наш «ванькинторг» не закупал для гарнизонов из зависти и вечной тыловской вредности Измывались над русским служилом людом! У-у, иезуиты! – погрозил он кулаком какому-то неведомому личному врагу.

Наверное, там рассчитывали, что ворованное корабельное (или авиационное) шило мы больше уважаем и покупать водку просто не будем. Ага! Или нравственность нашу кто-то берег, резонно полагая, что коньяка и джина много не выпьешь.

А на трезвую голову совершать аморальные поступки у нас как-то совсем не принято… Списать свою дурь на плохую водку со слабой закуской – это нормально, тебе даже посочувствуют. Кое-кто… А вот «подвиг» по своей собственной дури не простят! Говорят, сам Александр III точно так поступал – пьянство прощал, но и только… он солдат был по духу, знал, что почем!

Был, конечно, и обычный портвейн – но он на любителя. Да и качество, извините, но, мягко говоря, там совсем не ночевало! Так, цистерну из-под среднего вина сполоснули а воду с остатками по бутылкам разлили… – высокомерно пояснил Палыч со знанием дела.

Я сам из казачьих краев, там к вину с детства приучены. Но! – многозначительно поднял указательный палец вверх и сделал эффектную паузу Егоркин. А когда все уважительно заткнулись, он продолжил поучающим тоном:

– К вину – то домашнему и хорошему, да за щедрым столом среди родных и друзей. Да и само вино там – это чистейший виноградный сок, напитанный нашим щедрым кубанским солнцем! Для радости своей и своих друзей его казаки делают испокон веку! Поэтому алкашей – синюшников у нас и на порядок поменее будет, чем в центре среднестатистической России – матушки. Это – если брать в процентах на душу населения.

Офицеры недоверчиво фыркнули.

Егоркин смочил пересыхающее, как река в пустыне, горло стаканом свежайшего «Кольского» пива и продолжил: – У нас, у военных-то, водка, тогда в дефиците была, как объяснил уже, а вот горнякам без нее, без русского национального анти стресса, нельзя никак – а то их план добычи и производства в опасности будет. И это их начальство и партийное руководство прекрасно понимало. И там все всегда было, невзирая на течения и веяния. Ибо хром, медь и никель – всяко важнее газетной шумихи.

Вот и снаряжали мы с оказией делегации к ним периодически, и – особенно, перед праздниками. Чем создавали им очереди иногда. Но – ничего, горняки – они мужики с понятием! Тем более, что многие из них в Заполярье, да на Северном флоте срочную службу оттрубили. А вот уж это – как братские узы!

Так вот, отдохнули мы тогда шикарно, никто никуда не торопил, следующий день тоже был выходной – за недавние удачные учения, которые «съели» пару выходных у всего флота.

Солнца никто давно за горизонт не закатывал – конец июля. Попели мы вдоволь разные песни – и народные, и не очень, поговорили, как всегда, и обо всем, по закону древних викингов. Ага, точно – в море – о бабах, а с бабами о – море. Откуда знаешь? У вас – тоже? А куда денешься? Закон – он на то и закон!

И вот, когда заиграл гимн в Мишкином транзисторе, мы только тогда собрались и пошли домой. А со словами, или без слов он был, гимн-то, не помню!

Но все же думаю, что без слов – при такой закуске до шести-то утра водка бы давно бы кончилась, а у нас кое-что еще, на наше счастье, как потом оказалось, осталось… Ну, точно говорю, оставалось, просто забыли мы как-то про резерв, потому и не допили. И хорошо сделали, а иначе бы все мы были бы в рабстве, да и вы тоже. У кого, у кого? Да у этих, из созвездия Волопаса, система Сигма –347 какая-то. Откуда я такие матерные слова знаю? Узнаешь тут, блин…

Ну, вот, идем мы себе, идем, растянулись по старой немецкой дороге, вдоль недостроенных еще в ту в войну тяжелых береговых батарей. Таких штолен и шахт под подбашенные отделения тяжелых орудий в округе было достаточно.





А самих тяжелых орудий немцы установить не успели – пришлось ноги уносить. Только знающие люди говорили, что у этих башен сектор обстрела какой-то странный, и бетонные подбашенные отделения помассивнее, чем под 210 миллиметровые орудия будут, да и система обороны тоже какая-то не такая. И вроде видели наши разведчики в те времена какие-то странные летательные аппараты в наших местах, вроде детской «юлы». Даже после войны их здесь видали! И кое-какие странные истории, прямо мифы и легенды, рассказывали… Кто знает? Как и что задумывал неизвестный немецкий фортификатор, какое техзадание выполнял – уже не узнать!

Егоркин спохватился и вернулся к потерянной нити рассказа.

– Да, идем, значится, мы к поселку, разбились по интересам, кто по двое, кто по трое. Кругом – красота, пахнет травой, можжевельником. От залива морской прохладой веет! А я с Мишкой, своим закадычным приятелем, топаем самыми первыми, бодро прем шампуры, плащ-накидки, ведра из-под маринованного мяса. И как-то так резво с места взяли, легко оторвались от коллектива! Груженному – то цветочки нюхать, да природой любоваться не больно – то хочется, быстрей бы добраться до места, да разгрузиться. Или хотя бы оторваться от толпы и встать, сбросив поклажу, чтобы отдохнуть, пока остальные догонят. А те идут себе, поют во все горло застольный застойный репертуар.

И вдруг вижу – стоит какая-то хреновина чуть в стороне от дороги, по форме – как кастрюля, даже вроде бы и с крышкой, а размером – явно намного побольше «Камаза» будет. Даже с прицепом… И что интересно, пока совсем не приблизились – совсем было ничего не видно!

Даже с десяти-то метров – и то, как-то так размыто… Оптическая мимикрия – это мне потом уже рассказали. Хитрая такая штука, точно говорю… Правда, плохо понял, как она работает. Как-то транслирует изображение заднего вида на передний борт, только как – так я и не понял.

Так вот, а у этой штуки человек пять мужиков суетятся, одетые в какие-то серо-серебристые комбинезоны. Нет, такой мысли – как она туда попала-то, среди сопок-то и без дороги, у нас сразу не возникло. Водки, наверное, все-таки было много.

– Или мало! – вставил майор.

– Или мало! – подозрительно-покорно согласился Егоркин.

– Не отвлекайся, старый, давай дальше! – поощряющее и дружно сказала, почти хором, заинтересованная публика.

– Оставили мы свой груз на дороге, – продолжил он наматывать нить рассказа на веретено времени – и только у меня рюкзачок за спиной остался, лень снимать было. Да так и двинули к ним – мало ли, может помочь чем надобно?

Да и узнать было неплохо, кто они такие и откуда к нам – до норвежской границы – километров-то семь всего было, так мало ли? Захотелось, блин, проявить бдительность, ага… Подходим – а от этой железяки металлом гретым и каким-то разогретым маслом пахнет, да как-то не по-нашему, а запахи летние напрочь забивает. Подошли ближе, глядим, а они насторожились, один даже трубкой какой-то в нас тычет. Мы спокойно здороваемся, чего, мол, у вас, мужики?

Они молчат, и совсем не радуются нам. И тут вдруг что-то у меня в голове словно щелкнуло и вдруг слышу вроде какие-то голоса, но не ушами, а как-то внутри, прямо в голове. Где-то в мозгу, среди извилин они шевелятся, и не словами даже, а сразу образами – кто, мол, вы такие, и что вам надо?

Мне тоже потом это объяснили, что это обычная форма общения этих «тарелочников» при встречах с местными аборигенами. Чтобы с переводом не путаться. На пальцах это трудно объяснить, но где-то так…